Оборотни Митрофаньевского погоста
Шрифт:
Корвин-Коссаковский понимал злость племянницы: ущерб репутации семьи, что и говорить, был значителен. Слухи такого рода распространялись молниеносно и вредили они всем членам семьи. Скомпрометированный дом переставали посещать приличные молодые люди, матери противились желанию сыновей брать себе невесту из "опороченного семейства", даже если девица ничем себя не запятнала, но просто приходилась родней обесславленной. Молва полагала, что если плесень забралась в дом, она заражала всё.
– Что, твой Андрюшенька тоже носа теперь не покажет?
– усмехнулась княгиня. Он не очень-то одобряла роман дочери с Андреем Ниродом: мальчишка казался ей честным, но слабохарактерным, а маменькиного сынка в мужья дочери она не хотела.
Ирина блеснула глазами.
– Не знаю. Может, и невелика потеря, но сплетни пойдут - не отмоешься. Тогда и последнему нищему рада будешь.
– Ну... полно.
– Княгиня резко повернулась к дочери, - иди к себе.
Ирина ушла, а брат и сестра молча переглянулись. Дело, что и говорить, принимало печальный оборот.
Впрочем, долго предаваться страхам времени не было, - пришла в себя Нина, и Корвин-Коссаковский с сестрой поспешили к племяннице. Девица за ночь, казалось, потеряла не меньше семи фунтов, была бледна как чахоточная, на щеках при этом снова алел румянец. Она ничего не помнила о вчерашнем вечере, на вопрос дяди, что с ней случилось у Любомирских, посмотрела на него непонимающим взглядом.
Между тем проходил час за часом, Лидия все стояла у окна, а Сабуров не приезжал. Семья села за обед в молчании, причём Ирина выйти в столовую не пожелала. Княгиня, не желая нагнетать и без того тяжелую обстановку, распорядилась отнести обед и Нине, и Ирине в их комнаты. И брат, и сестра за столом старались не разговаривать и не смотреть на Лидию, все еще продолжавшую прислушиваться к шуму за окном. Неожиданно вошла Анна, служанка княгини, и подала барышне Черевиной письмо, пришедшее только что. Арсений со вздохом смотрел, как девица читала эпистолу, не ожидая ничего хорошего от любых известий. Он понимал, что это письмо от Сабурова.
Девица замерла, пытаясь проглотить комок в горле и успокоиться. Ее сильно трясло. На миг Корвин-Коссаковского пронзила безумная надежда, что чертов инкуб всё же может проявить милосердие и не станет ломать глупой девчонке жизнь, но в следующую минуту Арсений уже корил себя за пустые надежды. Чем меньше иллюзий, тем легче.
Лидия развернула письмо. Пробежала по строчкам, потом медленно перечитала.
Письмо было прощальным. Сабуров извещал, что он покинул Санкт-Петербург. Пока он не может сказать, куда направляется. В письме не было ни слова о самой Лидии, о проведенной вместе ночи - ни одного упоминания. Лидия долго смотрела на письмо прозрачными голубыми глазами, потом покачала головой и проговорила еле слышно:
– Это.... это...
– она вскочила и отошла на другой конец залы и тогда снова развернула листок.
Стояла она там долго. Так долго, что Корвин-Коссаковский поднялся и медленно подошел к племяннице, но та вдруг повернулась и бросилась к двери, потом на полпути странно взмахнула руками и упала на ковёр, как подкошенная. Арсений не успел подхватить ее.
Лидия оправилась от обморока совсем не скоро, и было заметно, что она уже в болезни. К ночи начался жар, бедняжку то сотрясало в ознобе, то по ангельскому личику струились капли пота. Княгиня, понимая причину недуга, не стала вызывать доктора, но поила племянницу отваром ромашки, листьев мелиссы, зверобоя и мяты. Арсений сидел у постели больной и шептал успокоительные слова.
Да, чем неразделеннее любовь, тем ее больше. Несчастная любовь - это настоящая болезнь. Горе и тоска - не бестелесный туман, застилающий душу. В минуты горя боль убивает, от нее томит душу и сердце рвется пополам... Умирающая любовь может превратиться в хроническую болезнь и мучить годы. В нас словно умирает раздробленный кусок души, и подобно человеку, которому отрезали руку, душа, у которой отрезали любовь, жестоко страдает от увечья. Но взрыв боли можно усмирить взрывом воли - или упрямым терпением. Только первые муки гибнущей любви невыносимы, если перетерпеть, перестрадать их, они пройдут обязательно, с неизбежностью физических законов. Смерть любви - это смерть части души, но душа бессмертна и погибшая часть души возрождается, снова вырастает.
Но, самое главное, вероятность встретить счастье в будущем у тех, кто пережил крах любви выше, чем у остальных. Ведь у них уже есть опыт несчастья - великий опыт, который оставляет инстинктивное знание подводных камней любви, подсознательное умение обходить их.
Высшая же любовь, это любовь Бога к человеку. Бог любит каждого, и такой любовью, сильнее которой нет. А много ли на земле людей, которые отвечают Ему взаимностью? Даже у тех, кто любит Бога, их любовь не идет ни в какое сравнение с Его любовью к нам. Причём это единицы, большинство и знать об этой любви ничего не хотят. Выходит, что высшая любовь, которая существует во Вселенной, это именно безответная любовь...
Слышала ли его Лидия?
Кошмар случился ближе к полуночи - когда Корвин-Коссаковский счёл, что ничем больше не может помочь, и строго заповедав сестре никого не принимать, решил ехать к себе. Мария вышла проводить его к парадному входу. Они тихо беседовали у экипажа Арсения, когда неожиданно где-то послышался негромкий треск раскрытой оконной рамы. За ветвями голых деревьев, пробежав глазами по фасаду, они ничего не заметили, но тут раздался негромкий вскрик за углом. Брат с сестрой ринулись туда, и через минуту, не успев отдышаться, наткнулись на безжизненное тело в белой рубашке, похожей на саван.
Лидия была мертва, бросившись вниз с коридорного пролета на третьем этаже.
Глава 4. Умопомрачение.
Диавол влагает похотения в покоряющихся ему.
От него прелюбодеяние, блуд и все,
что только есть худого.
Св. Кирилл Иерусалимский
Когда девицу только принесли в дом, Нина неожиданно пришла в себя и вышла в зал, где суетились вызванные медики и околоточный. Она увидела тело сестры и неожиданно навзрыд расплакалась, закричав: "Она тоже мертвая!", потом стала биться в истерике. Её удалось успокоить только медику Петровскому, приехавшему вместе с Никитиным, он, устав от криков, схватил девицу за воротник, залепил ей оплеуху и строго сказал:
– Иди спать.
К изумлению Корвин-Коссаковского, это подействовало. Нина тут же утихла и послушно кивнув, ушла к себе. Арсений пошёл было следом, но тут на ковре наступил на что-то, скрипнувшее под подошвой, и поднял упавшую, видимо, с шеи девушки цепочку со странным круглым амулетом, похожим на образок. Рассмотрев его, он удивился. Это был не образок, но изображение странного знака с непонятной надписью на восточном языке. Корвин-Коссаковский сунул его в карман, и тут же забыл о нём за похоронными заботами. Когда же Арсений спустя полчаса заглянул к Нине - она спокойно спала, опустив с одеяла прозрачную руку. Он перекрестил её, но для верности запер дверь в спальню.