Обреченный на любовь

Романецкий Николай Михайлович

В очередной раз он очнулся уже полностью выздоровевшим. Во всяком случае, ОН был в этом уверен. Виты в белом халате и след простыл. В кресле за столом сидел Медовик, приветливо улыбался Калинову. На спинке другого кресла висел любимый комбинезон, никаких следов присутствия рыцарских лат не наблюдалось.

– Чего головой крутишь? – спросил добродушно Медовик и подмигнул глазом.

– Меч ищу.

– А зачем тебе меч? – Медовик оттопырил губы. – Со мной, что ли, драться собрался? Так я заранее сдаюсь… Куда мне, одноглазому, с таким

молодцем тягаться? Такой молодец раз махнет мечом, и голова с плеч!

– Разве тебя можно убить? – напрямик спросил Калинов.

Медовик ухмыльнулся:

– Обычному человеку, действительно, нельзя… Но кто тебе сказал, что ты обычный человек?

И правда, подумал Калинов. С каких это пор я стал обычным. До сих пор я слишком часто становился избранным. Но для чего меня избрали на этот раз? Какие цели впереди? Вита?..

– Почему она со мной так обошлась? – сказал он вслух.

– Кто – она?

– Моя жена. Первая жена…

Медовик хитро осклабился:

– Я так понял, что у тебя и первая жена здесь не одна.

– Вот-вот… Хотел бы я знать, по чьему распоряжению появились еще две. – Он вспомнил Виту в белом халате. – Или три?

– Ты удивительно недогадлив! – Медовик сокрушенно вздохнул, встал и двинулся к двери.

– Подожди! – Калинов поднялся с кровати, напялил комбинезон.

Медовик ждал, помаргивая хитрым глазом.

– Садись! – Калинов подвинул кресло к столу, уселся.

Медовик последовал его примеру, по-прежнему не произнося ни слова.

– Я бы хотел знать, почему вы с Джосом ходите вокруг да около… Почему не скажете прямо, что вам от меня надо? Ведь зачем-то меня здесь держат!

– Разве? – удивился Медовик. – А я полагал, ты можешь в любое время убраться отсюда.

– Но вы же держите здесь мою жену! И прекрасно понимаете, что я без нее уйти не могу.

– Вот как? – Медовик встал, потом снова сел. Как будто о чем-то вспомнил. – Может быть, твоя жена тебя здесь и держит? Разве это выглядит невероятным предположением?

Бесполезно с тобой разговаривать, подумал Калинов. Одно словоблудие…

– А может быть, ты и сам себя здесь держишь? – продолжал Медовик. – Ты не там ищешь ответы на свои вопросы.

– Где же я должен их искать?

Медовик выразительно пожал плечами. Словно с дурачком разговаривает.

– Полагаю, ответы надо искать в себе самом. Куда уж яснее… В крайнем случае, у твоей первой жены.

Медовик встал и, не обращая больше внимания на смурную физиономию Калинова, вышел.

Калинов взглянул в окно. За окном был день. Синее солнце заливало таинственными лучами нереальную эту землю.

Ответы надо искать у своей жены, подумал Калинов. И захотел, чтобы в кресле рядом оказалась Марина. Очень сильно захотел. Как если бы от этого зависела его жизнь. Обернулся.

Марина была в костюме для беременных, сидела, сложив руки на выпуклом животе, с любовью смотрела на мужа. Калинов слегка остолбенел, но тут же успокоился: по-видимому,

на этот раз он сделал то, что требовалось. Он хотел спросить, как дела дома, но все слова куда-то потерялись, а времени на поиски не оставалось. Тогда он подошел к ней, наклонился. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Он осторожно коснулся теплых губ. Поцелуй получился долгим и упоительным, но когда Калинов, наконец, оторвался, оказалось, что целует он совсем не Марину. В кресле сидела Вита, его прима, прима НАСТОЯЩАЯ.

Она улыбнулась ТОЙ, лукавой улыбкой.

– Господи! – потрясенно прошептал Калинов. – Это ты?

На ней было то самое платье, в котором она нравилась ему больше всего, длинное – до пят, – с рукавами и стоячим воротником. Сшито, правда, оно было почему-то из коричневой ткани, но Калинов решил не обращать внимания на такую мелочь. Вита молча взяла его за руку и потянула на кровать. Он с готовностью последовал за ней. А когда он раздел ее, она спросила:

– Ты меня любишь?

Он удивленно отстранился и тут же ответил:

– Конечно.

Глаза ее сузились.

– Врешь ты все! – прошептала она, закусила губу и вдруг с размаху залепила ему пощечину.

Он плотоядно улыбнулся и схватил ее за запястья. Преодолевая яростное сопротивление, сжал в объятиях. И вдруг обнаружил, что примы рядом нет. Под ним, зажмурившись и счастливо улыбаясь, лежала Вита-горничная. Или официантка. А может, и сестра милосердия. Жмурилась она, как кошка.

Калинов отшатнулся: внезапно пропало все желание. Она с кошачьей грациозностью метнулась за ним, прильнула к его груди. И тогда он оттолкнул ее, оттолкнул так, что она, отлетев на кровать, ударилась затылком о стенку.

– Уходи! – прошептал Калинов.

– Почему? – Она поморщилась, потерла рукой затылок, грациозно устроилась на кровати.

– Уходи! – заорал вдруг Калинов. – Уходи, дрянь! Уходи!!! Ненавижу!

Она испугалась, вскочила с кровати. Он наступал на нее, продолжая вопить:

– Дрянь! Шлюха!!! Убирайся, кукла-подменка!!!

Она схватила коричневое платье, принялась натягивать его на обнаженное тело, запуталась в платье, как муха в паутине. Сжалась, ожидая удара. Калинов продолжал вопить, приближаясь к обреченно замершей девушке. Ее скрючившееся тело бесило его, хотелось схватить этот кусочек упругой плоти, разодрать на части и терзать, терзать, по-волчьи скалясь и захлебываясь горячей кровью.

Но тут в номер ворвался Джос, сграбастал Калинова за левое плечо и, развернув лицом к себе, ахнул кулаком в челюсть.

– Ты с ума сошел! – Джос был откровенно взбешен, но второго удара себе не позволил.

Впрочем, для того чтобы успокоить буяна, хватило одного. Калинов поднялся с пола, потирая челюсть и с удивлением глядя на Джоса. Вита, всхлипывая и размазывая по лицу грим и слезы, наконец справилась с платьем и выскочила из номера. Джос поднял с пола опрокинутое кресло, передвинул к столу и сел.