Очерки лондонских нравов (старая орфография)
Шрифт:
Въ заключеніе всего слдуетъ мораль — не подумайте, что изъ этого разсказа нельзя вывести нравоученія. Упомянутая молодая лэди сначала извлекла вс выгоды, какія только можно было извлечь изъ привязанности Джона Дунсаа, а потомъ не только отказала ему въ лестномъ предложеніи, но на отрзъ объявила ему, что «ни за какія сокровища не выйдетъ за него!» мы употребляемъ здсь ея собственныя слова. И такимъ образомъ Джонъ Дунсъ, потерявъ своихъ друзей сдлался посмшищемъ для каждаго. Впослдствіи онъ длалъ предложенія молодай учительниц, пожилой хозяйк дома, старой табачной лавочниц, и вс безуспшно. Теперь его можно причислить къ самому старому разряду старыхъ малыхъ, которымъ онъ служитъ живымъ примромъ отвергнутой любви.
VI. ДЖЕНТЛЬМЕНЫ-ОБОРВАНЦЫ
Скажите, какимъ образомъ можно объяснить довольно странное обстоятельство, что нкоторые классы людей, повидимому, принадлежатъ единственно Лондону. Кром Лондона вы ршительно нигд ихъ не встртите; какъ будто лондонская почва служитъ разсадникомъ для нихъ, и какъ будто они вмст съ вчными туманами и закоптлыми зданіями составляютъ исключительную
Конечно, кто не согласится, что оборванныя люди встрчаются повсюду, а что джентльмены не принадлежатъ къ числу рзкостей и мн предловъ Лондона, — но соединеніе этихъ двухъ качествъ въ одно составляетъ, по нашему мннію, не отъемлемую принадлежность нашей столицы, — все равно какъ монументъ на Чарингъ-Кросс или какъ фонтанъ и бассейнъ у Алдгэта. И что еще замчательно — это сложное качество относится до однихъ только мужчинъ; женщина бываетъ или оборвана и грязна до крайности, или опрятна и внушаетъ уваженіе, хотя бы нищета сдлала сильный отпечатокъ во всей ея наружности. Бдный человкъ, который какъ говорится, «видлъ лучшіе дни», обнаруживаетъ странное соединеніе неопрятности и жалкаго стремленія къ смшному щегольству.
Для лучшаго понятія мы постараемся другими словами объяснить названіе, которое мы придали этой стать. Если вамъ случится встртить человка, который безпечно шатается по Друри-лэну или стоитъ прижавшись спиной къ деревянной стойк на Лонгъ-акр — если вы увидите; что руки его опущены въ карманы широкихъ брюкъ, украшенныхъ пятнами, и замтите, что эти широкіе брюки обильны сальными пятнами, что на мужчин надтъ коричневый фракъ съ блестящими пуговицами, что измятая шляпа его нахлобучена на правый глазъ, — то совтую вамъ не жалть такого человка. Онъ принадлежитъ къ разряду оборванцевъ, но не къ разряду джентльменовъ. Этотъ человкъ любитъ посщать грязныя гостинницы, любятъ заглядывать въ дешевые театры, питаетъ закоренлую симпатію къ дльнымъ занятіямъ и находится въ таинственныхъ сношеніяхъ съ любителями чужой собственности. Ни если вы увидите въ толп другого человка, лтъ сорока или пятидесяти отъ роду, который торопливо пробирается по самому краю тротуара, если вы замтите, что этотъ человкъ завернутъ въ изношенную пару платья, изъ которой фракъ мстами блеститъ, какъ полъ, натертый воскомъ, а брюки туго затянуты штрипками, частію для того, чтобы придать фасонъ этому наряду, а частично и для того, чтобы изношенныя башмаки крпче держались на ногахъ, — если вы замтите, что его не желтовато-блый шейный платокъ тщательно зашпиленъ булавкой, для того, чтобы прикрытъ лохмотья нижней одежды и что руки его всунуты въ остатки лайковыхъ перчатокъ, — то смло можете считать такого человка за джентльмена-оборванца. Одинъ взглядъ на печальное лицо этого человка, на робкое сознаніе своей нищеты, которая отражается въ его лиц, мгновенно пробуждаетъ въ нашей душ чувство состраданія, — въ ваше сердце западаетъ глубокая грусть.
Однажды мы встртились съ подобнымъ человкомъ, и какъ бы мы думали, онъ цлый день мерещился намъ въ глазахъ и цлую ночь грезился на сн. Человкъ, о которомъ Вальтеръ Скоттъ говоритъ въ своей демонологіи, и въ половину не вынесъ того отъ воображаемаго джентльмена въ черной бархатной мантія, сколько мы перечувствовали въ душ съ минуты нашей встрчи съ джентльменомъ въ описанномъ наряд. Въ первый разъ онъ обратилъ на себя наше вниманіе тмъ, что расположился противъ насъ за чтеніе въ Британскомъ Музеум. И что еще замчательно, передъ этимъ человкомъ лежали дв оборванныя книги, два старые фоліянта, съ мдными застежками, въ грязныхъ и мстами проточенныхъ молью обложкахъ, которыя въ свое время, вроятно, считались щегольскими. Онъ являлся въ Музеумъ каждое утро аккуратно съ послдней секундой десятаго часа, выходилъ изъ Музеума самымъ послднимъ и при этомъ случа принималъ на себя видъ человка, который не зналъ, гд ему пріютиться отъ холода и непогоды въ теченіе остального дня. Сидлъ онъ всегда плотно прижавшись къ столу, для того, чтобы скрыть недостатокъ пуговицъ на фрак, и обыкновенно заботливо приставлялъ книгу къ ногамъ, гд, какъ онъ расчитывалъ, шляпа его безопасно могла скрываться отъ любопытныхъ и нескромныхъ взглядовъ.
Около двухъ часовъ вы всегда увидите, что онъ жуетъ французскій хлбъ или грошовую булку; — не вынимая ея изъ кармана сразу, какъ обыкновенно поступаетъ тотъ, кто хочетъ завтракать, но отщипываетъ въ карман кусочки и съдаетъ украдкой. Онъ зналъ также, что въ этой булк заключался весь его обдъ.
При первой встрч нашей съ этимъ жалкимъ предметомъ мы тогда же подумали, что для его наряда не предстояло ни какой возможности сдлаться хуже. Мы даже ршили расчитывать на вроятность, что этотъ человкъ въ скоромъ времени покажется въ новой подержанной одежд. Но какъ мы сильно ошибались! джентльменъ этотъ съ каждымъ днемъ становился боле и боле оборваннымъ. Пуговицы одна за одной отстали отъ его жилета; онъ началъ застегивалъ фракъ, и когда одна сторона фрака доведена была до того же состоянія, въ которомъ находился жилетъ, застегиванье перешло на другую сторону. Въ начал каждой недли наружность его казалась нсколько получше, и это измненіе происходило оттого, что шейный его платокъ, хотя и удерживалъ за собой прежнюю желтизну, но уже не былъ такимъ грязнымъ; къ тому же много выигрывали вновь натянутые штрипки и заштопанныя перчатки. Въ этомъ положеніи онъ оставался недли съ дв. Наконецъ одна изъ пуговицъ на фалдахъ его фрака отвалилась, а вмст съ этимъ несчастіемъ исчезъ и самъ человкъ. Мы уже начали считать его умершимъ.
Спустя недлю посл того, какъ скрылся предметъ нашихъ наблюденій, мы за тмъ же самымъ столомъ сидли въ Музеум. Читая книгу, мы сами не замтили какимъ образомъ, остановили глаза на пустомъ стул, занимаемымъ бднякомъ джентльменомъ, и въ голов нашей столпился цлый рой размышленіе о причинахъ, которыя принудили его удалиться со сцены публичной жизни. Съ чувствомъ глубокаго сожалнія представляли себ тысячу бдъ, которыя могли встртиться ему, старались догадаться, дйствительно ли онъ умеръ, или попался только подъ арестъ, — какъ вдругъ догадки наши разъяснились внезапнымъ приходомъ самого джентльмена. Съ перваго взгляда мы замтила, что съ нимъ произошла какая-то странная перемна, и что въ вошелъ въ комнату съ видомъ, который показывалъ полное сознаніе въ улучшеніи своей наружности. И въ самомъ дл, появленіе его показалось намъ страннымъ во многихъ отношеніяхъ: платье на немъ было новое, темное, глянцоватое; но при всемъ томъ, оно казалось для насъ тмъ же самымъ, въ которомъ онъ приходилъ сюда до этого; мало того, мы увидли даже т самыя заплатки, съ которыми успли уже познакомиться; мы узнали ту же самую шляпу, — да и едва ли кто можетъ не узнать ея, съ ея высокой тулейкой, которая постепенно становится кверху шире и шире; продолжительная служба этой шляпы сообщила ей красновато-коричневый цвтъ, но теперь мы усматриваемъ ее такою же черною, такою же лоснистою, какъ и самый фракъ. Мы снова было задумались о причинахъ такой перемны, но въ эту минуту истина мелькнула передъ нами: мы сразу догадались, что костюмъ джентльмена-оборванца былъ «подновленъ» и въ душ пожалли объ этомъ. Кому изъ насъ неизвстно, что эта подновляющая жидкость чрезвычайно какъ обманчива; мы не разъ видли ея пагубное дйствіе надъ многими джентльменами-оборванцами, видли, какъ часто вовлекала она свои жертвы въ ложное сознаніе о ихъ достоинств, а еще чаще принуждала ихъ покупать новыя перчатки, камышевую трость или какой нибудь другой дешевенькій нарядъ. Она укрпляетъ ихъ бодрость не боле какъ на недлю, а посл того снова поселяетъ въ нихъ уныніе и горесть и развиваетъ эти чувства сильне прежняго. Такъ точно случилось и на этотъ разъ; скоротечное достоинство несчастнаго человка уменьшилось въ прямомъ отношеніи съ уменьшеніемъ «возобновительной влаги» Колни «невыразимыхъ», локти фрака и швы начали блть съ тревожной быстротой. Шляпа снова поселилась подъ столомъ, и самъ владлецъ ея какъ нельзя смиренне помщался на своемъ мст.
Случись же на бду, что въ теченіе цлой недли безпрерывно лилъ дождь, хотя и мелкій, но тмъ не мене «возобновительная влага» исчезала вмст съ влагой атмосферы, и бдный джентльменъ-оборванецъ не ршался уже прибгать къ улучшенію своей наружности.
Трудно, и даже невозможно, опредлить какую нибудь особенную часть города главнымъ убжищемъ джентльменовъ-оборванцевъ. Большая часть людей этого рода попадалась намъ около присутственныхъ мстъ. Отъ осьми и до десяти часовъ утра ихъ всегда можно видть въ Голборнскомъ суд, а если кто любопытствуетъ осмотрть отдленіе несостоятельныхъ должниковъ, то непремнно увидитъ этихъ людей, не только въ числ зрителей, но и въ числ самихъ должниковъ. Мы ни разу еще не бывали на бирж, не встртивъ тамъ джентльменовъ-оборванцевъ, и каждый разъ съ удивленіемъ старались разъяснить себ, какія именно дла или занятія могли привлекать ихъ туда. Они просиживаютъ тамъ по цлымъ днямъ, облокотившись на огромные, полинялые, постоянно влажные зонтики; никто съ ними не вступаетъ въ разговоръ; впрочемъ, и они ни съ кмъ ни говорятъ. Правда, случается иногда увидть въ разговор двухъ джентльменовъ-оборванцевъ, но опытъ увряетъ насъ, что это обстоятельство весьма необыкновенное, причиной которому служитъ или щепотка табаку, или какая нибудь другая подобная вжливость.
Если трудно опредлить постоянное мстопребываніе этихъ людей, то еще трудне узнать главное занятіе ихъ. Намъ во всю жизнь приходилось имть дло съ однимъ только джентльменомъ-оборванцемъ: это былъ пьяный гравёръ, который жилъ въ сырой, душной комнат одного изъ вновь выстроенныхъ домовъ въ Камденъ-тоун, подл самого канала. Джентльменъ-оборванецъ или вовсе не иметъ занятія, или дйствуетъ въ качеств агента по хлбной, винной или угольной торговли, а иногда принимаетъ на себя обязанность сбирать долги, участвуетъ въ торговл подержанными вещами и наконецъ хлопочетъ по чужимъ дламъ. Встрчали ли наши читатели подобныхъ людей, во время прогулокъ своихъ, намъ неизвстно; мы знаемъ только то, что бдный человкъ (нтъ нужды, обязавъ ли онъ за свою бдность собственному своему поведенію, тли поведенію другихъ), который чувствуетъ свою нищету и тщетно старается скрыть ее, составляетъ самый жалкій предметъ въ человческомъ род. Мы не красня можемъ пожалть о немъ и при случа подать ему руку помощи. Къ числу этихъ несчастныхъ, съ весьма немногими исключеніями, можно причислятъ и джентльменовъ-оборванцевъ.
VII. СМЕРТЬ ПЬЯНИЦЫ
Смло можно сказать, что едва ли найдется человкъ, который, гуляя ежедневно по многолюднымъ улицамъ Лондона не припомнитъ людей, знакомыхъ ему «по одному взгляду», — людей съ жалкой и отталкивающей наружностью, которыхъ, сколько помнится ему, онъ видывалъ совершенно въ другомъ положеніи, которые, по наблюденіямъ его, падаютъ съ каждымъ днемъ все ниже и ниже, которыхъ нищета и лохмотья производятъ самое грустное, тягостное впечатлніе. Найдется ли и такой человкъ, который, при безпрестанныхъ и разнообразныхъ сношеніяхъ съ обществомъ, не припомнитъ времени, когда этотъ жалкій человкъ въ грязи, въ лохмотьяхъ, въ ужасной нищет былъ нкогда или почтеннымъ купцомъ, или дятельнымъ конторщикомъ, или человкомъ, преданнымъ другому призванію, съ честными видами на будущность и съ хорошими средствами въ настоящемъ? Неужели никто изъ читателей не припомнитъ между давнишними своими знакомыми какого нибудь, павшаго, потеряннаго человка, который бродитъ по тротуару въ страшной нищет, отъ котораго отворачиваются вс съ видомъ холоднаго пренебреженія и который неизвстно какимъ образомъ поддерживаетъ свое существованіе?