Оборотни Митрофаньевского погоста
Шрифт:
– Кто? Кого ты видела, Нина?
Девица, однако, казалось, просто не услышала его. Она продолжала тихо визжать, ещё больше пугая дядю.
– Скелет он, просто скелет! Она его за человека считает - а он просто мертвый с того света! Мертвый, давно мертвый! Покойник! И мохнатые черно-серые с хвостами везде!
Тут они въехали в парк дома князя Палецкого. Заслышав шум экипажа, навстречу им вышла княгиня и, завидев брата, осторожно выносящего Нину из экипажа, бросилась к ним.
– Что случилось?
– Пошли за врачом, Мария, беда тут...
И Корвин-Коссаковский понёс девушку, всё ещё продолжавшую бормотать об умерших, наверх в её спальню.
– А Лидия где?
– У Любомирского осталась, чертовка, сказала, с Татьяной Мятлевой приедет.
– Мятлевы жили рядом, через три дома от Палецких, но сестра неодобрительно покачала головой, - не мог я там с девчонкой препираться, - раздражённо пояснил, заметив её гримасу, Корвин-Коссаковский, - эта едва на ногах держалась...
В ожидании врача он рассказал сестре о вечере в доме князя, о явной влюблённости Лидии в Сабурова и о его равнодушии, постарался объяснить, сколь неожиданным был для него обморок Нины, поведал и о том, как девица в карете вдруг заговорила о мертвецах.
– Ты думаешь, она их углядела?
– Почему нет? Ты же сама говоришь - лунатичка. Бог весть, что ей открылось. Могла и увидеть. Ратиев сказал, что она во время этого сеанса на Пифию походила. И не соврал, кстати. В карете у нее глаза тоже светились, как у зверя лесного, а лицо неподвижным стало, точно из фарфора. Напугала она меня, - прошептал он.
– Напугала тем, что в Сабурове упыря разглядела?
– Не знаю. Она, конечно, о сестре говорила, но в зале у Любомирских она на неё не смотрела, Лидия с Татьяной Мятлевой сидели у окна. Я видел и Нинку, и Лидию, они в трех саженях друг от друга были. Но лицо Нины было повернуто в центр залы, она у стола спиной к стене сидела, да, она видела меня и Сабурова...
Тут, прервав их разговор, подоспел доктор.
Глава 3. Катастрофа.
Ибо дьявол, рыча как жестокий лев, с полчищами своими,
с бесами лукавыми, окружает нас и осаждает постоянно,
стремясь душу поглотить, словно птенца.
"Цветник" Дорофея
Доктор осмотрел больную, но снова ничего не нашёл. Пульс девицы теперь был ровным и спокойным, дыхание лёгким и глубоким. Ни жара, ни лихорадки. Он прописал ей какие-то успокоительные порошки и откланялся, получив свою мзду за визит.
Арсений с сестрой тихо обсуждали происшествие, как вдруг на часах пробило полночь.
Княгиня встревожилась.
– А где Лидка-то? Давно бы ей воротиться...
Корвин-Коссаковский, который в беспокойстве о больной племяннице забыл о здоровой, тоже заволновался.
– Съезжу-ка я к Мятлевым. Коли они еще не вернулись...
– Я нашего дворецкого разбужу, вдвоём поезжайте.
– Вздор, тут же рядом.
Через пять минут он уже подъезжал к дому Мятлевых. Но окна дома были уже темны, чего не могло бы быть, если бы тут дожидались дочь со званого вечера. Сторож, вышедший на стук, сказал, что молодая барышня давно воротилась, но ни о какой её подруге он ничего не знал. Арсения Вениаминовича пробил мороз. Он начал умолять сторожа побеспокоить молодую госпожу, передать, что Корвин-Коссаковский спрашивает о племяннице. Тон его был молящий, лицо человека приличного, одет был в дорогой фрак и роскошное пальто - и сторож, ничего не обещая, всё же ушёл в дом.
Вернулся он минут через десять, за которые Корвин-Коссаковский продрог бы до костей, если бы не снедавшее его беспокойство. Сторож сказал, что барышня Татьяна Витальевна сказать изволили, что мадемуазель Черевина ехать с нею раздумали и еще до отъезда её взяли извозчика, аккурат сразу после того, как какой-то господин Сабуров домой уехали...
Корвин-Коссаковский почувствовал, как земля уходит из-под ног. Чуть придя в себя, отдышался и ухватился рукой за ограду. Он отнюдь не порадовался такой наблюдательности барышни Мятлевой, ибо она свидетельствовала о том, что чувство Лидии замечено в обществе и обсуждается всеми, безусловно, вредя репутации девицы. Но, с другой стороны он был благодарен Татьяне за намек, ибо тот откровенно указывал ему самому направление поисков девицы.
Корвин-Коссаковский торопливо протянул сторожу рубль за труды и почти бегом устремился к экипажу. Он понимал, что безнадежно опоздал, но дал адрес дома на Итальянской улице, где, как он знал, проживал Сабуров. Он уразумел, что проиграл. Если Сабуров уехал сразу после него, около девяти, а Лидия последовала за ним - надеяться было не на что.
Итак, Лидия погибла. Она в руках инкуба. Не Сабуров ли каким-то дьявольским приёмом и вызвал приступ Нины, чтобы отвлечь его? Эта мысль не давала Корвин-Коссаковскому покоя. Под стук копыт по мостовым он словно впал в забытье, погрузившись в мутные, обрывочные размышления. Он давно понял, что беспомощен повлиять на дочерей Анны: подчинить себе можно только чужую волю и разум. Их можно притянуть более сильной волей и более глубоким разумом, как магнитом - железо. Но как притянуть осенний лист, ветром занесённый на середину запруды? Он непредсказуем и подчинен только ветру, его взбалмошным и суетливым порывам...
Увы, дом Сабурова был пуст, лакей меланхолично сообщил, что к господину Сабурову проезжала какая-то белокурая мадемуазель, провела у него два часа, после чего Аристарх Андреевич ее выпроводили-с, посадили на извозчика, а сами взяли саквояж и отбыли на вокзал.
– Он собирался уезжать?
– Да-с, чемодан еще вчера собрать велели-с.
Корвин-Коссаковский вздохнул.
Упырь ускользнул.
По дороге к Палецким Корвин-Коссаковский сидел неподвижно. За окном кареты светились огни Адмиралтейства, фонари мимолетно освещали сжатые руки Арсения в коричневых лайковых перчатках, почему-то казавшихся теперь горчичными. Он закрыл глаза и снова задумался. Итак, проклятый инкуб всё рассчитал точно. Вызвал припадок у одной сестры - и хладнокровно овладел другой. Ему и вправду незачем было оставаться здесь.
Что до Лидии... Теперь она вкусила запретного плода - причём, приняв его из самых бесовских рук...
Но где она сейчас? Неужели влюблённая дурочка полагает, что этот демон на ней женится?
В доме у сестры его ждали дурные новости. Лидия действительно вернулась вскоре после того, как он уехал, сестра была рада, что всё обошлось, и они просто разминулись в дороге, а вот с Нинкой была беда. К утру она была вся в жару, металась по постели и бредила все теми же мертвецами. Мария Вениаминовна не знала, что делать: снова ли вызывать Никитина, или понадеяться на домашние средства?