Очерки лондонских нравов (старая орфография)
Шрифт:
Въ уличныя двери удары повторяются. Какое многочисленное собраніе, какой неумолкаемый говоръ наполняетъ гостиную! Мы умственно представляемъ Тупля въ зенит его славы. Онъ только что принялъ чашку отъ толстой лэди и передалъ ее лакею, какъ въ ту же минуту продирается сквозь толпу молодыхъ людей, останавливаетъ другого лакея, беретъ съ его подноса нсколько бисквитовъ и подаетъ дочери престарлой лэди. Проходя мимо софы, онъ уже съ видомъ покровительства поглядываетъ на молоденькихъ лэди, съ которыми за нсколько минутъ бесдовалъ; в его взгляд выражается столько снисхожденія и столько фамильярности, какъ будто знакомство ихъ продолжалось съ самого дтства.
Прелестный молодой человкъ этотъ мистеръ Тупль, настоящій дамскій кавалеръ, и какой очаровательный въ обществ! Никто кром мистера Тупля не понимаетъ такъ хорошо и не уметъ оцнить шутокъ хозяина дома: онъ готовъ смяться до слезъ при самомъ слабомъ остроуміи послдняго. Прелесть что за человкъ! Говоритъ безъ умолку, и сколько чувства въ его словахъ, сколько
За ужиномъ занимательная особа мистера Тупля выигрываетъ еще боле, чмъ въ теченіе всего вечера, и когда папа обращается съ просьбой къ дорогимъ гостямъ наполнить ихъ рюмки и выпить за счастіе наступающаго года, мистеръ Тупль длается любезнымъ до безпредльности. Онъ ни за что не отстанетъ отъ двицъ, не принудивъ ихъ налить свои рюмки, несмотря на увренія, что он ни подъ какимъ видомъ не могутъ этого сдлать. Вслдъ на тмъ; попросивъ позволенія сказать нсколько словъ, и мистеръ Тупль произноситъ самый блестящій и поэтическій спичъ касательно стараго и новаго года. Съ окончаніемъ тоста и когда лэди отправятся въ гоcтиную, мистеръ Тупль обращается къ каждому джентльмену и упрашиваетъ наполнить свои рюмки, такъ какъ онъ намренъ предложить тостъ. При этомъ вс джентльмены восклицаютъ: „гиръ! гиръ!“ и графины переходятъ изъ рукъ въ руки. Когда хозяинъ дома возвститъ, что все готово и что все ожидаетъ предложеннаго тоста, мистеръ Тупль встаетъ и проситъ присутствующихъ джентльменовъ вспомнить, съ какимъ восторгомъ любовались они ослпительнымъ блескомъ изящности и красоты, которыми наполнена была гостиная, и до какой степени были очарованы обворожительнымъ средоточіемъ — въ той же самой гостиной — женской любезности. (Крики „гиръ! гиръ!“ раздаются громче.) Хотя ему (Туплю) и очень прискорбно лишиться дамъ, но съ другой стороны онъ утшаетъ себя убжденіемъ, что самое отсутствіе ихъ въ настоящую минуту доставляетъ ему возможность предложить тостъ, который онъ ни за что на свт не ршился бы произнесть въ присутствіи дамъ: этотъ тостъ онъ предлагаетъ „за здоровье дамъ“ (Громкіе рукоплесканія.) Здоровье дамъ! между которыми очаровательныя дочери превосходнаго хозяина этого дома замчательне прочихъ, какъ по красот своей, такъ и образованію. Онъ проситъ джентльменовъ осушить бокалъ до дна „за здоровье прекраснаго пола и пожелать ему счастія на Новый годъ!“. (Раздаются громкія и продолжительныя похвалы, въ промежутки которыхъ надъ головами джентльменовъ слышенъ танецъ качучи.).
Едва только затихли шумныя восклицанія, выражающіе искренній восторгъ за предложенный тостъ, какъ молодой джентльменъ въ розовомъ жилет, сидвшій на конц стола, замтно выражаетъ душевное безпокойство и обнаруживаетъ очевидные признаки желанія излить свои чувства въ краснорчивомъ спич. Догадливый Тупль сразу замчаетъ это и ршается предупредить соперника. Вслдствіе такой ршимости, онъ снова встаетъ, — съ торжественнымъ видомъ и съ соблюденіемъ приличнаго достоинства выражаетъ надежду свою, что ему позволятъ предложить другой тостъ (всеобщее одобреніе, и мистеръ Тупль продолжаетъ), онъ увренъ, что каждый изъ присутствующихъ глубоко проникнутъ радушнымъ, мало того: роскошнымъ гостепріимствомъ, оказаннымъ въ этотъ вечеръ достойнымъ хозяиномъ и хозяйкой дома., (Безконечныя рукоплесканія.) Хотя онъ (Тупль) въ первый разъ еще иметъ удовольствіе сидть за этимъ столомъ, но онъ давно и коротко знаетъ своего друга Доббля; онъ тсно связанъ съ нимъ по служб и желалъ бы даже, чтобы каждый изъ присутствующихъ зналъ его такъ, какъ онъ зналъ. (Хозяинъ кашляетъ.) Онъ (Тупль) не красня можетъ положить руку на свое сердце и чистосердечно объявить, что лучшаго человка, лучшаго супруга, лучшаго отца, лучшаго брата, лучшаго сына, лучшаго родственника въ какомъ бы то ни была колн, - не существовало въ мір. (Громкіе крики „гиръ! гирь!“) Сегодня видятъ его въ мирномъ лон своего семейства, а завтра утромъ непремнно увидятъ за тягостною должностью въ контор: всегда спокойнаго за чтеніемъ утренней газеты, неподражаемаго въ подписи своего имени, почтеннаго въ отвтахъ на вопросы незнакомыхъ постителей, покорнаго передъ лицомъ патроновъ и величественнаго передъ посланными изъ другихъ конторъ. (Ура! ура!) Выразивъ безъ всякаго лицепріятія достодолжную справедливость превосходнымъ качествамъ своего друга Доббля, что же можно сказать касательно мистриссъ Доббль? Неужели нужно распространяться о прекрасныхъ качествахъ этой во всхъ отношеніяхъ любезной женщины? Нтъ, онъ пощадитъ чувства своего друга Доббля, онъ пощадитъ чувства своего друга, если только ему позволено будетъ имть честь называться его другомъ. (При этомъ мистеръ Добблъ принимаетъ видъ глубокой меланхоліи.) Онъ (Тупль) скажетъ просто, съ полной увренностью, что съ его мнніемъ согласятся вс присутствующіе джентльмены, что другъ его Доббль также высоко стоитъ надъ всми мужчинами, которыхъ онъ зналъ, какъ и мистриссъ Доббль превосходитъ всхъ женщинъ, которыхъ онъ видлъ (исключая ея дочерей), и потому онъ долгомъ считаетъ заключитъ предложеніемъ выпитъ „за неоцненное здоровье почтенныхъ хозяина и хозяйки дома и пожелать имъ счастливо встрчать новый годъ на многія и многія лта!“
Тостъ былъ выпитъ съ шумными восклицаніями; Доббль выразилъ свою благодарность, и джентльмены отправились въ гоcтиную. Молодые люди, стыдившіеся до ужина пуститься въ танцы, обнаруживали теперь удивительную непринужденность; въ музыкантахъ проявлялись несомннные признаки поздравленія съ наступающимъ новымъ годомъ, и танцы продолжались до послдней поры перваго утра новаго года.
Едва только мы кончили послднія слова вышеупомянутаго тоста, какъ на сосднихъ церквахъ раздалась первые удары полночнаго часа. Не правда ли, что въ звукахъ этого удара отзывается что-то благоговйно-страшное? Не правда ли, что въ другое время они не поражаютъ насъ такъ сильно, какъ теперь? Въ другое время часы спокойно летятъ мимо васъ, и мы вовсе не замчаемъ ихъ полета. Но вдь мы мряемъ человческую жизнь годами, а этотъ торжественный звонъ ясно гласитъ намъ, что мы миновали еще одинъ поверстный столбъ, поставленный между нами и нашей могилой; пожалуй, мы можемъ заглушить его, но намъ не заглушить душевнаго убжденія, что когда слдующій звонъ возвститъ прибытіе новаго года, то мы также останемся нечувствительны къ глаголу времени и не подумаемъ о предл нашей жизни!
IV. ГОСПИТАЛЬНАЯ ПАЦІЕНТКА
Бродя по вечерамъ по улицамъ Лондона, мы часто останавливались подъ окнами какого нибудь госпиталя и рисовали въ своемъ воображеніи мрачныя и унылыя сцены, происходившія внутри этой храмины. Внезапное движеніе свтильника отъ одного окна къ другому, а потомъ постепенное уменьшеніе свта, какъ будто его уносили въ отдаленный конецъ комнаты, къ кровати страдальца, — быстро пробуждало въ нашей душ цлую толпу грустныхъ размышленій. Чтобъ прекратить порывы шумной веселости, въ то время, когда весь городъ погруженъ въ глубокій мракъ и сонъ, стонъ только взглянуть на тусклый свтъ ночника у постели больного, который изнемогаетъ въ мучительныхъ недугахъ.
Кто можетъ высказать тоску тхъ долгихъ томительныхъ часовъ, когда единственный звукъ, поражающій слухъ больного — это несвязный бредъ другого больного, сндаемаго пламененъ горячки, или невнятныя слова молитвы, произносимой умирающимъ? Кто кром тхъ, которые испытали это, можетъ представить себ чувства одиночества и унылой печали, этого неизбжнаго удла несчастныхъ, оставленныхъ во время ужасной болзни на руки чужихъ людей? кто кром матеря, жены или дочери такъ нжно отретъ холодный потъ съ лица страдальца или поправить ему жосткой изголовье?
Подъ вліяньемъ такихъ размышленій мы отворачивались, завидвъ больницу, и быстро уходили по опустлымъ улицамъ. Грусть, которую испытывало тогда наше сердце, нисколько не уменьшалась при вид жалкихъ созданіи, изрдка попадавшихся намъ на встрчу. Каждому изъ насъ извстно, что госпиталь есть мсто прибжища и успокоенія множества бдняковъ, которые безъ этого заведенія должны бы умереть на улиц; но каковы должны быть чувства отверженныхъ бродягъ, когда имъ придется слечь на одръ болзни; безъ всякой надежды на выздоровленіе? Если несчастную женщину, которая бродитъ по тротуарамъ далеко за полночь, и жалкую тнь мужчины, призракъ нищеты и пьянства, которая ищетъ пріюта себ на ночь въ какомъ нибудь уголк, прикрытомъ отъ дождя если ихъ ничто не привлекаетъ въ этой жизни, то можетъ ли въ ней оставаться что нибудь, на которое они могли бы оглянуться при кончин? Станутъ ли они заботиться о спокойномъ кров и мягкомъ лож, когда въ ихъ душ пробуждаются воспоминанія о позорной жизни ихъ, когда, раскаяніе для нихъ непонятно и сожалніе рождается слишкомъ поздно?
Нсколько мсяцевъ тому назадъ, мы безъ всякой цли бродили по Ковентъ-Гардену, какъ вдругъ вниманіе наше привлечено было весьма замчательной наружностью буяна, который, не соглашаясь принять на себя трудъ прогуляться въ полицію, на томъ основаніи, что не иметъ къ тому ни малйшаго расположенія, былъ посаженъ на тачку и отвезенъ туда, къ величайшему восторгу зрителей, но, повидимому, къ крайнему прискорбію съ его стороны.
По какому-то странному влеченію, мы никакъ не могли удержаться отъ того, чтобъ не вмшаться въ толпу любопытныхъ и ни войти въ контору, вмст въ привезеннымъ буяномъ, съ двумя полицейскими и такимъ множествомъ зрителей, сколько контора могла помстить въ себ.
За ршоткой сидлъ судья и тотчасъ же приступилъ къ допросу. Преступника обвиняли въ побояхъ, нанесенныхъ женщин. Нсколько лицъ, формальнымъ образомъ подтвердили это обвиненіе; и въ заключеніе прочитано было донесеніе врача изъ сосдняго госпиталя, въ которомъ описано было свойство нанесенныхъ побоевъ и предположеніе о сомнительномъ выздоровленіи женщины
Со стороны присутствующихъ сдлано было нсколько возраженій касательно личности обвиняемаго — вслдствіе чего положено было отправиться въ восемь часовъ вечера въ госпиталь, чтобъ отобрать показанія отъ больной, взявъ туда и преступника. При этомъ ршеніи лицо обвиняемаго покрылось мертвенной блдностью, и мы видли, какъ онъ судорожно схватился за ршотку. Его выведи вонъ, и надобно сказать, что во все время допроса онъ не сказалъ ни слова.