Обнаженная натура

Гамильтон Лорел Кей

— Что тут творится, черт возьми? — спросил он.

Морган, продолжая улыбаться, объяснил ему насчет повесток и всего прочего.

— Невозможно, чтобы превращение коснулось только когтей, — возразил Шоу.

Морган его поправил, повторив как попугай все, что я ему говорила. Почти слово в слово.

Шоу посмотрел через плечо Моргана на меня и спросил:

— И кто тебе все это рассказал?

— Маршал Блейк.

— Вот как? Это она, значит?

Морган кивнул и пошел прочь делать то, что мне от него было нужно

и что минуту назад ни за что делать не стал бы. Матерь Божия, что же это я сделала? И добро это или зло?

Глава пятьдесят вторая

Шоу шагал по коридору злой, почти бешеный, и тихий голосок у меня в голове сказал: еда.Я могла бы высосать из него злость и усвоить. Гнев не так хорошо питает ardeur,как похоть или влюбленность, так что это была закуска, но не еда. И уже на самом деле прошло двенадцать часов с той поры, как я питала ardeur.На заживление ран ушла энергия, и хотя я поспала под прикрытием энергии Виктора, от него я не питалась. Блин, блин и еще раз блин, надо убраться от копов подальше. И быстро.

— Вы что-то сделали с Морганом. Не знаю, что и как, но что-то сделали.

Я чуть сдвинулась, оказавшись у Эдуарда за спиной, чтобы Шоу случайно не оказался ко мне слишком близко. Не доверяла я себе в присутствии такого бешенства.

— Вечно за Форрестером прятаться не получится, Блейк.

— Считайте, что это для вашей защиты, а не для моей, — ответила я, приветливо улыбаясь.

И говорить так не надо было, и улыбаться тоже. Так зачем же это я? Что со мной такое?

Шоу пятнами пошел от злости, руки сжались в большие кулаки.

— Угрожаете?

— Нет, — ответила я, стараясь, чтобы это слово не прозвучало вызывающе.

У него зазвонил сотовый, и он отступил чуть в сторону от нас, будто не хотел подставлять спину.

— Слушаю, Шоу! — рявкнул он. Несколько минут молча слушал. Потом кивнул и сказал: — Сейчас будем.

Он вернулся к нам, уже снизив градус злости, и на лицо легли морщины, которых секунду назад не было. Какие новости он услышал, у меня ни тени сомнений не было.

— Еще один труп стриптизерши. Похоже, опять этот самый Витторио.

Я не стала ему пенять, что не дал нам материалов по предыдущим случаям гибели стриптизеров. Усталость на его лице выдавала, какой ценой даются ему эти случаи.

— Мы за вами, — ответил Эдуард.

— Ладно.

Он повернулся и зашагал, откуда пришел. Мы пошли следом.

Эдуард чуть поотстал и шепнул:

— Как ты?

— Сама не знаю, — ответила я.

Он еще сильнее понизил голос.

— Ты как-то от него напиталась.

— Его злостью, — ответила я.

— Никогда раньше у тебя такого не видел.

— Новое свойство.

— А что еще есть нового? — спросил он, и взгляд его не был тем взглядом, который

мне хотелось бы видеть у Эдуарда. Он мой друг, и хороший друг, но где-то в самой глубине был у него вопрос, кто же из нас сильнее в нашем деле. Я знала, что он, но сам он не был уверен на сто процентов. Где-то в душе он сомневался иногда, что выиграл бы он, и желание снять это сомнение бывало сильным. Сейчас он смотрел на меня не как друг, а будто интересуется, насколько я стала сильнее и что значила бы эта сила, если бы мы открыли охоту друг на друга.

— Не надо… Тед, — попросила я.

Глаза у него стали холоднее зимнего неба:

— Ты должна мне сообщать, что появляется нового.

— Нет, — ответила я. — При таком выражении у тебя на лице — не должна.

Он улыбнулся, и эта улыбка была под стать глазам. Не очень отличалась от улыбки оборотня, который смотрит на тебя и прикидывает, какова ты на вкус. Только у Эдуарда улыбка ныли не такая теплая.

Мы оказались в залитой неоном темноте, но все равно слишком темно было для очков… глаза вернулись к норме? Я подождала, пока мы за Олафом и Бернардо прошли к машине Эдуарда. Когда мы заняли свои места, я опустила очки и посмотрела на Эдуарда:

— Как они?

— В норме, — ответил он, и голос его ушел в сторону от ледяных интонаций, стал не таким, которым пугают детей.

Я отдала ему очки — он покачал головой:

— Пусть у тебя будут, на всякий случай.

— А с моими что случилось?

— Разбились.

Он завел мотор и поехал за колонной полицейских машин, которые как раз выезжали, наполняя ночь мигалкой и сиреной, будто всех на свете хотели разбудить.

— А как они разбились, и что случилось с ветровкой, которую ты мне одолжил?

— Вивиана и ее тигры хотели положить еще одного тигра в постель к тебе и Виктору. Я не согласился.

Бернардо подался вперед, ухватившись за сиденье на резком повороте.

— Что случилось в коридоре, Анита?

— Она что-то сделала с детективом, — ответил Олаф.

Я глянула на него, почти невидимого в темноте автомобиля.

— Откуда ты знаешь, что я сделала?

— Я не знаю, что именно ты сделала, знаю только, что было что-то. Видел, как у тебя изменились глаза.

— Ты ничего об этом не сказал, — заметил Бернардо.

— Я не думал, что мы хотим извещать об этом второго полисмена.

— Извини тогда, что я ляпнул, — сказал Бернардо, поглядев на Олафа, и тут же снова на меня. — Но что ты сделала с Морганом?

Я посмотрела на Эдуарда.

— Расскажи им, если хочешь, — ответил он.

— Вы видели, что я сделала.

— Ты его заставила с собой согласиться, — сказал Олаф.

— Ага.

— Как ты это сделала? — спросил Бернардо.

— Если я тебе отвечу «не знаю», ты мне поверишь?

Бернардо сказал «нет», Олаф сказал «да». И снова Бернардо посмотрел на него хмуро.