Оборотни Митрофаньевского погоста
Шрифт:
Господи, спаси и сохрани...
Арсений ненавидел дьявольщину, но то, что видел Бартенев, было для него непонятным. Описание друга рисовало нечисть в чистом виде, циничную и голодную, но как найти ее среди людей? Какой облик она примет?
В своей библиотеке он на дальней полке откопал старинную книгу о том, как проступают в человеке черты диавольские и вяло перелистывал страницы. "Многообразны проявления злых духов. Дьявольский огонь скрыть нельзя". "Сатанинские люди узнаются по глазам, по улыбке, по голосу, по словам и по делам. Тот, кто занимается чёрной магией, незаметно становится сам, и по лицу, и по голосу дьяволообразным" "Лик человека - зеркало внутренней чертовщины: рыжий цвет волос, стеклянный взгляд и выпученные глаза, косоглазие и заостренные уши, тики, большие родимые пятна, поросшие волосами..."
Он узнал, что хромота - традиционный признак лукавого. От "одержимых дьяволом" исходит необъяснимый дурной запах. У них, как правило, холодное тело, кожа без морщин - гладкая и натянутая, необычайная физическая сила, чрезвычайная бледность или же темнота лица. Характерная "чёртова мета" - сросшиеся пальцы. В праздной голове резвится дьявол. Потакай своим прихотям, наслаждайся, извлекай из всего выгоду, мсти всем - вот проявления бесовщины. Ещё один признак демонизма - боязнь остаться наедине с собой, со своим бесом. Вот человек и ищет себе разнообразные "занятия", увлекая в них окружающих. Классическая картина одержимости - побелел, глаза сверкают, ничего не слышит. А потом ничего не помнит. Истеричный смех - один из симптомов дьявольщины. Дьявол много смеётся, он смеётся всегда. "С хохотом и визгом...".
Люди сатаны неискренни до мозга костей, обманывают, обольщают, льстят. Изломанные и запутанные, лживые и фальшивые. Характерна словесная шелуха, "лишние слова", склонны всё и вся оспаривать, чтобы доказать обратное. Для них характерно внезапное исступление, вспышка, агрессия, они буквально кипят необъяснимой злостью. Бес не даёт людям успокоиться. Это смерч, который не мчится никуда, а крутится столбом на одном месте. Это пламя, которое не греет, и переполненность, за которой пустота... "Демоны имеют человеческое обличье, но в отличие от людей, не отбрасывают тени..."
Все это ничем ему не помогало. Все гости в зале у Екатерины Нирод тени отбрасывали, все были равно спокойны, воспитаны, галантны... Никто не хохотал и не имел родимых пятен, заостренных ушей или косоглазия, никто не хромал и не был рыжим. Но чему удивляться? Ему нужны были не люди, одержимые дьяволом и служащие сатане, но, напротив, нелюди, принявший человеческий облик, нечисть, притворявшаяся людьми...
Глава 2. Гостеприимный дом князя Любомирского.
Это Бога нужно уговаривать,
а черту - только шепни...
Й.В. Гете
В воскресение Корвин-Коссаковский появился с племянницами в доме князя Любомирского на Большой Конюшенной. Предварительно он узнал всё, что мог, о самом князе. Михаил Феоктистович лицом был довольно известным. Радушный хлебосол и именитый меценат, он был одновременно ярым поклонником Луи Люка, Антуана Фабра д'Оливе, Александра Сент-Ива д'Альведейра и Луи Клода де Сен-Мартена, зачитывался "Трактатом о реинтеграции существ в их первоначальных качествах и силах, духовных и божественных" Мартинеса де Паскуалли, и в известных кругах слыл спиритом.
Дом князя показался Арсению Вениаминовичу пошловато роскошным: слишком много было кругом позолоты, мрамора и бархата. Среди гостей толпились те, кто подлинно интересовал его, те, кого Корвин-Коссаковский знал понаслышке, и те, кого он никогда не хотел знать. Тут были Аристарх Сабуров, Даниил Энгельгардт, Герман Грейг и Александр Критский. Позже появились Макс Мещерский и Всеволод Ратиев.
Арсений Вениаминович приветствовал хозяина, сказал, что в сеансе участвовать не будет, так как несведущ в мистике, но с удовольствием понаблюдает, а пока прочтёт трактат Мартинеса, о коем много наслышан. Он и вправду сел у окна с трактатом, точнее, закрылся им, и стал внимательно разглядывать гостей.
Корвин-Коссаковский был рад, что все гости собрались в одном зале, все у него на глазах - часть за вистом, другая - играя в преферанс. Как ни странно, вокруг хозяина собрались не старики, а молодежь, говорили о привидениях, о магнетизме - это было любимая тема разговора в присутствии Любомирского.
Племянницы Корвин-Коссаковского шептались с дочерьми князя, при этом Арсений Вениаминович заметил, с каким странным видом, болезненным и экстатическим, смотрит Нина на молодых людей, но понять, на кого конкретно устремлен её взгляд, не смог. Зато Лидия выдала себя с головой - она торопливо подошла к Аристарху Сабурову и поздоровалась с ним. Он склонил голову в поклоне, но вид имел равнодушный и спокойный. Даже вялый.
Тут Корвин-Коссаковский заметил ещё одну странность: Макс Мещерский явно с неприязнью смотрел на Критского, и, одновременно бросал странные взгляды на Сабурова. Первого он старался оттереть от девиц Черевиных, а последнего явно ненавидел, ибо при взгляде на него его шальные глаза наливались злостью.
Ратиев тоже подошел к девицам. Корвин-Коссаковский слышал, как он делает любезный комплимент Нине Черевиной, называя ее истинным медиумом и утверждая, что она не должна волноваться - у нее обязательно получится. Это же горячо подтвердила и Анастасия Любомирская, бросив быстрый взгляд на Грейга, тот же явно обхаживал Елизавету Любомирскую, что-то шепча ей на ухо, пользуясь, как понял Корвин-Коссаковский, свободой царящих в доме нравов, Даниил Энгельгардт оживленно говорил о чем-то с Александром Критским, между тем Аристарх Сабуров препирался с хозяином дома. Он напомнил ему случай с княжной Барятинской. Та увлеклась спиритическими сеансами, вначале вызывала духов умерших родственников, потом известных личностей. Тут на контакт со спириткой вышел дух, назвавшийся Велеросом. По прошествии нескольких дней в доме княжны стали раздаваться постукивания, шелест невидимой одежды, поскрипывания и вздохи. Вскоре стала являться призрачная мужская фигура, а через полгода несчастную забрали в дом скорби с умопомешательством...
– Я бы на вашем месте, мадемуазель, - обратился Сабуров к Нине Черевиной, - не занимался всей этой чертовщиной. Это весьма опасно.
Его неожиданно поддержал Александр Критский.
– Я со своей стороны всё больше прихожу к убеждению, что это действительно чертовщина. Никогда не поверю, что душа, искупленная Спасителем, может после смерти вертеть столы, чтобы убедить нас в своём бессмертии.
Возник спор, Ратиев счёл спиритизм безобидным развлечением, Грейг видел в нем забаву, а князь Любомирский - даже положительное духовное искание. Энгельгардт полагал его шарлатанством. Критский только пожимал плечами.
Корвин-Коссаковский вздохнул. Сложнее всего с Истиной в те времена, когда всё кажется истиной. Иные же идеи, особенно оккультные, были не столько убедительны, сколько заразны. Они носились в воздухе, как бациллы, гоняясь за умами, и заражали нетвердые головы удручающим вздором. Иные глупели просто на глазах.
– Это не шарлатанство, - заявил тем временем Критский, - при самом скептическом уме тот, кто присутствовал на сеансах, не может отрицать чего-то действительно сверхъестественного, но все эти пустые ответы на пустые вопросы кажутся мне не очень достойными духов. Я отношу их к тем, которых блаженный Августин в своём "Граде Божием" называет духами лжи, - к тщеславным, любопытным, лукавым, пустым. В древности они выдавали себя за богов, в века последующие одержимые ими звались колдунами, а в наше время они превратились в стучащих духов.