Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
Ее начинает дробить тоска. Тайлер приехал, но в комнату допросов его не пускают. Доберман ведет себя так, будто знает грязный секрет и может его сейчас раскрыть. Елена сидит рядом с ним. Слишком близко. Если бы не кофта — нельзя было бы избежать тактильной близости. Девушка вспоминает объятия Сальваторе в исповедальной. Ей кажется это безбожеством и кощунством. Она отчаянно хочет вырвать Добермана из своих мыслей. Отчаянно хочет стереть его прикосновения, мысленно обещая себе час провести в ванной по приезду домой. Отчаянно хочет вырезать его из сердца. А он бросает на нее взгляды украдкой, вгоняя в смущение и стеснение, зная, что
Он тоже устал. Устал от ее близости, от ее своенравности, пылкости и страстности. Елена вернулась к жизни: ненавидит, сопротивляется и кричит. Она вернулась к жизни, но им обоим было бы легче, если бы она оставалась бесчувственной сукой, пребывающей в дебрях депрессии.
— Мисс Соммерс, мы можем выйти на приватную беседу?
Дженна покидает комнату для допросов. Елена и Деймон остаются вдвоем.
Пространство освещает лишь свет лампы, тени застыли на стенах, а в воздухе серым облаком растворяется дым. На столах — коричневая папка и куча разбросанных заявлений, прошений, жалоб. Девушка медленно поднимается. Ее воротит. От Добермана. От дыма. У нее голова кружится, и ее тошнит. Надо отойти от этого человека.
Девушка подходит к столику полицейского. Рыться в чьих-то бумагах — не в ее компетенции, но она слишком много стала делать то, что не в ее компетенции. Деймон сечет каждое ее движение, улавливает каждый взгляд.
— Ты — невоспитанная девочка, — он разбивает тишину своим хриплым голосом, когда Елена открывает папку, безразлично оглядывая бумаги. У нее все тело болит: от рук Сальваторе, от его объятий и его взглядов. У нее в душе царит хаос. Безумный и разрушающий все хаос.
— Тебя твои родители не учили, что копаться в чужих документах — плохо? — он стряхивает пепел на чьи-то заявления, показывая свое пренебрежение к чужим проблемам. Елена устала. Она садится за стол следователя, бесстрастно перебирая бумаги.
— У меня нет родителей. Я ничья, — отвечает тихо девушка, вытаскивая из кипы заявление, написанное чьим-то размашистым почерком. Девушка вчитывается в него от нечего делать. Она хочет абстрагироваться от мира, на время забыть о Сальваторе и о своем преследовании. Она жутко устала — погоня ее вымотала, а два часа допросов просто лишили последних ноток здравомыслия.
Она откидывает заявление, на пару секунд теряясь во взгляде Сальваторе. Он смотрит на нее вновь обжигающе и обезоруживающе. Елена знает, что за этим взглядом кроятся мысли, до которых Гилберт никогда не доберется, которые сам Доберман никогда не раскроет. Но что-то в этих мыслях есть запретное, что-то будоражащее и неправильное. Голубой цвет тонет в сером: и оттенок глаз уже напоминает пепельный с отливами синевы. Таких красивых глаз Гилберт не видела уже давно.
Удары тока проходят вдоль ее тела, когда взгляд Сальваторе устремляется на ее губы, искусанные из-за минувшей ночи. Свет тусклой лампы освещает его лицо и сбитые в кровь руки. А позади него застыл мрак, поглотив чернотой все: мебель, вазоны, бумаги и пепел от сигареты.
— А ты знаешь, — его голос тихий и тягучий, как в той исповедальной. Говорит Деймон медленно, словно ему решиться на это признание тяжело. Словно он оттягивает момент своего триумфа. — Знаешь, что сегодня… — снова смотрит в ее глаза, пытаясь докопаться до самой души, до самых глубин, — ты искала защиты у такого же, как и они?
Девушка усмехается, разрывая зрительный контакт. Она все еще чувствует пристальное внимание Сальваторе. Она хочет от него избавиться и раствориться в Тайлере, в его машине. С ним тепло. От него веет спокойствием и свежестью.
«Нужно ли тебе это спокойствие?», — усмехается внутренний голос. Давно Елена его не слышала. Видимо, она, и правда, начинает возвращаться к нормальной жизни. Все возвращается на круги своя. Елена не готова вернуться к этим кругам.
— Та девушка, что тебе понравилась в катакомбах… Она написала заявление об изнасиловании. В бумагах поищи. Вряд ли они его выкинули.
— Ложь, — произнесла тут же девушка, вновь обращаясь к дыму взгляда своего врага. Слишком уж благородного, нужно сказать.
Он тушит сигарету о чье-то заявление, поднимается и идет к Елене, не сводя с нее взгляда. Девушку бьет разрядами, кидает в жар. Ей не стоит подпускать его к себе слишком близко. Но он останавливается возле стола, берет папку, начиная что-то искать. Взгляд девушки скользит по сбитым костяшкам на руках, по вздутым венам на предплечьях и по накаченным плечам. Ей хочется прекратить это извращение, но она не может: внимательно разглядывает Добермана, изучая его, запоминая и познавая. Она имеет право. Он ведь выучил ее. Она почему не может?
— Я больше тебе не верю.
Смело и дерзко. Он улыбается, обращая на девушку бесчувственный взгляд, медленно протягивая ей бумагу. Елена демонстративно поднимается, вырывая листок и с вызовом смотря на мужчину. Между их лицами расстояние ничтожно малое, и преодолеть его — сущий пустяк. Гилберт выше поднимает подбородок, отодвигая стул и отходя на два шага. Она переключает свое внимание на бумагу. Сальваторе процеживает девушку взглядом, как бы повторяя в памяти ее, проверяя, остались его воспоминания о ней живыми.
Они оба уже не помнили, как рьяно клялись друг другу в своей ненависти. Им вдвоем находиться невыносимо, но не сказать, чтобы это было в тягость. Скорее, как способ доказать, что один круче, сильнее другого. Они оба уже не помнили свои приключения этим вечером, оба были сосредоточены лишь на одном: как бы побольнее уколоть друг друга.
— Неправда, — она кладет бумагу на стол, невольно отступая и растворяясь во взгляде своего собеседника. — Подделка, — шепотом со страхом проговаривает девушка. Она видит, как на губах ее заклятого врага появляется улыбка: ядовитая и как бы говорящая: «Я снова выигрываю, милая». Сальваторе наступает на девушку, которая рефлекторно отступает назад. Она вспоминает его власть над собой, его жестокость и его грубость. Если он бил, то бил не раздумывая, а если хотел взять — то брал. Ему важен результат и сопутствующие этому результату ощущения. Чувства власти, обладания и подчинение. Чувство жестокости.
И в памяти, как назло, всплывает лишь одна его фраза: «Некоторые мои методы тебе могут не понравиться».
Елена упирается спиной в стену, вжимается в нее, а Деймон медленно, как кот, приближается с этой чертовой улыбкой на губах. Сердце девушки вновь начинает отбивать бешеные удары. Теперь она в ловушке, в капкане, в опасности.
В настоящей опасности.
Сальваторе упирается руками в стену по обеим сторонам от своей жертвы. Гилберт чувствует, что не может пошевелиться: слишком уж она поражена выходками этого человека.