Обманщик
Шрифт:
Ладно, история с Минной и без того слишком болезненна. Не мог он выдержать гнев Морриса, его горе, телепатический контроль, под которым он его держал. Герц боялся скандала. Он не сумеет жить в такой обстановке. Ведь Минна будет без конца поучать его, перевоспитывать, вмешиваться в его дела. Она уже наперед составила для него программу. И твердила, что не подпустит к нему других женщин. Но как ему без женщин вести исследование человека? Ему нужна женщина, которая будет относиться к нему терпимо, а не кипеть ревностью.
Мирьям вполне хорошо говорит по-английски, у нее даже английская пишущая машинка есть. Пусть она побудет его секретарем. Герц понимал, что Мирьям отнюдь
Поезд отходит завтра в шесть вечера. Герц уже позвонил доктору Артуру Уиттекеру, предупредил, что приедет с секретарем. Артур Уиттекер обещал забронировать две комнаты в университетском гостевом доме. Говорил он учтиво и дружелюбно, однако не без сарказма. Спросил: «Чем ваше исследование человека отличается от психоанализа?»
И Герц ответил: «Психоанализ знает ответ заранее. Мы же сначала ищем ответы».
«Мистер Вейскатц сгорает от нетерпения. Ждет не дождется вашего приезда», – сказал Артур Уиттекер.
Герц Минскер уже знал, с какими препятствиями столкнется в этом университете, расположенном посреди американских прерий. Он встречал противодействие и недоверие всюду, куда ни приезжал, – в Варшаве, в Париже, в Лондоне, в Берне, в Нью-Йорке. Никому не мог потрафить – ни клерикалам, ни радикалам, ни философам, ни психологам, ни христианам, ни евреям, ни сионистам, ни коммунистам. Мирьям и та уже подшучивала над его «исследованием человека».
Но если ты десятилетиями одержим одной идеей, это не может быть простой случайностью. Несмотря на миллионы книг по философии, психологии, социологии и литературе, человечество остается загадкой. Его поведение так и не подвергли тщательному исследованию – все его войны, национализм, революции, религии, несчетные установления, законы и запреты. О лошадях и курах известно куда больше, чем о людях. Психоанализ заменил скамью кушеткой. И в лучшем случае может поставить диагноз. Но не обеспечить лечение. Герц – яркий тому пример. Нет такого удовольствия, что бы решило его проблемы. Ему в жизни необходимо напряжение. Он должен испытывать кризисы. Заводить любовные романы. Гоняться за женщинами, как охотник гоняется за добычей. Каждый день должен приносить новые игры, новые драмы, новые трагедии и комедии, иначе он погибнет от духовной цинги.
И сейчас, расхаживая по комнате и наблюдая за сборами Мирьям, он рвался к Минне и к другим женщинам, живым и мертвым. Жаждал бегать, скакать, кричать. Его переполняли страх смерти и жаркая тоска по высшим силам. Он хотел изучать физику, химию и математику. Хотел гармонии с Богом и Божественным Присутствием, но сожалел, что не сумел порадовать себя той польской девушкой, что убирала тарелки в кафетерии.
Сумасшедший? Он себя с ума не сводил. Это передалось ему с хромосомами. Такие потребности одолевали его еще в хедере, когда он был мальчишкой.
И разве Герц один такой? Буря, свирепствовавшая в нем, терзала каждого.
Но что здесь можно поделать практически? Как донести все это до профессоров на Среднем Западе? Он недостаточно владеет английским, чтобы в полной мере объяснить им, чего он хочет. Да и как воспримут все это декан и ректор? Впрочем, вообще-то Герц едет не к ним, а к Бернарду Вейскатцу.
Герц рассмеялся, и Мирьям посмотрела на него:
– Над чем вы смеетесь?
– Они намерены предоставить кафедру… да, кафедру. Предоставляют кафедры в университетах, будто койки в больницах.
– А что им предоставлять? Ванну?
– Казино, где играют с душами.
– Не хочу вас разочаровывать, Герц, но все кончится ничем, – сказала Мирьям. – В этом мире не найти того, что вы ищете.
– Тогда нам надо перебраться в другой мир.
– Для этого в Блэк-Ривер ехать незачем.
– Ну, мы все-таки туда съездим. Поездка сама по себе необходима. Глаз устает от созерцания одного и того же. Мы увидим новые лица. Отчего хасиды ездили на праздники к цадику? Человеку необходимо обновлять свою веру. Вторая ночь праздника у моего отца заключала в себе все небесные радости.
– Тамошним людям не быть хасидами.
– Почему? У них те же нужды, что и у нас. У них два средства исцеления – убийство и пьянство, – но это средства домашние.
– Мне терять уже нечего. Я хочу быть с вами. Слушайте, я и сама не знала, что у меня столько одежды. В Нью-Йорке только и знай покупаешь новые тряпки. Не могу я тащить все это с собой.
– Тогда выбросьте. Одежда – всего лишь оковы.
– И все же вы отдаете свои оковы в чистку.
Зазвонил телефон, но Мирьям предостерегающе приложила палец к губам. Наверняка ведь либо Бесси, либо Броня. Герц навострил уши, будто мог по звонку определить, кто на другом конце линии. Он прекрасно понимал, что опять обманывает себя, но ведь невозможно оставаться в Нью-Йорке и жить на щедроты Морриса Калишера, тем более что Моррис с ним порвал.
После разговора с Артуром Уиттекером Герц осознал, как нелегко будет донести до этих простодушных людей, до этих протестантских миснагидов[43], что он ищет, однако в глубине души был уверен, что мистер Вейскатц выслушает его. Этому человеку, без сомнения, надоел маленький городишко. К тому же у него, вероятно, старая жена. Герц давно пришел к выводу, что чувственные удовольствия не для молодых. Они неофиты и дилетанты во всех смыслах слова.
В Америке они вырастали необузданными бугаями, потому что пили слишком много апельсинового сока, глотали витамины и чересчур увлекались спортом. Даже рослая стать была им в ущерб. Что хорошо для Давида, плохо для Голиафа. Давид и тот не достиг подлинной мудрости. Подлинно мудрым был его наследник, Соломон, единственный сын Вирсавии, который жил в мире с соседними народами, писал песни и притчи и женился на дочерях фараона. Идолопоклонство? Автор Книги Царств так или иначе не понимал, что таилось за всеми ковчегами и идолами: некая форма игры, перемена в человеческих удовольствиях, новые эмоции и эксперимент в области счастья.
Настал вечер, но Герц не позволил Мирьям включить свет. Он привык находиться с нею в темноте. Настоял, чтобы она надела одеяние, в котором играла роль духа. Мирьям делала все, чего он желал. Сначала они сели за стол и поужинали – хлебом, сыром, колбасой и яблоками. Затем Герц лег с нею рядом на диван-кровать. Заговорил с ней, рассказал о своих прежних романах. И попробовал разузнать подробности ее жизни с мужем.
Герц изложил Мирьям свою гедонистско-каббалистическую теорию. Каждый ищет счастья, а именно оно – та субстанция, из которой построена Вселенная. Электроны кружат вокруг протонов, ибо ищут блаженства. Каждый атом, каждая молекула ищет удовольствия. Бог создал мир по причине Своих творческих и артистических потребностей. Смерти не существует – она всего лишь мост, ведущий от одного вида удовольствия к другому. Страдание есть не что иное, как тень на вселенской картине, контраст, необходимый Создателю, чтобы подчеркнуть более светлые места. Соитие – синоним счастья. Все существующее – любовь: еда, питье, сон, знание. Аристотель тоже знал, что планеты вращаются вокруг Солнца, ибо желают сойтись с ним и жаждут его света. В космосе нет моногамии. Звезды полигамны.