Обманщик
Шрифт:
Несколько кварталов до кафетерия она прошла пешком. Становилось жарко, и в подземке наверняка сущее пекло. В Европе бушевала жестокая война, люди мерли как мухи, евреев загнали в гетто и заставили носить желтые повязки, а вот Минна затеяла сейчас, на пороге старости, любовный роман. Ах, все это воля Провидения. Таково уж ее счастье. Минне вспомнилась поговорка: десяток врагов не навредит человеку так, как он вредит себе сам.
Через дверь-вертушку она вошла в кафетерий и высмотрела Крымского. Рядом с ним сидела женщина, очевидно Пепи. Минна немного постояла, пристально глядя на нее. Оба покуда не заметили ее, были поглощены друг другом.
Вопреки своим телефонным ламентациям Крымский выглядел молодым, самодовольным, здоровым. На нем были красновато-коричневый пиджак, рубашка и галстук примерно того же цвета, полосатые брюки и белые туфли. Длинной ложкой он помешивал в стакане чай со льдом.
Пепи была маленькая, со свежеосветленными золотистыми волосами и короткой стрижкой. Ни дать ни взять кукла – красные губы, подсиненные веки, брови дугой, все подкрашено-подрумянено. Минна сугубо по-женски смерила ее взглядом. Определенно не моложе сорока пяти, утянута в корсет, правда, грудь пышная и зад красивой формы. Зубы, вероятно, тоже не свои. Зато ямочки на щеках и большие карие глаза. Она смеялась, очевидно шутке Крымского, и ковыряла вилкой кусок клубничного торта.
Минна ощутила укол ненависти к этой парочке. Ишь, занимают у нее деньги, а сами ни в чем себе не отказывают. Ей пришлось провести ночь в дешевой гостинице, а они живут в отдельных номерах «Марселя».
«Обструкцию они получат, а не чек», – решила Минна.
В этот миг Крымский поднял голову. Улыбнулся и помахал рукой. Встал, пошел ей навстречу, забрал сумку и поцеловал, сперва руку, потом в щеку.
Пепи тоже встала, тоже с улыбкой – любезной, душевной, слегка лукавой, сведущей. Взгляд ее как бы говорил: «Мы родня, обе жили с одним и тем же мужчиной».
«В постели она наверняка сущий кошмар», – мелькнуло в голове у Минны. Ею завладело что-то вроде ревности или, пожалуй, попросту зависти к этим беженцам, которые только что вырвались из когтей Гитлера и уже наслаждались всеми свободами и преимуществами Америки. Скоро они получат и чек.
Галантно, чуть ли не как танцмейстер, Крымский эскортировал Минну к Пепи. Та протянула Минне ручку с длинными красными ногтями. Улыбнулась любезно и кокетливо и голосом, в котором сквозил отзвук мужской силы, сказала:
– Вы, конечно, говорите по-французски?
– Немного. Почти все забыла.
Крымский немедля вмешался:
– Можно поговорить на идише. Пепи прекрасно владеет родным языком.
– Родители говорили со мной на идише, – сказала Пепи, с французским акцентом. – Моя бабушка вообще никаким другим языком не владела. А по-польски вы говорите?
– Когда-то говорила.
– Мы и английский учили, – добавила Пепи.
И, к своему удивлению, Минна услышала превосходный английский, хоть и с французским акцентом.
Минна вся сжалась от обиды и унижения. Она ведь и английского не знала. Герц и тот исправлял ее ошибки. Ей стало жарко и очень захотелось поскорее сбежать от этой чересчур талантливой парочки, но Крымский уже подвинул ей стул и спросил:
– Что тебе принести? Чаю со льдом? Кофе глясе? Пирожное? Мороженое?
Он взял поднос и пошел за кофе глясе, которого попросила Минна, а она осталась наедине с Пепи.
Та сказала по-английски:
– Я отчасти знаю вас по фотографиям, а отчасти по рассказам Зигмунта. Он до небес вас превозносит! Читал мне ваши стихи. Очень интересно. Порой я спрашиваю себя, отчего вы расстались. Но жизнь полна причуд. Надеюсь, мы сумеем стать друзьями. Почему бы и нет? Америка – потрясающая страна, и я уверена, здесь Зигмунта ждет успех. Он такой талантливый! Мы привезли очень ценные картины. Всего-то и нужно – сделать первый шаг.
– Да, в Америке вы добьетесь успеха, и я вам от души этого желаю, – сказала Минна.
– Странным образом вы похожи на мою тетю, – сказала Пепи. – Поразительное сходство.
Глава девятая
1
Из гостиницы на Сорок Третьей улице Герц Минскер зашагал прочь от центра, в сторону дома. Шел медленно, то и дело останавливаясь.
«Что я ей скажу? – спрашивал он себя, размышляя о Броне. – Может, лучше сперва позвонить по телефону? Может, пойти туда, когда ее не будет дома?» Хорошо бы съехать из квартиры спокойно, без разговоров с Броней и оправданий перед нею. Но как это сделать? Ведь у него там не только рукописи, но и костюмы, белье и книги, которые он привез из Европы и здесь, в Америке, возместить не сможет. Было также несколько чемоданов старых писем, а также документы, необходимые, чтобы стать гражданином Соединенных Штатов. Кроме того, на этот адрес поступала его корреспонденция – письма и запросы из университетов, где он ходатайствовал о профессорской должности, – а также небольшая стипендия от одной из беженских организаций.
«Ладно, не могу я сбежать, как вор в ночи, – думал Герц. – С другой стороны, раз уж я сбежал, то почему бы не сбежать и от Минны?» Броня, по крайней мере, не дергала его, а вот Минна будет держать на коротком поводке. Потребует отчета за каждую минуту каждого дня. Она хотела увезти его из Нью-Йорка, засадить в Кэтскиллских горах или в Майами-Бич, будто других мест нет.
«Нет, к ней я не вернусь! – решил Герц. – Пусть придет в кафетерий, прождет там час-другой, а потом поймет, что все кончено. Пусть помирится с Моррисом. Пусть едет в Кэтскиллские горы одна. Я не обязан в одиночку заботиться о каждой женщине в Нью-Йорке».
Герц ускорил шаги. Вот и дом, он миновал темный вестибюль. Забавно, после его ухода не прошло и пятнадцати часов, но казалось, будто он не был здесь уже много дней. Чего с ним только не случилось за эти часы! Он разоблачил «духа» и проводил домой, встретился с Минной, провел с ней ночь в гостинице, навсегда порвал с Моррисом. Отношения с Броней и Бесси тоже почти прекращены.
Он открыл дверь своей комнаты, но Брони там не было. На диване по-прежнему постель, как обычно приготовленная ему Броней. Герц заглянул в ящики комода. Все аккуратно разложено – его рубашки, носовые платки, носки.
Рукописи лежали в ящике письменного стола. Может, сесть и поработать часок? Нет, сейчас его мозг не настроен на работу.
От нечего делать Герц зашел в гостиную Бесси, где она устраивала сеансы и где перед ним материализовалась «Фрида».
– Вот и этому тоже конец, – сказал он вслух.
Зазвонил телефон, и на миг Герц задумался, отвечать ли. Снял трубку и услыхал голос Бесси.
– Герц, это вы? – хрипло воскликнула она.
– Да, Бесси, я.
– Что произошло? – секунду помедлив, спросила она полуобиженным, полульстивым тоном брошенной любовницы.