Очерки бытия российского
Шрифт:
СССР был буквально окружен рвущимися к мировому господству диктатурами Запада и Востока. Мир сошел с ума: мания самозваного мессианства стала распространяться по миру как эпидемия. Сионизм, коммунизм, фашизм, мессианский дух даже столь малой Польши несли идею цивилизации всего мира, только каждые на свой манер. В целом, духом того времени было параноидальное стремление к диктатуре личностей и народов в их борьбе за предотвращение ... диктатур в любой их форме. "Вполне возможно, что в один прекрасный день я окажусь за столом рядом с каким-нибудь русским революционером или даже просто с одним из наших генералов, которые воюют исключительно из страха перед войной или еще для того, чтобы наказать народ, проповедующий идеалы, которые они сами считали единственно верными лет пятнадцать назад." (Пруст). В тех странах (Франция или Британия), где диктатуры не сформировались,
Русские интеллигенты прекрасно знали кровавые невырываемые страницы мировой книги революций. Но когда в русской истории эти страницы стали открываться, они почувствовали себя беззащитными и потерянными в непонимании происходящего. "Сегодня прочитала кое-что из Герцена. Боже мой, для того, что я задумала, то, что мы все пережили, надо обладать герценовской широтой, глубиной и свободой мысли и надо иметь точку зрения... У меня же её сейчас нет. Надо умудриться, надо разобраться в каше жизни - и до нас, и при нас, и видеть вперед, а у меня туман перед глазами... Одна эта европейская война чего стоит. Крах человеческих усилий: был пример жуткой бойни 14-18 годов, был образец революции 17 года. Ничто не предотвратило бойни еще более страшной, омерзительной и преступной. А мы говорили - пролетариат не допустит, начало мировой войны - начало мировой революции. Ею пока и не пахнет. Западный пролетариат работает на войну и воюет так, что диву даешься. Безумие и безумие творится в мире, и ничто от людей не зависит" (Берггольц, 20 мая 1941).В то время "развращённая голодом, ненавистью и отчаяньем" Европа представляла эпицентр духа мировых войн. (К. Малапарте. Шкура. 1949).
"Страшное время в Европе, в мире, отчаянное время, подлое время. Кричи - не кричи, никто не ответит, не отзовется, что-то покатилось и катится. Не теперь, но уже тогда было ясно, что эпоха не только грозная, но и безумная, что люди не только осуждены, но и обречены. Страшное, грозное время - двадцатые и тридцатые годы нашего века. ... В одном из перерывов будет война, когда погибнет каждый десятый". (рис. III-6). Такими видела надвигающиеся события находившаяся в то время во Франции Берберова, человек совершенно иной нравственной и политической ориентации, чем Берггольц. Таким был дух того времени.
За фюрера было готово сложить свои головы большинство немцев. Они проявляли им недовольство лишь во времена военных неудач. [17]. Сталин же находился в среде острой внутренней политической борьбы за власть различных группировок внутри партии [18,19]. Состояние войны, как никакое другое, требует единения всех внутренних сил общества. В хаосе процесса кристаллизации государственных структур СССР и неизбежной внутренней борьбы разных несговорчивых сил требуемое единство отсутствовало. В таких условиях никому нельзя было доверять. Даже столь важное для страны решение обороны Сталинграда держалось в глубочайшей тайне. Эта военная операция, кардинально изменившая ход Второй мировой войны, вошла в мировую историю как образец совершенной стратегии и совершенного исполнения. Посвященными в неё вплоть до её завершения были только три человека: Сталин, Жуков и Василевский [17]. Английские историки [17, 21], прекрасно осведомленные о предательствах в Красной Армии, о роли НКВД, о непрофессиональности командного состава, убеждены, что, не понимая духа русского народ, невозможно понять, как Сталину удалось за один год (с 41 по 42 г.г.) расформировать утратившую боеспособность, морально разложившуюся в политических интригах и политических чистках "спекулятивную армию Троцкого" (так определил её Пришвин), и создать новую, разгромившую Германию. Сделал он ставку на русских людей, защищавших Родину. "Или у вас нет чувств, или вы не знаете, что такое для русского человека Россия",- писал ранее А. Блок. Защита Брестской крепости вошла в список высочайших проявлений героизма мирового опыта. [17, 21]. Берггольц писала из блокадного Ленинграда матери на Каму:
Я берегу себя от плена,
Позорнейшего на земле.
Мне кровь твоя, чернея в венах,
Диктует: "Гибель, но не плен".
"Умереть, но не быть под немцем - это была не фраза, а настрой, практически всеобщий. Я написал все это абсолютно искренне, но наивно было бы думать, что я знал тогда настрой всех блокадников. Конечно, нет. Так получилось, что, написав уже это, я наткнулся на текст блокадного дневника знакомого уже читателю Пунина и понял, что я неправ. Вот запись 25 сентября: -"На что они надеются,
Мировой пожар - все пытались его разжечь, все пытались его не допустить, преследуя свои личные цели. Мировой пожар - это сингулярность потока мирового сознания. Прошло уже более полвека как он угас, а всё ещё безуспешно ищут его поджигателей.
III-4. Светлое будущее
С давних времён физический труд не был в почёте у людей. Рассел отмечал высокомерно пренебрежительное отношение греков к физическому труду, что, по его мнению, толкало их к занятиям наукой, пиратству, войнам. "Свободный человек отвыкал трудиться на полях, где всю работу обычно выполняли рабы. Единственное, что ему оставалось, это стать искателем приключений или пуститься в выгодное грабительское предприятие. Это и погубило великую греческую культуру".
(Раздел 1). "Сделано в (Китае, Индонезии, Бангладеш, гласят ярлыки на предметах массового потребления от джинсов до плееров. Но ключевая идея этой традиции - негласно приравнивание труда к преступлению, мысль о том, что тяжелый труд изначально является непристойной деятельностью, которую следует скрывать от глаз общества. В голливудских фильмах мы можем увидеть во всех деталях процесс производства только тогда, когда герой проникает в убежище главного преступника и видит там усердный труд (очистку и упаковку наркотиков, сборку ракеты, которая уничтожит Нью-Йорк...). Когда ещё Голливуд может быть ближе к соцреалистическому преподнесению фабричного производства, кроме как в тот момент, когда глава преступников после пленения Джеймса Бонда устраивает для него экскурсию по своей подпольной фабрике. И цель вмешательства Бонда в том, чтобы взорвать эту производственную площадку, дав нам тем самым возможность вернуться к подобию нашей повседневной жизни в мире, где рабочий класс исчезает", - писал С. Жижек. [1].
СССР в то время был тем, чем является современный Китай для Америки. Советским людям приходилось физически трудиться и на свою страну, на Китай и на многие другие страны. Стиль и образ жизни западного человека - а он является референтной группой для западников всего мира - стал определяться не творческим, а досуговым авангардом, распространяющим в обществе гедонистическую мораль постмодерна. "Особенность наших "новых русских", в основном вышедших из старой партийно-комсомольской и гэбистской номенклатуры и представлявших иделогическую основу перестройки, состоит в том, что гедонистическую метаморфозу они пережили еще в советской утробе в качестве пользователей системы спецраспределителей. Поэтому в социокультурном отношении они сразу явились нам в качестве деградировавших буржуа третьего поколения, так и не приобщившихся в первопоколенческому аскетическо-героическому этосу первооткрывателей рынка". [79]. Так советские люди в своём развитии оказались в идеологическом туннеле, ограниченном с одной стороны досуго-потребителским менталитетом организаторов перестройки, а с другой - рекламируемым примером развлекательного образа жизни на Западе.
Наглядной иллюстрацией этого явления может служить один из казусов перестройки. Всё началось с требования устранения высоких заборов, отделяющих власть от народа. Однако, не успев снести эти заборы, как вся страна пронизалась как ризомой густой сетью заборов высотой на много превышающей высоту былых, надёжно скрывая дворцы, о богатстве которых старая власть даже помышлять не смела. Это не было злым умыслом участников перестройки. Это было явлением метафизическим, как лавина захлестнувшим практически всех сумевших нажиться на перестройке.
Находясь уже в США, вновь просмотрел фильм Л. Шепитько "Восхождение" (1974 года). Этот фильм не о войне. Это фильм о любви, преданности и предательстве. Война лишь фон, на котором души людей проступают наиболее контрастно. Что же заставило Шепитько в самое благополучное время за всю историю советского общества взяться за столь насыщенную трагизмом тему?! Вспомнился фильм Шукшина "Калина красная", созданный в том же году. Хорошо помню тягостное впечатление, которое произвела на зрителей Московского Дома Кино эта премьера. По окончании просмотра одна сотрудница Мосфильма с горечью сказала мне: "Шелест зелененьких начинает заглушать шелест березок". Прошло около десяти лет, и эта горькая шутка стала явью.