Обреченный на любовь

Романецкий Николай Михайлович

– А кто же еще может так выглядеть?

Калинов ничего не ответил. Он прислонился лбом к холодному стеклу и постоял так, успокаивая дыхание и стараясь загнать в грудь рвущееся наружу сердце. Потом подошел к Довгошею и проговорил:

– Рассказывай подробно, что видел. Почему ты решил, что к нам явилось привидение?

– Это была слабая размытая фигура, отдаленно напоминающая человеческую. Я бы даже сказал, очень отдаленно… Думаю, если бы мы не ждали кого-то, я эту фигуру мог бы и не заметить. Она… оно прошло сквозь дверь и двинулось к нам. Когда вы стреляли из парализатора,

разряд пролетал сквозь это существо, как будто его здесь и не было. А когда я увидел, что вы, извините, близки к обмороку, я понял, что игры кончились, и сделал пять выстрелов. Причем в ноги пришлись только первые два, а последний и вообще в голову. Но похоже, лайтинг для него не опаснее парализатора… А потом оно просто исчезло. Вот стояло тут – и вдруг нет его!

Калинов подошел к столу и сел. Ноги противно дрожали, но сердце, кажется, начало успокаиваться.

– Слушай, Володя! А ты не обратил внимания, когда именно он… оно исчезло – до того, как я выключил дисивер, или после?

Довгошей закрыл глаза, постоял немного, вспоминая, и замотал головой:

– Не знаю, шеф! Все произошло настолько быстро… Да и с привидениями мне вступать в схватку еще не приходилось.

– Не спеши, – сказал Калинов. – Может, это и не привидение… Может, это просто гипноз.

Тут он вспомнил о все еще работающей аппаратуре, выключил телекамеры и вызвал по вибрасу Милбери.

– Это не гипноз, – сказал Довгошей, когда они просмотрели запись. – Видеоаппаратуру, как известно, загипнотизировать невозможно.

– Да, – согласился Милбери. – Значит, вы шеф, видели этого типа именно таким, каким он выглядит в записи?

– Один к одному.

– Тогда гипноз все-таки был. Только гипнотизировал он тебя, Володя. – Милбери повернулся к Довгошею. – Говоришь, для тебя он выглядел, как привидение?

– Вообще-то это была некая туманная субстанция, отдаленно напоминающая человеческую фигуру, – сказал Довгошей. – Но я всегда считал, что именно так и должны выглядеть привидения. Раньше, к сожалению, мне с ними встречаться не приходилось, поэтому сравнить не с чем.

Калинов прошелся по вестибюлю, провел указательным пальцем по обуглившимся пятнам на стене. Потом сказал Довгошею:

– Просмотри-ка на всякий случай запись с наружной камеры, а мы с Рэном подумаем, что делать дальше.

Они уселись в кресла. Близилась полночь, и на улице было пусто. Лишь изредка пробежит отдельный пешеход.

Калинов вдруг вскочил, подбежал к пульту и полностью заэкранировал окна. Вид ночной улицы исчез: поверхность стекол стала серой.

– Не могу, – сказал Калинов удивленному Милбери. – Такое впечатление, будто кто-то смотрит оттуда на меня.

– Нервы, шеф! – Милбери покачал головой. – Вам же известно, что экран не пропускает наружу никаких излучений…

– Да известно, известно! – Калинов досадливо махнул рукой. – Но вот кажется, что кто-то смотрит – и все тут!.. Ладно, давай вернемся к нашим баранам.

Милбери сложил губы куриной гузкой:

– Странная получается штука. Выходит, перед вами убийца стоял в собственном облике, а Володю он за каким-то чертом гипнотизировал…

– Чепуха! –

раздраженно бросил Калинов. – Не стоял он тут вообще. Иначе бы ему достались два разряда моего парализатора и пять импульсов Володиной пушки. Из него бы лишь обгорелый труп получился!

– Может быть, вы оба все-таки промахнулись?

– Знаете что, молодой человек? Просмотрите еще раз запись, потом поставьте в ту точку, где находился этот тип… хотя бы меня – по-моему, я не крупнее его, – а потом займите мое положение в момент стрельбы. Когда надоест, встаньте туда, откуда стрелял Володя. Я вам гарантирую, что мое тело закроет вам следы от лучей на стене и от разрядов на двери. Полагаю, это вас убедит?

– Давайте, так и сделаем… – начал Милбери, но тут Довгошей издал удивленный возглас:

– Слушайте, его здесь вообще нет!

Калинов с Милбери вскочили и бросились к монитору. Довгошей параллельно прогонял обе записи: сделанную внутренней телекамерой в обычном свете и в инфракрасном – внешней. В углах кадров синхронно бежали цифры таймеров. Кадры слегка отличались друг от друга, поскольку съемка велась с разных точек, но мизансцены полностью совпадали. Вот на обоих кадрах прошел одинокий мужчина с сумкой через плечо, вот неторопливо пробрела – в обнимку – пара влюбленных. А вот на левом кадре и таинственный незнакомец. Перешел улицу, поднялся по ступенькам, присел на парапет.

– А здесь его нет! – прошептал Довгошей.

В самом деле, на правом кадре, где демонстрировалась запись улицы в инфракрасных лучах, этого человека не было.

– Вот так номер! – сказал Милбери. – Действительно, привидение какое-то…

– Или голограмма в обычном свете, – заметил Калинов.

Милбери хлопнул себя по лбу:

– Шеф, вы гений! Это же все объясняет!

– Ага, – сказал Калинов. – Если бы мне еще открыли тайну, где находилась аппаратура, воспроизводящая голограмму! И как эта голограмма воздействовала на мою психику?.. И кто произнес слова: «Игорь! Прости меня»?..

– Я ничего не слышал, – удивленно заметил Довгошей.

– Ты, кроме туманной фигуры, ничего и не видел! – сказал Милбери. – Правда, и аппаратура этих слов не зафиксировала… – Он с сомнением посмотрел на Калинова.

– Похоже, господа, нас посетил дьявол, – сказал Довгошей, и было непонятно, шутит он или говорит всерьез.

– Не верю я в короля зла! – сказал Калинов, потирая подбородок. – Давайте еще гипотезы.

– Остаются ксены, – сказал Милбери с сарказмом. – Оказывается, таким бывает контакт с братьями по разуму! Ха-ха!..

– Может, и не ха-ха, – ответил Калинов без улыбки. – Только что это за ксены, если они покупаются с такой легкостью на дисивер. Дисивер, как известно, действует лишь на землян.

– Это не аргумент, – сказал Довгошей. – Никто не знает, как действует дисивер на ксенов: опытов такого плана в истории еще не было. У ксенов может оказаться одинаковое с нами устройство психики.

– А по какой причине инопланетянин просит прощения у Игоря Крылова?

Довгошей пожал плечами, и Калинов понял, что не очень-то он и верит в реальность этого факта.