Одиннадцать
Шрифт:
– Что это? – спрашиваю я.
– Это твои книги, – отвечает Палыч…
– Так, всё ясно! – Вова приподнялся. – Не пора ли нам идти?
– Ну, подожди, – Машка скорчила рожицу. – Дослушаем.
– Чего там дослушивать – сейчас он тебе такого загнет. Я собираюсь. Чай выливаю?
– Выливай, – сказал Ефим, и продолжил специально для Машки:
– Что значит, мои книги? – недоумеваю я.
– На, прочти, – Палыч протягивает мне свиток.
Я осторожно, чтобы не порвать древний документ, разматываю его и читаю почерневшую кожу с выжженными буквами:
«Владимиру
– Вы собираетесь или будете лясы точить? – Вова уже упаковывал скарб. – Идти-то ещё, дай боже!
Ефим приподнялся, начал тоже потихоньку собирать свои пожитки, продолжая рассказывать:
«Палыч, я добрался! Правда, вот Вова где-то потерялся – нельзя его было вперед меня запускать – как бы не пропал без меня, недотепа! Но я добрался! Удивил здесь всех. Твоя веревка считается здесь злым змеем в озере. Издалека она и впрямь похожа на змею – разноцветная, и вылетает, когда ни надо из скалы. Одного дятла даже запутала, говорят, он утонул. Все решили, что его змей схавал. А ещё твои красители здесь шороху навели: вода то красная, то зеленая, то синяя, а потом этот „змий“ выныривает и вьется по всей воде. И тут появляюсь я! Мне все в ноги – плюх. А я как … (стерто временем)… говорю: Братья мои, встаньте. Принесите мне хлеба и одежду. И так далее… Короче, мозги им запудрил. Позже выяснилось, что тут уже один такой появлялся. Думаю, это Вова. Правда, куда он делся, я не знаю. Но розыщу его обязательно – пропадет же без меня сердешный!..»
Ефим посмотрел на Вову.
Тот, улыбаясь, качал головой и тушил костер:
– Конечно, куда я без тебя!
– То-то и оно, Маша, – продолжал Ефим, «не замечая» Вовиной ухмылки. – Ведь, как пить дать, пропадет без меня. Поэтому, я и писал Палычу – сильно я тогда за Вову переживал!
– Но-но, давай, заливай! Слушай его, Машка, больше. Попросили, на свою голову, рассказать сказку. Вы готовы?
– Мы-то готовы! Готов ли ты, брат мой? Слушай, что после было.
– Пошли, уж! – Вова тронулся в путь. – Догоняйте! Нам ещё болото, наверное, штурмовать.
– Вот он весь такой! – Ефим показал Машке на Володю. – Весь такой – неугомонный, думающий о людях, совершенно ему незнакомых, наш герой, всегда идущий впереди… в болото!
– Эй, балласт! Догоняйте! – крикнул Вова, шагая вперед.
– Пошли, Маха – по дороге дорасскажу.
Ефим и Машка поспешили за Вовой.
– Ну а дальше-то, дальше, что было? – Машка семенила справа от Ефима.
– Ну, а дальше, Маша, прочитал я этот фолиант и понял, что я добрался. Что я – там. Там ещё много чего написано было – я ещё сочинить не успел – Вова торопит. Но надо будет – сочиню за милый мой. Короче, прочитал я этот фолиант, потом, точно такой же ещё один, и ещё, и ещё, и в обоих книжках примерно один и тот же текст, с небольшими красочными разночтениями, но всё по существу. Спрашиваю Палыча:
– А чё текст-то один и тот же? Под копирку писал, что ли?
– Нет, – говорит Палыч, – ты мужик мудрый, боялся, что может текст не дойти до сегодняшних дней, поэтому его размножил и сохранил в разных местах.
– В разных файлах? – шучу я.
– Типа того, – соглашается Палыч. – Типа того.
– А кто такой Палыч? – вдруг спрашивает Маша.
Ефим почесал репу – ей-то он действительно не знаком.
– Придем – познакомлю. Человек. Он нас сюда и загнал.
Подумав, Ефим добавил:
– И сюда, и Туда. Понимаешь?
– Пока – нет, но пойму, обещаю!
– Хорошо, – согласился Ефим. – Идем дальше?
– Да. Продолжай.
Ефим хмыкнул,…:
«Ну, вот, я Палыча спрашиваю:
– Чего текст-то одинаковый?
А он говорит:
– Ты мужик мудрый – (Ефим специально ещё раз и громко это произнес, потому что Вова притормозил и слушал между делом – это было заметно) – ты мужик мудрый, разобрался грамотно – запрятал всё в разных местах. Чтобы до нас дошло. Один фолиант ты воском залил, другой – смолой, третий жиром, четвертый мёдом – то есть тем, что было у тебя под рукой там, и всё «упаковал» в глиняные горшки. Поэтому они и сохранились. Не дошли бы – кто знает, как бы там оно повернулось. А сейчас можно кое-что предпринять…»
– То есть? – не поняла Машка.
– Ну, я же говорю – Вова где-то потерялся, нужно искать!
– Так он же вот он – здесь!
– Ну, это пока здесь! А там, кто знает, куда его занесло? Нужно искать?
– А как он здесь-то оказался? Вернулся же как-то!
– Вернулся как-то… Наверное, потому что я написал эти письмена и ещё раз занырнул за ним… Маша, чего ты хочешь? Я только начал придумывать, а ты уже: «Что?» да «Как?» Как я тебе за пять минут целую книгу придумаю? Подожди маленько – я придумаю – нам ещё идти-то вон сколько! – Ефим показал на скалу у горизонта.
– Извиняюсь, – сказала Маша. – Но интересно же!
– Интересно ей. «А что там будет у финишной черты?» – передразнил Ефим Вову. – Короче, я там стал человеком известным и… почитаемым. Мой знак, мой символ, как я уже говорил, – эмблема «Аэрофлота». Потом она переросла в римского орла, по истечению времени и истории. Но там её придумал я, пытаясь найти Вову и подать ему знак – мы же говорили уже об этом, и я обмолвился, что моим знаком на щите будет эмблема «Аэрофлота». Надеялся, что Вова запомнил и когда в тех временах наткнется на неё, поймет, что это я. Так я его искал. Я ещё, наверняка, и «Marlboro» на заборах писал, чтобы он врубился. И: «Пива нет!». И: «Слава КПСС!». И, как пить дать, на деревьях вырезал: «Здесь был Фима». Или: «Вова, позвони мне! Хотя бы в колокола! Твой фуфельэкспрессионизм» Это уж он точно ни с кем не спутает!
– И что Вова?
– В смысле «что»?
– Отозвался?
– Отозвался, видимо – вишь, впереди шагает.
– Да, интересная история, – Маша устала слушать. – А ты – всё время такой, или только в лесу?
Ефим уловил нотки издёвки в голосе, понял, что она утомилась, и ответил так:
– Тебя там легавые, наверняка. ждут. За то, что ты пацана утопила, чтобы его хату и бизнес на себя переписать, а ты мне тут про ёлочки втираешь!
Маша остолбенела!
– Про какие ёлочки?
– А какие легавые? – ты не спрашиваешь?