Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
Деймона кто-то за рукав вытащил из очереди одним сильным и мощным рывком. Сальваторе отвело в сторону, но тот сумел устоять на ногах. Гнев в нем вспыхнул в считанные секунды. Всем присутствующим даже на мгновение показалось, что Доберман всегда будто облит керосином, а чьи-то излишние эмоции или неподобающие действия служат своего рода спичками. Одно неуклюжее действие, и вот перед глазами разгорается зрелище.
— Какого?.. — договорить он не успел. Голову вывернуло вправо. Удар был сильным и мощным. Боль — довольно ощутимой. Сальваторе почувствовал металлический привкус во рту, сплюнул кровь и медленно повернулся в сторону
Осень разрывала не только прежние устои заблудившихся и испепеленных людей. Она уничтожала прежний облик людей. Ангелы становились демонами. Демоны — ангелами. Призраки вылезали наружу, превращаясь в реальные страхи и желания. Прежние мечты призраками уходили в прошлое. Все менялось на прямо противоположное. Обряды перехода, если хотите.
Тайлер был зол. Он сжимал кулаки, тяжело дыша и с ненавистью глядя на бывшего уже друга. Сальваторе прищурился, пытаясь сопоставить факты, пытаясь понять причины и мотивации. Мгновенно всплыли утренние события, и для сомнений не осталось повода. На лице Добермана появился оскал. Во взгляде — этот неподдельный унижающий и испепеляющий блеск.
— Не горячись, ладно? Нет никаких поводов, — Сальваторе поднял руки в примирительном жесте. Локвуд вообще не слышал ничего. Его не заботило мнение других. И да, сейчас был важен результат. Процесс не доставлял никакого удовольствия.
Тайлер быстро подошел к другу, замахнулся, но Доберман, привыкший к боям с пеленок, оказался ловчее. Он сумел ловко отразить удар, при этом оттолкнув Локвуда от себя и оставшись нетронутым. Будь тут режиссеры, они бы сконцентрировали внимания на деталях: выбитых зубах, крови, искаженных гримасой боли лицах. Будь тут режиссеры, они бы запустили эту сцену под музыку Никлбэк или Мэрлина Мэнсона или включили бы классику, чтобы момент был более душераздирающим.
Но в реале люди доставляли камеры и айфоны, делая ставки и готовясь к зрелищу. Но в реале никаких драк с закосами под Джейсона Стеттема не было. Просто два распыленных человека, взглядом пронзающие друг друга, стояли на расстояние метра друг от друга и чего-то выжидали.
Потом Локвуд снова ринулся, и в этот раз он не промахнулся. Сальваторе не ожидал резкого нападения. Он оказался сбит с ног. Холодный грязный асфальт — не лучший фон, но он стал пока что единственным. Разъяренный Локвуд навис сверху и потом уже не контролировал свои действия. Все попытки Добермана хоть как-то отбиться были обречены на провал. Он чувствовал только боль, только удары, только возгласы извращенной толпы, которая требовала хлеба и зрелищ.
Маленькая сучка Елена сейчас нежится в объятиях теплой постели. Сейчас не думает, не ведает. А последствия ее появления в жизни Локвуда и Сальваторе уже становятся необратимыми. Все стало рушиться с ее появлением. И сейчас, даже когда эта тварь находится на другом конце города, все снова выходит из-под контроля. Друзья становятся врагами, враги — любовниками, подруги — соперницами, альтруисты — циниками, циники — романтиками. Создавалось чувство, что мир просто выворачивают наизнанку, искажают его. Кривые зеркала уже не были кривыми. Правда трансформировалась в ложь. Ложь становилась правдой.
Ненависть к Елене вновь взыграла в венах, забурлила, зашипела. Но вместе с ненавистью возгоралось и другое чувство — желание близости с ней. И это противоречие вспарывало любой шанс предпринять хоть что-то, сделать хоть какой-то выбор.
Из катакомб не было слышно музыки, но из только что подъехавшего хаммера раздавался первоклассный дабстеп (саундтрек данной сцены, если хотите). И эта музыка почему-то отдаленно напомнила ту, которая играла в первый день появления Мальвины в катакомбах. Музыка — как спичка к тем самым канистрам, которые наполнены бензином.
Это вывело из забвения. Кто-то открыл дверь в хаммере. Музыка стала громче. Сальваторе перехватил удар. Кровь во рту, кровь на лице — это было по-своему эстетически увлекательно. Из хаммера вышла красивая длинноногая девушка. Деймон нашел в себе силы сделать маневр, оттолкнув Локвуда. Яркие вспышки телефонов озарили пространство. Из хаммера вышла вторая девушка. Она тоже была длинноногой. Доберман повалил на землю своего лучшего друга, издав какой-то полурык (животные инстинкты, скорее всего). Локвуд оказался прижат к серому асфальту. Девушки из хаммера оказались в объятиях водителя, красивого мужчины в белом (не по погоде, если честно) костюме. Сальваторе навис сверху, заломал руку своему — бывшему? — лучшему другу. Трое приехавших остановились возле машины. Фотографировались. Девушки, и правда, были обворожительны. Дешевая красота, конечно, но все же на нее не можешь не обратить внимания. Доберман надежно вцепился в запястья Локвуда, резко поднимаясь и рывком подрывая Тайлера с земли.
Девушки вместе с водителем медленно направились в здание клуба. Одна из них была особенно привлекательна. Она заставляла парней сворачивать шеи. Локвуд оказался прижат к стене. Возле самого входа практически. Та длинноногая обратила свое внимание на Добермана. В ее взгляде было восхищение, была заинтересованность. Деймон лишь мельком на нее взглянул, но ее образ почему-то засел в памяти. Красивая девочка в неприлично коротеньком платьице скрылась в проходе вместе с остальными.
Музыка, тем не менее, продолжала звучать. Отличная музыка, нужно отметить, — хоть что-то неиспорченное в этом вечере было.
— Угомонись! — резко и практически до надрыва. — Не нужна мне твоя девка, понял? И ничего у нас не было!
Глупо, банально и дешево. Доберман чувствует подступающий приступ тошноты — передоз Еленой, послевкусие, возникшее после его чрезмерного пребывания рядом с ней.
— Она стала первой, кого я полюбил! — продолжал плеваться гневом Локвуд. — И ты отобрал у меня ее! Ты!
Сальваторе резко разворачивает парня к себе и вновь впечатывает в стену. Во взгляде Тайлера — неподдельная злоба, шипящая и действующая. А в его душе — обида и сожаления, ведь девочка его — его святая Мальвина! — теперь и не его вовсе. И ведь Локвуд прекрасно знает, что таких как Мальвина не подкупишь, не приручишь.
— Я не отбирал ее!
— Не ври, Доберман! — Локвуд отталкивает Сальваторе, пренебрежительно избавляясь от его рук. Деймона относит назад, но он успевает устоять на ногах. — Она жила у тебя, спала с тобой, ты целовал ее! И теперь она говорит, что хочет быть с тобой!
Доберман выплюнул кровь в очередной раз, потом сжал зубы и зло процедил:
— Да фальшивка она, я тебе с самого начала это говорил! А тебя подкупало, что она не ебалась еще ни с кем, вот и вс...
Удар. Сальваторе чувствует приступ тошноты и то, что еще несколько секунд — и его вывернет наизнанку. Головная боль стала увеличиваться, а воспоминания о фальшивке взыграли с еще большей силой.