Обуглившиеся мотыльки

Ana LaMurphy

— Да не брыкайся ты! — шептал он, пытаясь уместиться меж ног Гилберт. — Порезвимся и отпустим. Тебе еще понравится!

Елена выгнулась дугой, а мир перед ее глазами стал размываться из-за слез, бессилия и отчаяния. Перед глазами пронеслась вся жизнь, а все тело будто парализовало, словно его свела судорога.

Но Гилберт, может, и не стала бы протестовать, если бы ее поймали еще неделю назад. Теперь же желания жить в ней было хоть отбавляй. Она услышала приближающиеся шаги, быстро осознала, что четырех ей уж точно не одолеть, а вот с одним можно

еще справиться.

Она посмотрела ублюдку в лицо, привлекая его внимание дерзостью и настырностью взгляда. Теперь, после вчерашнего представления перед Деймоном, Елена уже не боялась имитировать эмоции. Она воспользовалась секундным замешательством нападавшего, а потом плюнула ему в лицо, быстро отталкивая его и пытаясь подняться. Он попытался задержать ее, но Мальвина, ведомая то ли какими-то инстинктами, то ли воспоминаниями из фильмов, коленом вмазала ублюдку по самому больному месту. Теперь-то ему точно надо будет обращаться к врачу.

Шаги становились еще более слышимыми. Елена скинула с себя ублюдка, поднялась и рванула вглубь. Она совершила огромную ошибку, когда свернула с тротуара и ринулась вглубь, в чащу деревьев. Там, среди высоких, голых и огромных деревьев, затеряться было сложнее. Листья под ногами, пропитанные влагой и грязью, замедляли шаг, погружая Елену в свое болото. Отсутствие людей морозило кровь в венах, и лишь дикий страх заставлял бежать быстрее и быстрее.

Теперь она не сомневалась, что живую они ее не отпустят.

Она зацепилась за ветку, больно ударившись предплечьем и процарапав кожаную куртку, которую ей когда-то подарила Миранда. Когтистые ветки сорвали легкий шарфик с шеи, болотная жижа поглощала обувь, бежать становилось все сильнее. Оглянувшись, Елена увидела три фигуры, которые побежали в разных направлениях. Одна из них кинулась за девушкой.

Гилберт снова помчалась вперед. В самом сердце парке должна была находиться заброшенная церковь — Елена ведь хотела на исповеди, знала о церквях и часовнях, была истовой католичкой. Там она и мечтала найти спасение. После предательства отца и гибели матери господь не должен оставить ее.

Девушка прибавила шагу, чувствуя, что начинает колоть в боку, что ноги ужасно болят, и если Елена пробежит еще минуты две, то рухнет навзничь прямо в эту грязь. Она рванула к церкви, быстро поднялась по ступенькам и, захлопнув ветхие двери, прижалась к стене. Ей еще никогда так страшно не было. Самое отвратительное во всей сложившейся ситуации было то, что теперь Елена понятия не имела, как ей дальше быть. Нащупав телефон в кармане, она поставила его сначала на беззвучный, а потом стала набирать «911», чтобы вызвать помощь. В этот момент она услышала шаги, выронила телефон, испугавшись так, что руки затряслись, а потом хотела было ринуться куда-нибудь вглубь церкви, да вот только не смогла. Одна рука зажала ей рот, а другая мертвой хваткой прижала к телу нападавшего. Елена подумала лишь об одном: «Все кончено».

— Т-ч-ч, не кричи, — шепотом над самым ухом. Девушку парализовало от страха. Слезы брызнули из глаз. Елена не узнала шепот.

Она узнала хватку и замерла в кататонии. Ее тело было напряжено. Каждая мышца стала тверже мрамора от страха и беспомощности. И в душе раненой птицей трепеталось неверие. Оно билось внутри, подыхая в какой-то безумной агонии. Не может все быть так.

В жизни такое не происходит.

— Закричишь, — голос пробирался в душу, вызывая дрожь и еще большее оцепенение, — и нас порежут на бифштексы.

Девушка замерла, зажмурилась. Она слышала, как разрывается ее сердце на маленькие лоскуточки. Эти лоскуточки падали на пыльный пол и таяли, как лед при жарком солнце.

Елена сделала глубокий вдох, резко отводя руку за правое плечо — к шее неизвестного. В голове и в сердце был хаос. Ни одной здравой мысли, ни единого цельного чувства. Тело как нерв реагировало на любые раздражители: ветер за дверью, крики птиц, шуршание опадавших листьев и крепкие, практически стальные, объятия.

Гилберт коснулась шеи, под пальцами чувствуя рубец на гладкой коже. Девушка сделала глубокий вдох и пальцами надавила на этот рубец, словно убеждаясь, настоящий он или нет, и только когда уже перестала в этом сомневаться, нашла в себе силы открыть глаза и выдохнуть.

— Я отпущу тебя, — промолвил он тихо-тихо, — а ты подними телефон и иди за мной.

Его хватка ослабла, а потом — исчезла вовсе. Девушка боялась издать всхлипы, а потом прикусила губу что есть силы и сдержалась от наплывов своих эмоций. Схватив мобильный, она впилась в него пальцами, словно он мог защитить ее. Сальваторе перехватил сотовый, а потом взял девушку за руку и повел за собой.

В темноте Доберман двигался как настоящий хищник: медленно, бесшумно, осторожно. Он сжимал руку Елены так, словно Мальвина свисала с края пропасти, готовясь вот-вот упасть в бездну. Девушка оглядывалась, чувствуя страх и опасность, но доверялась своему защитнику, не в состоянии думать ни о чем, кроме безопасности.

Они спрятались в исповедальной. Деймон засунул в маленькую комнату сначала девушку, а потом зашел и сам, прижимая Гилберт к стене собой и готовясь защитить ее.

Снова.

Он крепко держал ее талию, чтобы этой шибанутой не вздумалось рвануть куда-нибудь. Сегодня он видел, что она способна сделать, чтобы спастись. На всякий случай Деймон подпер дверь стулом. Теперь их окружали безмолвие и мрак. В темноте можно было различить только силуэты и тени. Все скрылось под мантией вечера.

Елена тяжело дышала, во все глаза таращась на Сальваторе. Он отвечал ей не менее пронзительным взглядом, желая смутить ее и снова вывести из равновесия. Удивительно, но даже в такой экстремальной ситуации они все равно не желали проигрывать друг другу.

Теперь, когда они спрятались, а страх немного отступил, возвращалось здравомыслие. Елена вспоминала свою дорогу через парк, но не могла вспомнить, шел ли кто за ней. Как Сальваторе оказался в этой церкви и почему спас ее… снова? Но самый главный вопрос, который волновал Елену…