Обманщик
Шрифт:
– Кто бы знал, на что способны мужчины!
Герц стоял посреди комнаты. Он только что вышел из ванной, но ужасно хотел вернуться обратно. Внутри словно что-то улетучивалось – все физическое желание, всякое стремление быть с этой женщиной, которая вечер за вечером дразнила его и провоцировала. Он чувствовал себя усталым и сонным. В горле скребли кошки, как при простуде. Нос вдруг заложило. «Ох, нынче все злые силы разом навалились на меня!» – сказал он себе.
Оба довольно долго молчали, потом Мирьям сказала:
– Наверно, лучше бы нам сегодня не начинать… – Она не договорила.
Герц
– Как хотите.
– Вот так все и происходит в моей жизни, – сказала Мирьям, и себе, и Герцу. – Едва что-то начинается, возникает миллион препон. Вы не виноваты. Просто такое у меня счастье. Я мечтала об этой встрече, а одновременно знала, что ее не допустят. Не Бесси. Силы, стоящие за ней.
– Как она догадалась, что я здесь, с вами? Тут надо быть ясновидцем. Я сейчас и правда не в настроении. Можно зажечь свет?
– Если хотите.
– Вы тоже не в настроении, – сказал он.
И Мирьям включила свет. Она сидела на диване, в халатике и шлепанцах. Лампа на столике возле дивана лила тусклый свет.
«Это не ее счастье, а мое, – подумал Герц, – впрочем, пусть считает как угодно…»
Его захлестнуло чувство любви к этой женщине. Он забыл о дискомфорте в желудке, сел рядом и сказал:
– Нет, Бесси нас не разлучит. Дружба, которая началась этой ночью, останется со мной до конца дней.
Мирьям бросила на него взгляд, одновременно вопросительный и насмешливый.
– Наверно, то же самое вы говорили Бесси.
– Вздор, вздор!
– Вы человек незаурядный, однако ж определенно циник. Любовь для вас не более чем игра. Ваши слова – как вы сами подчеркивали на лекции – сродни векселям с обязательствами, но без обеспечения. Если так, не стоит тратить время. Для меня любовь – дело серьезное, ужасно серьезное. Возможно, даже чересчур. Возможно, как раз поэтому на моем пути возникает столько препон.
– Все уладится.
– Когда? Я должна очень глубоко любить мужчину, только тогда мне хватит сил увести его от другой женщины. Подобных ситуаций я всегда избегала. С четвертого класса гимназии мужчины увивались вокруг меня. Здесь, в Америке, я ни одному не давала ни малейшего шанса. Зубной техник, у которого я работаю, не раз пытался пригласить меня в театр, в оперу или в ресторан, но я всегда настаивала, чтобы его жена тоже присутствовала. И вот вдруг мы с вами встречаемся, и я раздеваюсь при вас. В самом деле, никогда не думала, что могу быть настолько легкомысленной. Но этот телефонный звонок все испортил. Ваша жена с нетерпением ждет вас. И обе они вполне могут явиться сюда…
Мирьям снова рассмеялась. Секунду ее глаза искрились смехом, но сразу же опять помрачнели.
– Никто не явится…
Снова зазвонил телефон, и немного погодя Герц услышал, как Мирьям сказала:
– Да, Бесси.
Глава седьмая
1
Герц вышел на Бродвей и зашагал прочь от центра. Уже без двадцати час. Он решил подождать троллейбус. Как вдруг заметил, что в кафетерии через дорогу еще горит свет, и зашел туда, будто с намерением выпить чашку кофе, а вообще-то потому, что увидел внутри таксофон. Кабинка была пуста, и он набрал номер Минны. Думал, что в такую поздноту никто не ответит или он услышит голос Морриса, но трубку сняла Минна.
– Минна, это я… – сказал он.
Больше ничего сказать не смог, горло перехватило.
Минна помолчала, потом воскликнула:
– Герц, ты?
Не просто воскликнула, со слезами.
– Да, я, – хриплым голосом ответил Герц.
– Боже милостивый, я весь день искала тебя. Что с тобой случилось? Звоню-звоню – и каждый раз одно и то же: то ли никого нет, то ли просто не снимают трубку. Где ты пропадаешь весь день и весь вечер? Я со вчерашнего дня как в аду. Душегуб! Почему ты прячешься, когда все во мне рвется на куски? Садист! – прогремела Минна.
Судорожный всхлип оборвал крик. Герц поневоле отвел трубку от уха, чтобы барабанная перепонка не лопнула. Его обуревали досада, смех, желание заплакать – все разом. Чувствуя, как глаза наполняются слезами, он воскликнул:
– Ты все еще на что-то надеешься, шлюха, мерзавка, стерва!
Некоторое время царила тишина, Герц слышал лишь приглушенное хныканье.
Потом Минна печально спросила:
– За что мне это?
– За то, что ты лгунья, воровка, шлюха и все прочее! – бросил Герц. – Будь проклят тот день, когда я впервые увидел твою мерзкую физиономию!
Всхлипы стали громче.
– Что я сделала, Герц? Что я сделала?
– Ты отлично знаешь что. Завела шашни с бывшим мужем, которого так громогласно обвиняла во всех грехах. Мало тебе обмануть Морриса, ты и меня обманула. Нет развратницы хуже тебя. Обманщица, шлюха, лицемерка паршивая!
Герц услышал стон: Минна хотела что-то сказать, но не смогла. Она плакала в трубку, как ребенок, которого совершенно незаслуженно обидели. Снова и снова повторяла какое-то невнятное слово, будто малыш, едва научившийся говорить. Внутри у Герца все напряглось. Никогда он не слыхал, чтобы Минна так горько плакала.
– Почему ты ведешь себя так, будто сейчас Йом-Кипур? – помолчав, сказал он. – Говори, что хочешь сказать!
– Ах, Герц!
И она заплакала еще пуще, еще громче. Он услышал грохот и звяканье. Видимо, телефон в квартире Минны упал со стола.
Герц окликнул, но ответа не получил. Услышал возню, шум и сдавленные всхлипы. Минна явно пыталась поднять упавший аппарат. Герцу показалось, что слышен и ворчливый голос Морриса.
«Способен ли такой виновный человек, как она, на столь убедительный поступок?» – думал он. Если да, то ложь в тысячу раз сильнее правды. Он ждал, пока Минна не подняла упавший аппарат. Внутри опять забурлило. Ужасный шум. «Опять одна из таких ночей!» – сказал он себе.
Снова Минна:
– Герц, ты еще слушаешь?
Отчаянный крик утопающего или получившего сокрушительный удар.
– Да, слушаю, – отозвался он.
Собственные слова прозвучали в его ушах библейски, пророчески, будто он говорил на древнееврейском и использовал выражение из Писаний: «Хинени – Вот Я».
Минна перестала плакать, но дышала тяжело и шумно. Заговорила она спокойно, хрипло, неторопливо:
– Даже приговоренному дают последнее слово.
– Говори все, что хочешь сказать.