Оборотни Митрофаньевского погоста
Шрифт:
– -А что сама Лидия? Ты говорила с ней?
Сестра вздохнула.
– -Доверится она мне, как же. Но я, сразу как от Нюрки про свидание Лидии услышала, к ним с Нинкой зашла. О новой тафте, что в лавку привезли, потолковала, отрезы им, мол, на платья купить хочу. Так ты знаешь, Нинка бледная была после приступа-то, а Лидка - просто сияла. Если Сабуров ей отставку дал - чего бы ей сиять-то? А тут, клянусь, глаза горят, румянец на щеках...
– -Да, поди тут, разберись, - вздохнул Корвин-Коссаковский. Сам он был весьма далек от пыла молодости, у него даже воспоминания о тех годах не осталось.
– Скажи, однако, девицам, что в воскресение я с ними к Любомирскому поеду - из-за болезни Нины...
Сестра уехала.
Рассказ Марии огорчил Корвин-Коссаковского. Арсений понимал, что не сумел уследить за девицами, как не смог понять движений веера на балу, но сейчас понимание, что Лидия уже успела влюбиться в Сабурова, совсем обессилило его. Он вдруг почувствовал себя старым и ни на что не годным. Пронзило понимание, что он, в принципе, взялся за абсолютно безнадежное дело. И даже не потому, что придётся иметь дело с силами страшными, безжалостными и бесплотными. В нём самом иссякала вера в себя, в своё понимание происходящего, в возможность спасти неопытную юность от когтей дьявола.
Арсений вдруг вспомнил, как в юности увидел возле одного гостиничного притона, на деле - блудного дома, стаю тёмных жирных летучих мышей - странных, с удивительно человеческими мордами. Они были повсюду. Там всё - от номеров до самого воздуха - было пронизано каким-то нервозным вожделением... Впрочем, воспоминание быстро померкло.
Он начал молиться - тихо и жалобно, как ребенок, прося наставить, помочь, укрепить... И минута слабости быстро миновала. Корвин-Коссаковский вспомнил Бог весть где слышанную максиму: "Нам не велено сделать так, чтобы Истина восторжествовала, нам заповедано - свидетельствовать о ней..." Да, именно этим принципом он всегда безотчетно руководствовался. Сделать все, что можешь, на пределе сил и возможностей. Оценивать итог твоих трудов - дело Божье, тебя же будут судить по тому, сделал ли ты всё, что мог. Ощущение абсолютной безнадежности возможно только в аду. "Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву" Тут Екклесиаст был прав.
Лидия влюбилась. Влюбилась, едва увидела молодого красавца Аристарха Сабурова. Он был именно тем, о ком она всегда мечтала, кого видела в снах. Но первый восторг быстро сменился страданием: Аристарх Сабуров не оказал ей того внимания, какого ей хотелось, но танцевал и с Ниной, и с княжнами Любомирскими, и с их кузиной Ириной, да и со всеми девицами на балу. Ей же хотелось, чтобы он выделил именно её, её одну, именно ей явно выказал свое предпочтение.
Но и обидеться не могла. Она ничего не могла, кроме только повторять его имя, лаская его на губах, и ловить взгляд его задумчивых зеленых глаз. Но и его поймать было нелегко. Спокойный, холодный и равнодушный взгляд Сабурова скользил по ее лицу так же, как по убранству зала, накрытым столам и оркестру. В нём не было той страсти, какая виделась ей обязательной во влюбленном, она же хотела, чтобы он всеми мыслями, всеми чувствами принадлежал ей, только ей одной!
Стоило ему заговорить - она трепетала, стоило улыбнуться - она таяла, стоило взглянуть на другую - умирала.
Более всего она ревновала его к сестре, но та, на вопрос нравится ли ей Аристарх Сабуров, только пожала плечами. Дома Нина постоянно уединялась, и это стало раздражать Лидию: ей было плохо в одиночестве. От девиц Любомирских она узнала все, что могла, о своем предмете: откуда родом, где учился, сколько имеет душ. Любое известие о нем грело душу, воспоминание о танце с ним пьянило, она молилась на него, точно на божество.
Последующие визиты молодого человека в дом Палецких ничем её не порадовали: Сабуров был подчеркнуто вежлив, но и всё. Несмотря на то, что ей удалось оказаться внизу в холле, когда он приехал, и проводить его в гостиную, он не воспользовался этим, чтобы передать ей записку с назначением свидания, и не произнёс ни одного комплимента, был отстранён и холоден.
Лидия ничего не понимала. Она должна была привлечь Аристарха Сабурова любой ценой, потому что он был смыслом её жизни. Она смутно помнила наставления воспитательниц в пансионе о девичьей гордости, о необходимости ждать первого слова поклонника, но сама она ясно понимала, что это вздор. Чего же ждать, если каждый день без него был пустым и пропащим? Любовь неожиданно вобрала в себя всю её жизнь, захватила все пространство души, вытеснив оттуда все остальное. В Сабурове воплотился весь смысл жизни, он был ее единственной и всепоглощающей страстью. Вся жизнь её проходила только в надежде видеть любимого.
Лидия написала Аристарху Сабурову. Благодаря хитрой уловке ей удалось отправить письмо так, что этого никто в доме не заметил. Ей было все равно, что он подумает - она жаждала его любви.
Жажда оставалась неутоленной. Аристарх Сабуров не отвечал.
Лидия написала снова, умоляя о свидании.
Во время одного из визитов Сабуров обмолвился, что будет на службе в Исаакиевском. Лидия вздрогнула от восторга и возликовала. Он назначил ей свидание!
Но в церкви ее ждало страшное разочарование. Сабуров совсем не замечал её, выстоял всю службу в правом притворе, среди мужчин, потом удивился, когда увидел её, и, казалось, совсем не был рад встрече. Говорил же и вовсе нечто непонятное. Что не может любить, что никогда не сможет посвятить себя женщине, что есть только одно такое существо, которое обладает совершенной и неисчерпаемой любовью и способно дать полноту любви. Это Существо уже любит нас, нам не нужно завоевывать Его любовь. Это существо - Бог. Человек по природе своей существо зависимое, и единственная, не вызывающая страданий зависимость - это зависимость от Бога. Мы плохие христиане, если не удовлетворяемся Его совершенной любовью и ищем любви подобных себе. Когда страдаешь от недостатка любви, вспомни о Господе - и теплее станет на душе, и поймешь, что у нас самый любящий Друг и Любимый, которого только можно представить в самых смелых мечтах. Чья любовь нам нужна еще? Любовная страсть - это пустое, отсчитай шестьдесят шесть дней и простись с нею...
Лидия молча слушала мелодию его голоса и смотрела в его глаза.
Она ничего не поняла из его слов, кроме того, что он не желает любить ее - и это понимание ранило ее стрелой навылет. Что происходит в душе, как рушится, распадаясь на осколки, воздушный замок нашей души? Слышны тихие стоны, но кто увидит боль сокрушенного сердца и разлом души? Лидия не хотела верить. Он просто не понял, как она его любит, он просто не понял, твердила она себе.
Лидия снова и снова писала ему, назначая свидания, умоляя о встрече. Сабуров приходил, вялый и полусонный, почти не скрывая равнодушия. Ронял странные слова, говорил, что не может любить ее, что скоро уедет. Она ничего не понимала. В ее мире - мире марьяжных королей и дам червей - никто так не говорил.
Он должен полюбить ее, просто должен.
Между тем, она узнала, что имя Аристарха Сабурова среди девиц в свете произносилось с восторженным придыханием, о его победах над женскими сердцами ходили легенды. Правда, Макс Мещерский утверждал, что половина слухов - вздорная ложь, между тем как Протасов-Бахметьев, многозначительно улыбаясь, шептал, что про сабуровские интрижки и половины правды не рассказывают - ведь красавчик умеет прятать концы в воду. Однако, Герман Грейг убеждал всех, что абсолютно все, связанное с Сабуровым, - просто "мазурочная болтовня" да девичьи мечты.
Княжны Любомирские рассказывали, что еще на Рождественском костюмированном балу у графини Шереметьевой Аристарх Сабуров произвел фурор. В отличие от многих разряженных гостей, он отдал дань костюмированному балу только бархатной черной полумаской, которую, впрочем, вскоре снял, засунув во фрачный карман и больше о ней не вспоминал. Девицы внимательно оглядывали молодого красавца, но он, уединившись в углу гостиной с членом Государственного совета генерал-адъютантом Гемариным, о чем-то долго беседовал с ним, а после направился на ужин - за стол английского военного атташе полковника Жерара и шведского посланника Рейтершельда.