Очерки истории российской внешней разведки. Том 2
Шрифт:
Положение на фронте ухудшалось. Май-Маевский все чаще подбадривал себя спиртным. Однажды к нему зашел генерал Шкуро. Его интересовала оценка командующим положения на фронте.
— Положение неважное, красных трудно сейчас сдержать, — ответил ему Май-Маевский.
— Брось, отец, эту лавочку! Поедем в Италию. Все равно не спасешь положения. Скажи, денежки у тебя есть? — иронически посмеивался Шкуро. — А то я тебе дам, у меня двадцать миллиончиков есть. На жизнь хватит.
— Оставь, Андрюша, глупости, — серьезно произнес командующий, углубляясь в карту. — Я смотрю, как бы выровнять фронт,
— Теперь уже поздно, — перебил Шкуро, — надо было пораньше выравнивать.
Шкуро заявил, что едет в ставку к Деникину, а оттуда — в Италию. Когда он вышел, Май-Маевский недовольно посмотрел ему вслед.
— Воюй вот с такими, капитан, — и, выругавшись, вновь склонился над картой.
Макаров продолжал манипуляции со сводками. Генерал ругался, что не получил те или иные сведения раньше, но, учитывая хаос отступления, не задумывался о причинах несвоевременного доклада.
— Я понимаю, что им там не до сводок, но хотя бы устно информировали!
Однажды из ставки Деникина прибыл пакет лично для командующего. Офицер связи вручил его непосредственно Май-Маевскому. Макаров забеспокоился: не связано ли это с деятельностью Владимира в Севастополе?
Прочитав послание, генерал подал его Макарову. В нем говорилось:
«Дорогой Владимир Зенонович, мне грустно писать это письмо, переживая памятью Вашу героическую борьбу по удержанию Донецкого бассейна и взятие городов: Екатеринослава, Полтавы, Харькова, Киева, Курска, Орла.
Последние события показали: в этой войне играет главную роль конница. Поэтому я решил: части барона Врангеля перебросить на Ваш фронт, подчинив ему Добровольческую армию, Вас же отозвать в мое распоряжение. Я твердо уверен, от этого будет полный успех в дальнейшей нашей борьбе с красными. Родина требует этого, и я надеюсь, что Вы не пойдете против нее. С искренним уважением к Вам
Антон Деникин».
Май-Маевский вздохнул, сказал, что давно ждал этого, и приказал Павлу выделить из состава поезда его вагон, подготовить паровоз. Дела, до приезда Врангеля, он передал начальнику штаба.
Прибыв в Таганрог, Май-Маевский в сопровождении Макарова направился в штаб-квартиру Деникина.
После беседы и обеда главнокомандующий поинтересовался, где намерен остановиться Май-Маевский. Генерал попросил разрешить ему пребывание в Севастополе. Деникин согласился с этим и сказал, что даст указание коменданту Севастопольской крепости генералу Субботину позаботиться об устройстве Май-Маевского в городе.
До встречи с Деникиным генерал намеревался остановиться в Кисловодске или Новороссийске. Но это не устраивало Макарова, и он убедил шефа согласиться переехать в Севастополь.
Это было очень важно для Макарова, так как Май-Маевский по положению должен был получать фронтовые сводки и другие секретные документы. Местные власти предупредительно отнеслись к приезду Май-Маевского в Севастополь. Ему был выделен богатый особняк. Газеты писали, что он скоро займет пост главноначальствующего по гражданской части и по правам будет приравнен к главнокомандующему вооруженными силами юга России.
Еще до приезда Май-Маевского в Севастополь Владимир сумел организовать подпольный комитет по подготовке восстания. Комитет
Генерал Субботин приказал начальнику своего штаба направлять Май-Маевскому совершенно секретные оперативные сводки. Павел получал эти сводки под расписку, тайно снимал с них копии и передавал Владимиру.
Поскольку в сводках было много материалов о поражениях, которые терпела белая армия по всему фронту, подпольный комитет использовал их в своей агитационно-пропагандистской работе. Часто сведения из сводок использовались в листовках, которые расклеивались по городу. Эффект, который они производили, был огромным. В них, в частности, говорилось о переходе целых дивизий на сторону красных, об аресте Колчака, о катастрофе деникинского фронта. Подпольщики, конечно, понимали, что идут на риск и контрразведка белых может «вычислить» источник информации. Понимал это и Павел, но не видел иного выхода для себя.
Однажды на обеде у Май-Маевского он услышал такой разговор:
— Владимир Зенонович, интересная вещь: оперативные сводки принимает капитан, участник «Ледяного похода», от него сводки поступают к нам. Кроме меня, начальника штаба и Вас никто их не читает, а между тем они расклеиваются по городу. По-видимому, есть приемная станция, перехватывающая их.
Май-Маевский был поражен этим сообщением. Он подтвердил, что сразу же по прочтении сводки сжигает. После этого Макаров решил проявлять больше осторожности, но работу со сводками не прекратил.
Восстание в городе было назначено на 23 января. Обстановка, казалось, благоприятная. Местный гарнизон был готов принять активное участие в восстании. Поддерживалась связь и с военными кораблями. Рабочие порта подготовились к его захвату, подрывная группа готовила операцию по выводу некоторых судов из строя.
Братья всесторонне обсуждали детали будущего восстания и руководства им. Павла беспокоил вопрос о надежности комитета. Владимир заверил, что ребята стойкие, на них можно положиться.
Но за день до восстания члены комитета, включая Владимира, были арестованы морской контрразведкой. В городе начались повальные аресты. Павел почувствовал наблюдение и за собой. Он пытался прибегнуть к помощи Май-Маевского, чтобы освободить арестованного брата. Генерал выслушал своего адъютанта и сказал:
— Вы знаете, что ваш брат был председателем подпольной организации и что все было подготовлено к восстанию?
В этот момент дверь комнаты открылась, и вошла группа офицеров с револьверами в руках. Павел был арестован и доставлен в морскую контрразведку.
На следующий день ему дали газету с сообщением об аресте комитета и расстреле его членов. На первом месте среди фамилий расстрелянных стояла фамилия брата.
Вскоре Павел узнал, что через день-два его повезут на Северную сторону — место расстрелов. Быстро созрел план побега. Из смертников на побег согласились только шестеро.
Побег решили совершить вечером во время ужина. Целый день Павла мучила мысль: а что если эти шесть человек откажутся? Одному отсюда не выйти. Но решение было твердым — лучше смерть в схватке, чем от рук палача.