Обуглившиеся мотыльки

Ana LaMurphy

Шатенка вновь наткнулась на взгляд Сальваторе. В этот раз он тоже смотрел на нее. Смотрел, скуривая очередную сигарету. Смотрел не так, как в исповедальной, но и не так, как вчера в парке. Девушка же вновь не могла оторвать взгляд от этого мужчины. Он спас ее в очередной раз. И если в прошлый раз все закончилось относительно безобидно, то в этот раз был просто сюжет для какого-нибудь боевика.

Елена вырвалась из объятий Дженны во второй раз и, не разрывая зрительного контакта с Сальваторе, пошла ему навстречу. Он курил, стряхивая пепел, рассматривая неблагодарную девчонку в его кофте. Девушка уверенно шла вперед, совершенно не отдавая отчет в своих действиях.

Она

подошла за какие-то пару секунд и вновь почувствовала себя ребенком, которого прилюдно отчитала мать. Запах сигарет смешивался со свежим воздухом и проникал в легкие жертвы, на чью жизнь покушались. Девушка была рада, что полицейские пока что ее не трогают, но ей становилось тошно от мысли, что вся ночь для допросов еще впереди.

— Придется рассказать Тайлеру о нашем приключении, — произнес Деймон. Его голос такой же как и всегда: спокойный, уверенный и бесстрастный. Может, того разговора в исповедальной и не было вовсе? Может, это лишь галлюцинация?

Тогда почему Сальваторе тоже чувствует себя отчитанным прилюдно ребенком?

— Он едет? — ей было плевать, едет Локвуд или нет. Ее интересовало другое: были слова Сальваторе правдой или очередным блефом, чтобы изменить счет игры.

— Да, — апатично и беззаботно ответил Доберман, пожимая плечами. — Скоро будет.

Она оглядела его. Фингал под глазом, разбитая губа и разбитые кулаки. Елена смотрела на руки своего защитника, снова выпадая из контекста мира, снова погружаясь в потоки своих чувств к этому человеку. Теперь, когда она немного пришла в себя от шока и паники, она понимала, что даже если тот разговор был правдой, вряд ли он будет играть хотя бы эпизодическую роль в их отношениях. То признание — лишь объяснение своего поведения, своих необдуманных и иррациональных поступков, но никак не шаг к примирению. Может, оно и хорошо, что их общение нестабильно, что оно скачкообразно и эмоционально — ведь только так они могут понять друг друга. Но сейчас Елена была настолько вымотанной, что она готова была отказаться от этой импульсивности. Потому что после страсти не остается ничего. Даже пыли.

— Ты расскажешь мне, как узнал о подлинности надписи? — она отвела уставший взор от созерцания избитых рук и перевела на Деймона.

— В катакомбах. Подслушал разговор двух подруг, которые, в отличие от тебя, попались в руки одному из этих ублюдков. В колледже мне сказали, что ты уже ушла, и я пошел в парк. Там я увидел тебя, когда ты уже бежала в сторону церкви.

Девушка кивнула. Она все еще была напряжена. Ее голова все еще раскалывалась от боли, а тошнота не отступала. Елена сейчас мечтала только об одном: о крепком и здоровом сне, но вряд ли после случившегося такой подарок ей преподнесут, когда речь идет об уголовном деле.

Сальваторе курил, все еще не сводя взгляда с девушки. Теперь он знал ее тело наизусть, теперь он мог предугадать любую реакцию Елены, ее силу и слабость, готовность ударить и готовность принять удар. Он эту девочку за какую-то неделю выучил лучше, чем Джоанну за пять лет их глупого романа.

Елена засунула руки в карманы. Она нерешительно посмотрела на мужчину. Он снова оскалился. Девушка уже привыкла к таким вот его усмешкам и оскалам. Она привыкла к его улыбкам, что ее сердце заставляют биться сильнее.

— Мое «спасибо» тебя ведь за живое не зацепит, да?

Он сжимал сигарету между пальцами. Елена ждала его ответа, уже практически не веря, что произошедшее имело место быть здесь, случилось с ней и с ее… знакомым. Все напоминало какой-то кошмарный сон. Сны забываются.

— А ты бы попробовала. Быть вежливой и не такой высокомерной.

Она кивнула, опустила взгляд. Нет, слишком уж все идеально, чтобы быть правдой. Деймон Сальваторе никогда не простит за содеянное, ровно как и Елена не простит его за тот счет, который он открыл. Но, пускай он и не прощает. Зато Гилберт сможет если не получить еще одно очко, то хотя бы въестся в память Сальваторе, как он в нее.

Девушка вновь обращает внимание на мужчину. Он даже не сводил с нее взгляда. Не удивительно.

— Спасибо, — произносит она, резко приближаясь к мужчине, сокращая любую дистанцию. Едкое воспоминания разорвало настоящее, заставляя вернуться в прошлое. В то прошлое, когда они впервые предались нежности и сделали то, чего оба, в тайне души, желали больше всего на свете. Девушка губами коснулась щеки своего спасителя, оставляя детский, но чувственный поцелуй на его коже. Сальваторе снова вспыхнул. Он бы схватил эту мерзавку за плечи, швырнул бы ее на асфальт и еще раз бы приложился к ней, да вот только копов здесь больше чем в том злосчастном шестьдесят третьем. Елена отстранилась, внимательно посмотрев в глаза Доберману. Он был ошеломлен и растерян, но быстро взял себя в руки: затянулся дымом, сделавшись безучастным и бесстрастным.

— Мисс Гилберт? — полицейский ворвался в их мир, заставив вернуться в настоящее и забыть о том поцелуе, который они себе позволили. — Нам стоит проехать в участок. Там мы все быстрее оформим и отпустим вас.

Она кивнула, стараясь побыстрее ретироваться, стараясь побыстрее отойти от Сальваторе. Слишком много его сегодня. Слишком много его вчера и слишком много будет его завтра. Он повсюду: в мыслях, в сердце, в воспоминаниях, на улицах, в переулках и в катакомбах. Он появляется там, где появляется она. Отравляет ей воздух, причиняет ей боль и доставляет мнимое секундное наслаждение. Пора бы думать столько о Тайлере, сколько Елена думает о его друге. Да вот только не получается ничего. Слишком все зыбко, призрачно и неправильно.

4.

Они приезжают в участок, успевают скрыться в участке прежде, чем объявляются репортеры со своим микрофонами и камерами, напоминающие назойливых мух. Елена не хотела, чтобы завтра ее обсуждали во всем колледже. И она вдвойне не хотела, чтобы ее фамилия была рядом с фамилией Сальваторе. Тайлер же опять задерживается.

Далее следуют около двух часов допросов, составления протоколов и объяснений. Гилберт допрашивают вместе с Деймоном. Поскольку она не совершеннолетняя, в комнате присутствует еще и Дженна. Девушка молится, чтобы полицейские не подняли вчерашний коллапс. Ее молитвы услышаны: копам явно не до этого. Параллельно объявляются другие девушки, которым либо удалось, либо не удалось сбежать от этих людей. В одни показания вмешиваются другие. Полицейские поднимают заявление других жертв, пьют кофе и курят сигареты, выслушивая недовольные реплики, всхлипы и рыдания. Все на пике: нападавшие требуют защиты и опровергают слова Елены и Деймона. Они пытаются сбежать, одному из них практически удается, но его во время задерживают. Следствие замедляется.

Елена отвечала на каверзные вопросы, чувствуя себя преступницей: будто это она гонялась за девушками, чтобы взять их силой. Сальваторе же непринужден и спокоен. Он скурил уже сигарет пять за эти два часа. Он ведет себя со следователем так, будто знает его уже не первый день и даже не первый год. Полицейский вежлив и почтителен, но лично Елене он внушает страх. Она кутается в кофту Сальваторе, вновь пропитываясь его запахом: ароматом парфюма и сигарет. Она кутается в кофту Сальваторе, чувствуя, что дико замерзает в одном пространстве с этим человеком.