Обманщик

Башевис-Зингер Исаак

Минна легла на диван, скинула туфли. Лежала, ни о чем не думая, сломленная женщина, утратившая всякую надежду. Обычно телефон звонил то и дело, но сейчас молчал. Комната погружалась в темноту. Квадрат неба в окне набирал синевы, наливался сумраком. Половина окон квартиры выходила на Бродвей, половина – во двор. Откуда-то долетали приглушенное пение и голоса из радиоприемника. Потом вдруг кто-то вскрикнул – не то женщина, не то ребенок. «Покой – вот все, что требуется человеку, – сказала себе Минна, – счастливы усопшие!»

Она задремала, и ей

привиделось, будто она в Гаване. Кто-то вел ее по сигарной фабрике, и она увидела ящик, похожий на гроб. Внутри лежали огромные сигары, каждая длиной в несколько футов. «Неужели существуют великаны, которые курят такие сигары, или они для жителей других планет?» – спросила она. Вошел какой-то коротышка, гном с горбом впереди и горбом сзади, спросил одну из таких сигар. Минна во сне рассмеялась. Что это за безумие? Она услышала шаги и проснулась.

В комнате было темно, но со двора проникало немного света. На пороге стоял Моррис. Она узнала его по силуэту и по ужасному блеску черных глаз.

– Минна, ты спишь? – спросил он.

– Нет, Моррис, что случилось?

В ту же секунду Минна все вспомнила.

– Ты спрашиваешь у меня?

Минна села. Повисло тягостное молчание.

– Моррис, можешь делать со мной что угодно, только не выгоняй на улицу! – сказала Минна.

Ей показалось, что раньше она уже произносила эти слова или читала в какой-то книге. Они были как-то связаны с молитвой: «Не бросай нас во дни нашей старости».

Моррис ответил не сразу.

– Выгнать тебя на улицу? Я еще никого не выгонял, даже тех, кто этого заслуживает.

– Моррис, я перед тобой согрешила, – сказала Минна, – но сжалься надо мной во дни моей старости.

Моррис не то кашлянул, не то хрюкнул.

– Ты согрешила с ним?

– Да, согрешила, но…

– Ты с ним прелюбодействовала? Если да, то мне не дозволено более жить с тобой под одной крышей.

– Нет, Моррис, не прелюбодействовала.

– А что же ты делала?

– Он меня привлекал. Ты сам твердил, какой он великий человек, гений и бог весть кто еще.

– Ты с ним не спала?

– Нет, Моррис.

– Где же ты провела ночь?

На миг Минна умолкла.

– В гостинице. Я боялась тебя. Вчера ты так кричал, я думала, ты меня убьешь.

– Ты была одна в гостинице или с ним?

– Одна, Моррис, одна.

– Он не совратил тебя?

– Нет.

Минна поразилась, что Моррис говорил как раввин. Вот так раввин обращался к ней в Париже, когда она разводилась с Крымским, – словами из Торы, словами, на которые можно отвечать только «да» или «нет».

Моррис долго молчал. Минна видела в темноте его большие черные глаза. Потом он спросил все в той же благочестивой манере:

– Как же вышло, что я нашел его платок в твоей постели?

– Мы сидели на кровати, и платок, наверно, упал…

– Ты не была с ним?

– Нет.

Моррис Калишер опять надолго замолчал. Даже вроде как хмыкнул.

Потом спросил:

– Ты готова поклясться, что говоришь правду?

– Да, Моррис.

– На Торе?

– Даже на Торе.

– Клясться нельзя, даже о правде, – сказал Моррис. – Согласно закону, мне дозволено жить с тобой, но знай, Бога не обманешь. Ему все ведомо. Сказано ведь: «Может ли человек скрыться в тайное место, где Я не видел бы его?» Всевышнему ведомы даже мысли человека. Помни, Минна, мы живем не вечно. Сегодня мы здесь, а уже завтра может настать день расплаты, и Ангела не обманешь.

Голос Минны стал хриплым и приглушенным:

– Я не обманываю, Моррис, я говорю правду!

Глава десятая

1

У Герца Минскера денег не было, а вот на накопительном счете Мирьям Ковальды лежало 480 долларов 53 цента. 480 долларов она сняла.

– Пусть немножко останется на развод, – сказала она Герцу.

В голосе сквозил смех. Хотя она уволилась с работы, отказалась от квартиры и пыталась продать мебель, в глазах у нее играло веселье, словно все это одна большая шутка, этакое продолжение вечеров, когда она изображала духа.

Герц сходил на Пенсильванский вокзал, купил билеты. Сначала они поедут в Чикаго, а оттуда поездом – в Блэк-Ривер, где расположен университет. Герц забрал из своей комнаты у Бесси кофр и чемодан. В кофр он сложил книги, рукописи и белье, а в чемодан – два костюма и разную мелочь. Собирая вещи, он прислушивался – не идет ли Броня. Он приготовился откровенно сказать, что больше не любит ее и намерен развестись. Нет у него больше сил терпеть нью-йоркский шум и зной и Бесси Киммел. Но Броня куда-то пропала. Может, самоубийством покончила? Он боялся, что зазвонит телефон и Минна потребует объяснений, и решил не снимать трубку. Но все прошло без сучка и задоринки.

Герц кое-как умудрился запаковать свои вещи и вытащил чемоданы на улицу. До дома Мирьям Ковальды он добрался на такси. Вошел и обнаружил там пару, которая собиралась купить у Мирьям мебель. Мужчина хотел выписать чек, но Мирьям не согласилась – все с тем же веселым огоньком в глазах.

– На что мне чек? Мне нужны наличные.

– У нас нет наличных.

– В таком случае сделка не состоится.

– Могу дать наличными десять долларов, – сказала женщина.

– Мы уходим. Здесь наличными нужна вся сумма.

Покупатели ушли, и Мирьям сказала:

– Придется все тут оставить. Зря я не взяла десятку.

Герц затащил свои чемоданы на три марша вверх и теперь влажным платком утирал лицо. Хотя на его счету было множество всевозможных романов, этот его удивлял. Обычно он уходил с женщиной, к которой испытывал страсть, но Мирьям никакой страсти в нем не будила. Целуя его, она шутила. Лежала с ним в постели, но и тогда в ее глазах сквозила печальная улыбка. Она оставалась холодной, покорной, безропотной. Господи, как она похожа на Броню! Он поменял одну холодную рыбу на другую.