Образ жизни, который мы выбираем
Шрифт:
Мать, преисполненная глубочайшей любви и заботы, часто спрашивает себя: что я могу сделать для моего дитя, как мне защитить его от силы внутренних и внешних искушений? И вот она погружается в раздумья или начинает читать книги по воспитанию. А между тем правильный ответ на ее вопрос вот каков: честно стремись к тому, чтобы сделать себя такой, каким должен стать твой ребенок. Лучшей защитой ему от власти искушения будет то, что ты сама каждый день в чем-то пожертвуешь своей мягкотелостью, своей нервозностью, своей страстью – пусть даже в чем-то совсем малом. Твое собственное, даже не сразу заметное преодоление самой себя будет самым сильным ангелом-хранителем твоего ребенка! Если ты не займешься этой работой по самовоспитанию, твое собственное ежедневное поведение будет в глазах ребенка опровергать и осмеивать все, что бы ты ему ни говорила! Ведь каждый акт преодоления себя пробуждает дремлющие в тебе самой высшие силы. Эти силы прольются благодатными лучами из твоих глаз, благословляя все твои слова глубочайшей правдивостью и красноречием!
Мы не можем воспитывать других, не отдав
Говорят, художник Фра Ангелико всегда молился, прежде чем взяться за кисть, чтобы писать свои небесные образы. Насколько же больше нам нужно молиться, чтобы формировать живых людей. Как долго нам нужно очищаться от нашей скрытой в глубинах наших душ нечистоты, чтобы пробудить в ребенке скрытую в глубине его души чистоту, как нужно нам концентрироваться, соединяясь с Божественной истиной, чтобы наше слово упало как зернышко в Божественную почву юного сердца!
Многие воспитатели ломают голову в поисках лучшего средства от детской лжи, забывая, к сожалению, о первейшем и важнейшем средстве, а именно, самим взять собственные ежедневные высказывания под самый строгий контроль. И, может быть, тогда они к ужасу своему не раз заметят, что они, конечно, не лжецы, но гораздо чаще, чем сами предполагают, позволяют себе неправдивые или полуправдивые высказывания, которые дети подмечают гораздо острее, чем принято думать.
И тогда, как бы сладкоречиво они ни превозносили истину, ребенок все равно будет слышать диссонанс, привыкая к тому, что все высокие истины восхваляются только в парадных речах, а на практике все совершенно иначе.
То, что называют собственно характером, глубже всего формируется тем, что воспитатель начинает понимать, что такое «характер» на самом деле и чего стоит нам выдержать характер в суете жизни. Оставаясь непоколебимо порядочными именно в самых мелких вещах и не ища себе выгод в ущерб благородному образу мыслей, мы тем самым и в ребенке пробуждаем сознание того, что в жизни есть нечто большее, нежели чем «брать больше и тащить дальше».
Воспитать в ребенке скромность можно только тогда, когда мы загоним наше высокомерие в самый дальний угол, да там его и придушим. Многие матери даже не подозревают, что закладывают прочный фундамент высокомерия и себялюбия в своих детях. Они безбожно обожествляют свое потомство, видя в своих чадах некие исключительные экземпляры, насаждая крайне назойливый и нескромный культ собственной плоти и крови, не имеющий ничего общего с глубокой и полной ответственности любовью и портящий даже маленьких детей!
В остальном же все сказанное о руководящих профессиях справедливо и по отношению к деятельности педагога, посвятившего ей всю жизнь. И, прежде всего, в неукоснительном уважении воспитателем человеческого достоинства того, кого он воспитывает! Часто и по праву подчеркивают значение примера, нередко забывая при этом, к сожалению, что воспитатель должен поступать как джентльмен не только со взрослыми, но – и в еще большей степени – в общении с детьми, показывая пример уважительного отношения друг к другу. Слова Ювенала: «Maxima debetur puero reverentia» («Мальчик особенно нуждается в уважительном обхождении») следует вновь и вновь повторять будущим воспитателям. Самую бескомпромиссную строгость можно сочетать с величайшим уважением чувства собственного достоинства ребенка. И ничто так не воспитывает ребенка, как обращение с ним как с джентльменом. Воспитатель приобретает высшее уважение, если он, сдерживая чувства, не дает воли своему неоспоримому всевластию, а сам руководствуется принципами вежливости и уважения, которых требует от детей. Тут тоже необходимо многолетнее самовоспитание. Кто привык пренебрегать формами джентльменского общения с теми, кто слабее него, тот и в отношении с детьми не сможет скрыть свою невоспитанность, своим примером внушая им мысль, что там, где это тебе не повредит, можно распускаться. Маттиас Клаудиус говорит: «Я ничего не могу выдумать другого, как самому быть таким, какими мы хотим воспитать детей. И когда кто-то хочет сделать других хорошими, мне тоже нечего посоветовать, кроме того, чтобы прежде самому стать хорошим».
15. Уход за больными как профессия
а) Духовные задачи ухода за больными
Одухотворенный, идущий из глубины души уход за больными,
Настоящая сиделка должна глубоко проникнуться мыслью о сестринской помощи, понять и продумать ее до конца, прежде чем она на самом деле и во всех мелочах сможет стать истинной сестрой милосердия. Она должна пронизать духом всегда готового к помощи терпения и самоотверженного служения не только свое отношение к больному, но и все другие человеческие отношения. Каждое слово, которое она произносит в других рабочих помещениях больницы (кроме больничной палаты) – неотъемлемая часть ухода за больным. То, как она общается с врачами – исполненная скромности, но и непоколебимого достоинства, – оказывает не только огромное воспитательное воздействие на невоспитанных и кокетливых молодых людей, но и становится подготовкой, обучением, потому что каждый шаг в моральном укреплении – это блестящее достижение. Быть сестрой милосердия по отношению ко всем раздражительным, возбужденным, плохо владеющим собой, бездумным и властолюбивым обитателям всего большого дома под названием больница: кого-то успокоить, пожалеть, пристыдить, покорно выслушать резкое слово, в чем-то убедить – именно в этом проявляется истинный уход за больными как профессия во всей своей полноте. Любовь неисчерпаема – любовь никогда не кончается. Ну, кому же не захочется работать на благо чего-то целого, вместо того чтобы растрачиваться на нечто половинчатое?
По организации службы ухода за больными следует еще сказать следующее: наряду с тем, что это может стать профессией на всю жизнь, нужно создавать как можно больше возможностей для, так сказать, «невынужденного» ухода – тем более что профессиональных медсестер постоянно не хватает, особенно в больницах для неимущих. Хорошо бы, если бы молодые девушки, прошедшие некоторую подготовку в этой области, а потом вернувшиеся в родительский дом, устраивались – за плату или бесплатно – сиделками, посвящали бы этому хотя бы несколько часов, дней, недель в год. Организовать это могут профсоюзы по уходу за лежачими больными на дому или некая независимая организация, сотрудничающая с лечебными учреждениями. Почему бы и студенткам высших учебных заведений, предположим, во время каникул, не поработать несколько дней нянечками, сиделками, особенно если им хочется немного подзаработать?
б) Гений ухода за больными
Служение больным приобретает совершенно иную привлекательность, если мы посмотрим на него не как на техническую профессию, а как на школу изобретательной любви. Именно это видели в нем истинные героини ухода за больными. Они не только служили больным, но и были жрицами любви вообще, в которой нуждаются даже самые здоровые и сильные люди. Любви, которая прочно цементирует человеческую жизнь и которая одна в состоянии действительно обновить человеческое общество. Жрицей такой любви была Флоренс Найтингейл. Читая ее наставления по уходу за больными, особенно главу «Думать обо всем», ее слова о «правильном наблюдении за больным», об «уходе за душой больного», о «шуме и суете», об «уходе за выздоравливающими», понимаешь, почему солдаты целовали ее тень, когда она проходила по палатам лазаретов. Наряду с логикой разума существует еще и логика любви, и она проявляется во всем своем величии там, где чья-то сильная воля обращается к любви, поднимая ее до высших свершений, пока не начинает казаться, что сама любовь уже «не от мира сего». Такая логика любви царит в делах и словах этой благородной женщины, и потому все, что она говорит, – это молитвенник сострадания, применимый ко всей человеческой жизни. Кто научится в больничной палате «думать обо всем», тот поймет, сколь бездумно мы зачастую относимся к нашим неписаным обязанностям. Кто ради живых упражняется в бдительном отстранении от шума и суеты, тот глубинами души ощутит, как мало мы в наших жизненных проявлениях входим в положение других людей. А кто упражняется в «правильном наблюдении за больными», тот вообще поймет, как много неправильного обращения с людьми, как много бестактности, причем даже в любви, происходит от того, что мы совсем не даем себе труда быть более внимательными к окружающим нас людям. И это вообще великое благословение заботы о страдающих, слабых и больных, что мы на примере величайшей потребности в помощи учимся забывать о себе и проникаться чужими нуждами. Кому, например, однажды пришлось решать трудную задачу – такую, как пробуждение в слабоумных, оступившихся людях с психическими патологиями самоуважения, кто при этом почувствовал, сколь строго нужно следить за каждым словом в ежедневном общении с ними, у того просто раскроются глаза. Он увидит, как невнимательны люди друг к другу в повседневной жизни, сколько огорчений и уныния мы каждый день причиняем окружающим, даже не думая об этом. И как редко встречаешь человека, который во всех своих речах, при выборе слов думает о том, чтобы помочь тому, кто слабее его, внушить ему чувство уверенности в себе.