Очерки бытия российского
Шрифт:
Настоящее является мгновением нашего текущего ментального состояния. Переживание прошлых событий переводит их из категории прошлого в категорию настоящего, влияя на состояние человека так же, как и текущие события. Глубина их отпечатка в менталитете непосредственных участников событий или их свидетелей зависит лишь от глубины вызванных ими переживаний. Воспоминания прошлого могут более существенно изменить структуру потока сознания нежели непосредственное участие в событии. "Конечно, это происходило только в помышлении, но никто лучше Достоевского не понимал, как помысел, утвердившийся в сознании, может вдруг открыть дорогу к поступку" (Померанц). История - обоюдоострое оружие. Её представление в сознании людей может ориентировать поток сознания как на добро, так и на зло. "Каким мы видим наше прошлое, таким будет наше будущее". Этот афоризм я увидел на огромном плакате в одном из маленьких городков США. История России это подтверждает!
Поэты конца девятнадцатого столетия чувствовали наступление грозового времени разрыва связи времён, нёсшего дух войн и революций. "Юность это возмездие". Этот афоризм Г. Ибсена появился в то время, когда "великое музыкальное синтетическое культурное движение гуманизма, изжив само себя, накануне 18-го столетия встретилось на пути своем с новым движением (масс), идущим ему на смену". (А. Блок). Наступало время, когда "отцы и деды непонятны" для приходящей им на смену юности. (Ахматова).
(Раздел 5). М. Эпштейн в эссе "Метафизика юности" (2014) пытался объяснить этот социальный феномен, сведя его к индивидуальному психоанализу в духе терзаний молодых героев Толстого и Достоевского: - "Юность это возмездие за безмятежность детства, золотые сны единства "я" и мира и его благой опеки. Юность обнаруживает раскол в основании "я", его внезапное отщепенство, неукоренённость ни в роде, ни в семье, ни в доме. Юность это возмездие старым и зрелым, тем, кто установился в своих домах, спальнях, заботах и службах, - и юность приходит, чтобы все это осмеять, презреть, поставить под вопрос, отнять экзистенциальный уют у этих заживо себя схоронивших". Это возмездие юности в звучании голосов Ибсена или Блока отражало не индивидуальное, а эпохального масштаба явление. Тем не менее не удастся получить чёткие объяснения данного феномена, уходящего своими корнями в глубины метафизики. Сама же юность дать его не способна, поскольку "юному не нужны резоны, нужен только предлог" (Ортего-и-Гассет).
Революции, этому огромному социально -политическому эксперименту, целью которого являлось построение нового бесклассового коммунистического общества, Маяковский отдал весь свой талант и все свои силы. В преддверии революции он заявил:
Вашу мысль, мечтающую на размягченном мозгу,
Как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.
У меня в душе ни одного седого волоса,
и старческой нежности нет в ней!
Мир огр'oмив мощью голоса, иду - красивый,
двадцатидвухлетний.
Или:
Рог времени трубит нам: в словесном искусстве.
Прошлому тесно. Академия и Пушкин не понятнее
иероглифов.
Сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого с
Парохода современности. Только мы - лицо
нашего Времени.
Кто не забудет своей первой любви,
тот не познает последней.
Таков был манифест молодёжи, названный "Пощечина общественному вкусу", опубликованный в одноименном сборнике в 1912 году. Судьба Маяковского была наиболее ярким обобщающим примером возмездия юности, жертвой которого он и пал.
В этой жизни умереть не трудно.
Делать жизнь значительно трудней.
Написал эти слова Маяковский на смерть Есенина и ... на свою.
I-2. Коллективные формы сознания.
Oбщепризнанно, что идеи меняют людей и, тем самым, меняют направления исторических потоков. Идеи гуманизма нацелены на достижение добра и искоренение зла. Но творимое людьми добро часто оборачивается злом, а зло - добром. "И сам черт не разберет где начало, а где конец". (Р. П. Уоррен, "Вся королевская рать", 1946). Люди оказываются потерянными при переводе языка природы на свой язык. Стабильность мира это гармония добра и зла, этих основных сторон жизни: нет зла - нет добра, и наоборот. В темноте не отличить добро от зла. Но и "на ясном небосводе звезд не видно!" (Уайхед). Поэтому "две области сияния и тьмы исследовать всегда стремимся мы". (Боратынский). "Я - часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо" (Гете, "Фауст" в переводе Булгакова). "Зло учит нас хранить добро". (Пришвин).
Когда гармония добра и зла нарушается, наступает хаос социальных отношений. В периоды нестабильности уклада жизни люди вспоминают былое, "когда люди были красивы и рослы, а ныне они карлики. Молодежь уже не смотрит на стариков, искусство в упадке, землю перевернули с ног на голову, слепцы ведут слепцов, осёл играет на лире, буйволы пляшут. Рахиль похотлива, Катон ходит в
лупанарий, Лукреций обабился. Всё сбилось с пути истинного", - привёл У. Эко выдержку из средневековых хроник Италии XIV столетия.
Могут ли эти циклы выродиться в некую совершенную, неизменную форму отношений между людьми, которую могли бы признать как перманентный Золотой Век совершенства людей. Пессимисты эту возможность отрицают утверждая, что только смерть совершенна своей неизменностью. Оптимисты верят в такую возможность.
I-2-1. Всему своё время
Со школьной скамьи зазубрили, что идеи движут историю. Идеи творят люди. Декарт является всеми признанным революционером, формализовавшим удивительное представление о разуме и изменившим наше видение мира. Его современник кардинал Ришелье претворял в жизнь дедуктивные идеи Декарта до того, как последний стал ими с людьми делиться. П. Волкова полагала ("Мост через бездну", т. 6), что именно Ришелье своими рациональными реформами спас Францию от распада. Некоторые историки утверждают, что Декарт заимствовал многие идеи у Ришелье, [32]. Но и в иезуитах можно видеть предтечу обоих. И так далее назад в прошлое. Как видим, Декарт не стоял у истока этого исторического потока, который, зародившийся, возможно, ещё в "бочке Диогена", двоясь и сливаясь с другими струями потока мирового сознания, на глазах Декарта уже расширился до достаточно полноводного течения. В XVI веке европейское общество стало столь динамичным, и его структура, удерживаемая инерционными канонами религиозной веры, как и монархическими традициями, оказалась неспособной контролировать его массо-энерго обмен. Тут для эффективного управления нужно было нечто более подвижное. И этим более подвижным оказался беспокойный и спекулятивный разум. Революционная роль Декарта заключалась в том, что он осознал суть этого течения и формализовал его в поразительно инвариантной форме, составив прекрасную рекламу этой компоненте структуры Природы.
Бейтсон был убеждён, что эволюции людских сообществ или их мышлению неоткуда взяться, кроме как из случайного. Он утверждал, что "этим случайным являются гении, которые движут историю. Разговоры о том, что не имеет значения какой именно индивидуум послужил зародышем для изменения, это просто чушь, марксистская. Если бы не Дарвин, а Уоллес, у нас была бы совсем другая теория эволюции. Кибернетическое движение могло бы начаться на 100 лет раньше." [8].
Не стоит так уж ограничивать умственные способности и свободную волю людей. Всё таки они довольно быстро покинули идею божественного происхождения природы и восприняли идею Дарвина. Дарвин с его идеей конечно мог бы появиться раньше, но не исключено, что закончил бы свою жизнь на костре, войдя в историю лишь как невинная жертва произвола инквизиции. Это и многое другое наводит на мысль, что всему своё время. Мудрецы древнего Китая учили: если благородный человек нашёл своё время, он идёт вперёд; если же он своего времени не нашёл, то уходит и не мешает сорной траве накопляться.
(Раздел 1). Осмелюсь высказать еретическую мысль: идея Дарвина нашла популярность не потому что она верна, а потому что явилась подходящей формой исполнения социального заказа его времени. Люди наступающей эпохи разума хотели видеть Природу как кладовую, а Человека - хозяином в ней. Захотели, ... и появился Дарвин. Нужен социальный заказ, а нужный гений ("злой или добрый") найдётся!
Всю эллинскую цивилизацию и весь эллинизированный Рим пронизывает убеждение, что необходим большой слой рабского населения для того, чтобы пространство цивилизации могло расширяться, поскольку в ту эпоху цивилизованное общество не было способно само себя содержать. Убеждение, что сложная городская цивилизация требует базы в виде рабства, "было распространено в форме практических предпосылок и в форме верований: быть цивилизованным означало быть рабовладельцем". Веками позже на рабском труде основывалась свобода жителей Голландии, Великобритании, Германии, т.е. тех стран, которые внесли основной вклад в развитие мировой цивилизации. И только лишь в конце девятнадцатого века рабовладение стало отождествляться с преступлением. Этот долгий путь от рабства к свободе подробно описал А. Уайтхед в работе "Приключения идей". (A. Whitehead. Cambridgе Univ. Press, 1964). [59].
(Раздел 2). Столкновение двух несовместимых убеждений в необходимости рабства и в его аморальности, определяло накал духовной жизни Запада. Долгий путь блужданий в пространстве-времени Европы при множестве случайных обстоятельств, в конце концов, привел мир к полной индивидуальной свободе - рабство везде стало приравниваться к преступлению.
В качестве альтернативного пути развития цивилизаций Уайтхед привёл Карфаген. "Карфагеняне были великой цивилизованной торговой нацией. Они по своему происхождению принадлежали к одному из великих прогрессивных народов человечества: вели торговлю с народами Сирии, их торговые связи распространялись через Средиземноморье до берегов Атлантики в Европе и до оловянных копей Корнуолла в Англии. Они совершали путешествия вокруг Африки и управляли Испанией, Сицилией и Северной Африкой. Однако в те времена, когда Платон размышлял над своими идеями, этот великий народ имел такое представление о высших силах универсума, что признавал жертвоприношение детей Молоху ради сохранения своих обычаев. Совершенствование общего понимания сделало невозможным такое варварство для современных цивилизаций". (Уайтхед).