Обманщик
Шрифт:
Герц уснул, а когда проснулся, по-прежнему стояла ночь. Часы показывали без пятнадцати два. Он вышел на балкон. Нью-Йорк спал, но на Бродвее еще разъезжали такси и слышались голоса парней и девушек.
Герц глянул на небо. Увидел две звезды – одну яркую, вторую едва заметную. Как странно стоять на балконе и смотреть на миры, находящиеся в сотнях, а то и в тысячах световых лет отсюда!
Ему хотелось открыть Мирьям всю философию, но в глубине души он сомневался в собственных утверждениях. Они не имели касательства к реальной истине. Реальная истина непостижима для человеческой мысли, не только по причине своей
2
Мирьям ушла рано. Сказала, что должна получить чек от зубного техника. А кроме того, хотела кое-что купить для поездки.
Герц Минскер той ночью спал мало. Уснул уже на рассвете. Как обычно, разбудил его кошмар. И он не помнил ничего, кроме криков, пламени, крови. Что это было? Погром, пожар, революция? Пижамная куртка измялась и была влажной от пота. Подушка перекручена винтом. Герц метался во сне, с кем-то боролся. И опять встал с постели более усталым, чем лег.
«Что со мной происходит? – думал он. Мало-помалу вспомнились события предшествующего дня. – Ладно, кажется, я собираюсь в Блэк-Ривер… С Мирьям».
Он прошел в ванную, посмотрел в зеркало. Лицо бледное, под глазами мешки, вид заспанный, на висках колючая щетина.
– Я уже старик, – простонал он. – Порядочные люди в мои годы уходят на покой.
Пока брился, щеки словно бы сопротивлялись, усталые от того, что их скребут день за днем. Герц порезался, остановил кровь клочками туалетной бумаги. Ножницами ликвидировал волоски в ушах и в носу. Постригся он всего несколько дней назад, но сзади на шее уже вновь отросла колючая щетина.
«Все эти неприятности от бритья бороды, – решил Герц. – Будь у меня седая борода, как у деда, я бы не ввязывался в интрижки. Всему виной попытки отдалить старость».
После бритья Герц принял ванну. Надел свежую рубашку и светлый костюм, купленные нынешней весной на деньги Минны. Нынче утром он обнаружил на правом лацкане пятнышко и попробовал вывести его мылом и водой. «Там надо выглядеть прилично!» – предупредил он себя. Ему необходимы по крайней мере еще два костюма. Мирьям совершенно справедливо заметила, что на Среднем Западе одежда обходится дороже, поскольку ее привозят из большого города. Но где сейчас взять деньги на покупку?
Мирьям оставила Герцу завтрак. Показала, где молоко, где в холодильнике найдется бутылка апельсинового сока и тарелка овсянки. Но у него не было настроения завтракать в квартире. Не терпелось выйти из дома и выпить чашку горячего кофе.
Спустившись вниз, Герц направился в ближайший кафетерий. Он любил запах кофе, рубленой селедки, сырного пирога, свежих булочек, яичницы. Так приятно посидеть за столиком и что-нибудь съесть, просматривая утреннюю газету. За три цента он купил газету и вошел в кафетерий. Прошагал мимо зеркала, отметил, что в светлом костюме и соломенной шляпе выглядит вполне здоровым и не таким уж старым. «Люди обманывают себя и других», – буркнул он про себя. Подхватил поднос, прошел к стойке, взял чашку кофе, тарелку овсянки с холодным молоком, печеное яблоко и булочку. «Для поездки мне нужны силы», – подумал он, словно перед кем-то оправдываясь.
Герц жевал булочку и читал газету. Меж тем как он выставляет себя дураком и заводит романы с перезрелыми женщинами, тысячи молодых мужчин гибнут на полях сражений. А сколько евреев страдает в концлагерях и гетто, кто бы знал! Его захлестнул стыд и презрение к себе. «Я вообще не мужчина, – подумал он, – я негодяй, грязная собака, гнида, последний мерзавец. Но чем бы я им помог? Я стар, болен, испорчен».
Он читал об ожесточенных боях, которые немцы вели за один из русских городов. Обе сводки, русская и немецкая, сообщали о тяжелых потерях врага, об огромном количестве уничтоженных танков и самолетов противника и о тысячах убитых, раненых и взятых в плен. Одна заметка писала о голоде в Польше. Люди умирали на улицах, трупы хоронили в бумажных саванах. «Господи, хороший же мир Ты создал! – безмолвно упрекнул Герц. – Неужто все это – способ явить Твое величие, Твою святость, Твое сострадание?»
Герц отхлебнул кофе. «Исследование человека? Что тут исследовать? Человечество желает валяться в грязи и крови. Пусть даже искупление и возможно, оно его не заслуживает».
У входа звякнул колокольчик и кто-то взял из машины чек – Герц оторвал взгляд от газеты и увидел Минну. Первая мысль была – скрыться в мужской комнате, но он застыл как парализованный. Хотел поднять газету, спрятать за нею лицо, но Минна уже его заметила. Стояла, устремив на него холодный отстраненный взгляд человека, чью любовь предали, замарали, осквернили.
Герц встал, ненароком опрокинул чашку, кофе выплеснулся на брюки. Он быстро оттолкнул стул, шагнул в сторону. Покачал головой в расстройстве и растерянности. Смешно, он ведь напрочь забыл, что Минна живет рядом. Раньше он никогда не сталкивался с ней в кафетериях.
В этом платье он никогда Минну не видел. Кажется, она и прическу изменила. Он пошел к выходу, намереваясь оплатить чек и уйти, но вместо этого ноги будто сами собой понесли его к ней.
– Плюнь на меня, если хочешь, – сказал он.
Минна молча смотрела на него.
– Вчера мне стало ясно, какой у меня характер, – продолжал он.
Она чуть попятилась.
– И какой же?
– Все, что обо мне говорят, чистая правда.
– Я думала, ты попал под машину, – сказала она.
– Это было бы куда менее трагично. Погоди, не убегай. Мне надо зайти в мужскую комнату, отмыть пятно. – Он показал на брюки, залитые кофе.
– Твое пятно не отмоешь, – с намеком произнесла она.
– Да, верно. Жди здесь!
Герц спустился по лестнице в туалет. Ноги подкашивались. Он все еще чувствовал на коже ожог от кофе. «Что я могу ей сказать? Зачем я ее задержал?» – спросил он себя, пытаясь отчистить пятно, но оно только увеличивалось. Тер ткань куском бумаги и платком.
Вернувшись, он увидел Минну за столиком у стены. На тарелке перед ней лежала четвертушка арбуза. Он подошел, спросил:
– Можно присесть?
– Да, в последний раз.
Герц сел, прикрыв ладонью то место, где ткань была влажная и теплая. Минна на него не смотрела, словно бы изучала свой арбуз. Ему хотелось, чтобы она выбранила его, однако она молчала, как бы ждала, что он начнет первым.
– «Что говорить? Чем оправдываться?» Я сам себе удивляюсь, – сказал он.
– Кто она? – спросила Минна.