Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
В такие минуты Елена шла в клубы. Она знала обезболивающие против депрессии. Они ей помогали. И да, это были клубы и танцы. Бонни ставила табу на сигаретах и алкоголе, но на танцах – нет. Этим девушка дышала.
Она рисовала на холстах, расплескивая краски, смешивая их и изливая на полотна всю свою боль. Девушка приходила в мастерскую поздно, часов в восемь, когда никого уже не было. Она показывала папку, подписанную Харрингтоном и говорила, что ей надо поработать. Ее пропускали. Гилберт включала на плеере музыку, под ее переливы изливала переливы души посредством переливов красок на холсты.
Сюжеты ее рисунков были
Но Елена рисовала иногда по нескольку часов подряд. Она рисовала, пока по ее лицу стекали слезы, пока она перебарывала внутреннюю депрессию и скидывала со своих плеч груз, скидывала шелковые маски.
Пока она становилась собой.
А Бонни танцевала, иногда совершенно теряя ход времени. Она танцевала в клубах Клауса, в каких-то других заведениях, в кабаках и барах — ее не волновало где, лишь бы двигаться в ритм музыки, лишь бы быть единым целом с пульсацией, с музыкой. Бонни танцевала, и танцевала красиво — она умела привлечь внимание. Умела завести танцпол, умела стать его королевой.
И чем больше она занималась спортом, тем более отточенным становилось ее тело. Худоба не исчезла пока что, но она приостановилась. Внешний вид тоже немного улучшился. Бонни тратила силы уже не на эмоции, а на физическую нагрузку. И второе было намного лучше.
Бонни танцевала, а Клаус продолжал ее тренировать каждый вечер, даже когда наступила вторая неделя их усиленного общения.
Ему нравилась эта девочка. И нравилась не только потому, что она не умела сдаваться. Нравилась потому, что в ней был жар. Жар, который надо было всего лишь поддерживать — не позволять ему потухать и не позволять ему разгораться до колоссальных размеров.
В один из вечеров Елена окончательно ушла в себя. Она пришла сюда в шесть, потратила на свою новую задумку около трех часов. Когда она оставила краски, то отошла на несколько шагов назад. Ее одежда была запачкана каплями — крови? — краски, ее волосы были собраны в хвост. Пряди выбились, вид был помятым и измученным, но на душе стало определенно спокойнее. На миг девушка даже подумала, что, может, сегодня и согласиться сходить в клуб снова. Стефан, по словам Эйприл, поругался с родителями и выйти сегодня не сможет, но они обе могут отлично погулять и без него. Гилберт отвлеклась от созерцания своего рисунка и потянулась к сумке, чтобы достать телефон. Боковым зрением она заметила силуэт, испугалась и дернулась. Телефон выскользнул из сумки, с грохотом упал на пол. Девушка увидела перед собой Харрингтона.
— Серьезно? — грубо произнесла она.- Вы меня преследуете?
В один из вечеров Бонни решила в перерывах между танцами посидеть за стеклянным столиком. Она заказала себе безалкогольный коктейль, решила перевести дыхание и спросить лишь одно:
— Почему ты все-таки помогаешь? — подсесть к Клаусу было не лучшей идеей, но Бонни решила расставить все акценты именно сейчас. В конце концов, их взаимные друг к другу претензии остались позади. На сегодняшний день, по крайней мере.
Клаус улыбнулся, посмотрев на Бонни, похорошевшую за последние полторы недели. Не сказать, чтобы она сразу стала красавицей — просто перестала выглядеть ужасно, как выглядела до этого.
— Я не забываю не только обид, Бонни, но и услуг. Ты ведь мне оказала немалую услугу.
Десмонд даже не взглянул на Елену. Он вышел из темноты и направился прямиком к мольберту. Он увидел нечто, совсем тривиальное, нечто, над чем не стоит ломать голову — просто пса, возвышающегося среди прохожих в проливную погоду. Но было в этом псе что-то, что приковывало взгляд.
— И часто ты тут бываешь?
Девушка стиснула зубы. Она забыла о терзающей ее душу депрессии, переключившись на того, от кого ее стало слегка подташнивать. Ее часто подташнивало от тех, с кем она потом находила общий язык. Нечто вроде интоксикации, нечто вроде принятия второго «я».
— Я сделала статистику, — прошипела она, начиная вытаскивать папку из сумки. — Черт возьми, почему мне нельзя побыть одной?
Показывать эмоции — последнее дело, но Елена не была бы Еленой, если бы не показывала свои эмоции. В полумраке она выглядела еще более измотанной и заведенной, чем раньше. Но Десмонд на нее и не смотрел — он не мог отвести взгляд от мольберта.
— Вот, — она сунула папку Десмонду в руки, встав перед ним. — Как вы просили.
Музыка на какое-то мгновение стало будто более приглушенной прежнего. Бонни перевела взгляд на Клауса. Когда тогда он избил ее в парке первый раз, она подумала, что ублюдочнее этого типа не существует. Когда он избил ее второй раз — она в этом окончательно убедилась. А теперь вот ее выводы будто кто-то поставил под сомнение: Клаус ведь мотивировал хоть как-то свои действия, да и сейчас он не кажется таким уж и безжалостным.
«В отличие от отца», — мысленно дополнила она. Именно она, а не внутренний голос, который всегда появлялся не во время.
Девушка повернулась к мужчине всем корпусом и, собрав последние остатки стервозности, проговорила:
— А потом ты снова отмутозишь меня где-то в подворотне?
— Нет, — моментально ответил он, даже не взглянув в ее сторону. Его внимание концентрировалось на какой-то блондиночке, стоящей возле барной стойки.
Десмонд взял папку из рук Елены, отведя взгляд от рисунка.
— Вы талантливы, Мальвина, — произнес он, улыбаясь впервые со дня того рокового знакомства. Елену даже в дрожь бросило от такой резкой перемены настроения. Десмонд Харрингтон — не тот человек, который будет растрачивать себя на эмоции. — Не обязательно прятать этот талант. Или маскировать его под стервоз.
Она снова потеряла амплуа прежней остервенелости, словно Дес находил некий диактиватор к сущности этой чертовки. Не сказать, чтобы это как-то впечатляло их обоих, но определенно им это не нравилось. Елена не хотела открывать душу еще одному человеку. Десмонд не хотел в эту душу заглядывать.
— До понедельника, Елена.
— Почему? — спросила она, окончательно повернувшись к Клаусу и даже чуть придвинувшись к нему. Майклсон улыбнулся и, так же не глядя на нее, ответил:
— Потому что ты уже заплатила за все свои ошибки, — а потом он поднялся и, так и не удостоив девушку взглядом, направился к той самой блондинке, с которой не сводил глаз.
Музыка ворвалась в пространство Бонни, оглушила, заставляя ту возвращаться в ритмы бешенного темпа снова.
— Эйприл? — Мальвина выходила из здания колледжа, она была растеряна и обезоружена. – Да, я смогу выйти. Где мы встретимся?