Очерки Лондона
Шрифт:
Прежде всхъ вошли въ ложу три маленькіе мальчика и маленькая двочка и, по приказанію папа, довольно громко отданному въ полу-отворенныя двери, заняли переднюю скамейку. Потомъ явились еще дв маленькія двочки, подъ присмотромъ молодой лэди, — весьма вроятно, гувернантки. За двумя двочками слдовали еще три мальчика, одтые, подобно первымъ, въ синія курточки и панталоны, и съ откидными воротничками; потомъ — еще ребенокъ, въ камзол, обшитомъ снурками, съ выраженіемъ на лиц безпредльнаго изумленія я съ большими круглыми глазами. Его подняли черезъ скамейки и при этомъ процесс обнаружили его розовенькія ножки. Вслдъ за ребенкомъ вошли па и ма и, въ заключеніе, старшій сынъ, мальчикъ лтъ четырнадцати, который, весьма очевидно, старался показать себя, какъ будто онъ вовсе непринадлежалъ этому семейству.
Первыя пять минутъ употреблены были на сниманіе платковъ съ двочекъ и на поправку бантовъ, которыми украшались ихъ волосы. Посл того внезапно открылось, что одному мальчику пришлось
Началось представленіе, и вниманію мальчиковъ не было предловъ. Па также принималъ живйшее участіе въ игр, хотя и старался показать видъ, что она вовсе не интересуетъ его. Что касается ма, то восторгъ ея отъ шутокъ главнаго комедіанта доходилъ до изступленія: она такъ усердно хохотала, что ни одинъ бантъ на ея огромномъ чепчик не оставался въ поко. Гувернантка отворачивалась отъ столба, и каждые разъ, какъ только глава ея встрчались съ глазами ма, она прикрывала платкомъ нижнюю часть лица и, какъ слдуетъ, предавалась судорожному см;ху. Въ то время, какъ одинъ изъ актеровъ, въ блестящихъ датахъ, давалъ клятву увезти прекрасную двицу, или погибнуть въ предпріятіи, рукоплесканія мальчиковъ были оглушительны, особливо одного изъ нихъ, который, повидимому, былъ гостемъ въ семейств и который весь вечеръ говорилъ любезности маленькой дввадцатилтней кокетк, представлявшей изъ себя прекрасную модель своей мама.
Но вотъ начались конскія ристалища, и восхищеніе дтей удвоилось. Желаніе видть, что происходило впереди, окончательно побдило достоинство родителя; поднявшись на ноги, онъ апплодировалъ громче каждаго изъ своихъ дтей. Гувернантка между тмъ, нагнувшись къ матери семейства сообщала ей остроумныя замчанія своихъ питомцевъ на сценическія происшествія. Мама, въ безпредльномъ восторг отъ этихъ замчаній и отъ сцены, награждала гувернантку пожатіемъ руки, а гувернантка, совершенно довольная тмъ, что успла обратить на себя вниманіе, прислонялась къ столбу съ лицомъ, сіяющимъ отъ радости; короче сказать, общество казалось совершенно счастливымъ, исключая мистера Джоржа, который былъ слишкомъ великъ, чтобы принимать участіе въ дтскихъ удовольствіяхъ, и слишкомъ незначителенъ, чтобы обратить на себя вниманіе постороннихъ. Онъ, время отъ времени, развлекалъ себя, приглаживая т мста, гд черезъ нсколько лтъ должны показаться бакенбарды, и оставался какъ нельзя боле доволенъ великолпіемъ своей персоны.
Мы не думаемъ, чтобы кто нибудь, побывавъ въ Астли два-три раза, и слдовательно получивъ способность оцнить постоянство, съ которымъ одни и т же фарсы повторяются вечеръ за вечеромъ, сезонъ за сезономъ, мы не думаемъ, чтобы онъ не находилъ удовольствія по крайней мр хота въ одной части всего предстявленія. Что до насъ, то при первомъ поднятіи занавса мы испытываемъ точно такое же удовольствіе, какое выражаетъ самый младшій изъ описаннаго нами семейства, и, по старой привычк, присоединяемся ко всеобщему смху, сопровождающему пронзительный крикъ паяца: "вотъ и мы къ вашимъ услугамъ!" Мы не можемъ даже измнить старинному чувству уваженія къ берейтору, который, съ бичемъ въ рук, слдуетъ за паяцомъ и длаетъ передъ публикой граціозный поклонъ. Онъ не принадлежитъ къ числу обыкновенныхъ грумовъ, въ нанковыхъ курткахъ, обшитыхъ коричневыми снурками; напротивъ того, онъ выглядитъ настоящимъ джентльменомъ, въ военномъ вицъ-мундир, подъ которымъ подложено нсколько фунтовъ ваты. Скоре онъ похожъ…, но къ чему мы станемъ покушаться описывать то, о чемъ никакое описаніе не можетъ сообщить посредственнаго понятія? Мы скажемъ одно: что каждый изъ нашихъ читателей знакомъ съ этимъ человкомъ; каждый изъ нихъ помнитъ его полированные сапоги, его граціозную осанку, немного стянутую (какъ другіе весьма справедливо замчаютъ), его прекрасную голову, украшенную черными, зачесанными кверху волосами, для того, чтобы придать лицу выраженіе глубокомыслія и поэтической меланхоліи. Его звучный и пріятный голосъ находится въ прекрасной гармоніи съ его благородными движеніями, которыми онъ вызываетъ паяца на шутки. Поразительное воспоминаніе о его достоинств, когда, онъ восклицаетъ: "Ну-съ, милостивый государь, что же вы мн скажете о миссъ Вудфордъ?" оставило въ душ нашей неизгладимое впечатлніе. А его удивительная ловкость, съ которой онъ выводитъ миссъ Вудфордъ на арену, сажаетъ ее на сдло и слдуетъ по цирку за ея легкимъ скакуномъ, постояано и сильно волновала грудь хорошенькихъ горничныхъ, внимательно слдившихъ за каждымъ его шагомъ и каждымъ движеніемъ.
Когда миссъ Вудфордъ, ея лошадь и оркестръ внезапно останавливались, чтобы перевести духъ, берейторъ вступалъ съ паяцомъ въ разговоръ обыкновенно слдующаго рода:
— Послушайте, милостивый государь, начинаетъ паяцъ.
— Что вамъ угодно, сэръ?
(Разговоръ продолжается съ обихъ сторонъ самымъ учтивымъ образомъ.)
— Неужели вамъ не случалось слышать, что я учился берейторскому искусству?
— Первый разъ имю удовольствіе слышатъ объ этомъ.
— Ахъ, какъ же! учился; не угодно ли, я покажу вамъ это на дл?
— Неужели вы покажете?
— Не угодно ли, я покажу вамъ это сейчасъ…. сію минуту?
— Сдлайте одолженіе, сэръ, но только живе…. какъ можно живе.
И вмст съ этимъ раздается ударъ бича.
— А такъ вотъ въ чемъ дло! Нтъ, милостивый государь, мн это больно не нравится, отвчаетъ паяцъ и въ то же время бросается на землю и начинаетъ выказывать различныя гимнастическія конвульсіи. То перегнется надвое, то снова разогнется и, къ шумному восторгу всей галлереи, старается показать изъ себя человка, который находится въ самыхъ ужасныхъ мученіяхъ. Второй ударъ бича прекращаетъ въ паяц вс крвилянья, и берейторъ приказываетъ: "взглянуть, чего же даетъ миссъ Вулфордъ!"
Паяцъ вскакиваетъ на ноги и восклицаетъ:
— Ахъ, миссъ Вулфордъ! что вы прикажете сдлать для васъ: принесть ли что подать ли, отнесть ли? прикажите, и я готовъ сдлать все, что вамъ угодно.
Миссъ Вулфордъ, съ сладенькой улыбкой, объявляетъ, что ей нужны два флага. Флаги являются и вручаются ей съ смшными гримасами со стороны паяца, который, исполнивъ эту церемонію, длаетъ берейтору слдующее замчаніе:
— Ага! что взяли! а вдь миссъ Вулфордъ знаетъ меня съ прекрасной стороны: вы, вроятно, изволили видть, какъ она улыбнулась мн.
Бичъ снова хлыщетъ по воздуху, оркестръ раздается, лошадь бросается въ галопъ, и миссъ Вулфордъ, къ безпредльному восторгу зрителей, и стараго и малаго, снова носится по цирку. Слдующая остановка представляетъ новый случай къ повторенію тхъ же самыхъ шутокъ, которыя разнообразятся забавными гримасами со стороны паяца, каждый разъ, какъ, только берейторъ отвернется въ сторону, и заключаются тмъ, что паяцъ кувыркается черезъ барьеръ, но предварительно постарается отвлечь вниманіе публики совсмъ въ другую сторону.
Неужели никто изъ нашихъ читателей не замчалъ того класса народа, который находитъ особенное удовольствіе толпиться въ теченіе дня у подъздовъ дешевыхъ театровъ? Вы рдко-рдко пройдете мимо одного изъ этихъ мстъ не замтивъ группы въ два или три человка, которые разговариваютъ на тротуар, съ тмъ заносчивымъ видомъ, который можно замтить въ комнатномъ оратор какого нибудь трактира и который составляетъ исключительную принадлежность людей этого класса. По видимому, они всегда воображаютъ себя созданными для сценической выставки; воображаютъ, что театральныя лампы освщаютъ ихъ и днемъ. Вотъ, напримръ, этотъ молодой человкъ въ полиняломъ коричневомъ пальто и весьма широкихъ свтло-зеленыхъ панталонахъ безпрестанно обдергиваетъ нарукавники своей пестрой рубашки, съ такимъ самодовольнымъ видомъ, какъ будто она сдлана изъ тонкаго батиста, и такъ щегольски загибаетъ на правое ухо свою бдую, запрошлогоднюю шляпу, какъ будто вчера только купилъ ее изъ моднаго магазина. Взгляните на грязныя блыя перчатки и дешевый, шолковый платокъ, котораго полу-чистый уголокъ торчитъ изъ наружнаго кармана, на груди изношеннаго пальто. Неужели вы не догадаетесь съ перваго взгляда, что это тотъ самый джентльменъ, который вечеромъ однетъ синій сюртукъ, чистую манишку и блые панталоны и черезъ полчаса замнитъ ихъ полуоборваннымъ своимъ нарядомъ, — которому каждый вечеръ предстоитъ выхвалять свои несмтныя сокровища, между тмъ какъ строгая дйствительность наводитъ его на грустное воспоминаніе о двадцати шиллингахъ жалованья въ недлю, — которому приходится говорить передъ публикой о богатыхъ помстьяхъ своего родителя и въ то же время вспоминать о маленькой своей квартирк въ предмстьяхъ Лондона, — выказывать себя лестнымъ женихомъ богатой наслдницы, которому вс льстятъ и завидуютъ, и между тмъ не забывать, что вслдствіе недостатковъ его ожидаютъ дома большія непріятности?