Одиннадцатый цикл
Шрифт:
Но вот отец потупился, теребя нитку на штанах, и все сразу встало на свои места.
– Вы приехали забрать мою дочь? – Он поднял на меня красные, влажные от слез глаза. Голос не дрогнул: Роберт собрал всю волю в кулак, чтобы не сломаться.
Какой я глупец! Из-за моего внезапного появления семья заподозрила худшее: увидела во мне длань Клерии, что отнимет у них родную плоть и кровь. Я положил отцу на плечо руку в перчатке и обнадежил мирной улыбкой.
– Я приехал всего лишь кое-что узнать, не более.
Отец был
– Мне незачем забирать вашу дочь.
И это так. На ведьму положено донести, и ее ждет ссылка, а самые незадачливые встретят смерть на костре – и все из-за грехов прошлого.
– Спасибо, – неслышимо уронил Роберт с губ. Голос задрожал, едва не переламываясь. – Спасибо… – Он рухнул на колени и забормотал единственное, на что сейчас хватило ума: – Хвала Владыкам. Хвала первым заступникам Клерии.
Я перевел взгляд на мать с младенцем у груди, тоже сияющую от облегчения и благодарности. Она качнулась вперед – отдать должный поклон не позволил вес малыша на руке.
Меня проводили в дом. Я рассыпался в извинениях за лопнувшую подо мной половицу у порога.
Отец семейства так воспрянул духом, что, даже сгори все хозяйство дотла, определенно не омрачился бы. Он извинялся втрое, впятеро чаще: за небогатую обстановку, за то, что нечем угостить драгоценного гостя…
Я пригнул голову в дверном проеме, и вот передо мной возникла Далила. Она со скорбным, поникшим видом сидела за семейным столом лицом к двери и отрешенно вертела пальцами, уперев взгляд в тень от них. Ноги под стулом болтались туда-сюда.
Вид простых стола и стула не внушал доверия. Из страха еще что-нибудь разломать я заторопился вон.
– Не возражаете, если мы с Далилой побеседуем на воздухе?
Роберт остерегался отпускать дочь, но что он посмеет мне возразить, как запретит?
Мы с Далилой какое-то время шли молча вдоль границы семейных владений: я впереди, она – за мной.
Назвать хозяйство обширным язык не поворачивался, но шесть ртов оно вполне способно прокормить.
У них было поле под кукурузу, курятник с несушками, в хлеву – дойные козы. Я не лез девочке в душу, вверив ей право определять русло беседы. Понемногу справлялся о хозяйстве, о семье, об обязанностях, не упоминая друзей даже вскользь. Она отвечала односложно, под нос. В основном мне только и удалось выудить, что имена ее братьев.
Я подвел Далилу познакомиться с моим преданным верховым. Громада Зефир пугал бедняжку, но было видно, она хочет приблизиться. Я расстегнул переметную сумку и достал морковку.
– Держи.
Девочка несмело взяла ее и с моей поддержкой поднесла угощение к его морде.
Зефир – свирепый и беспощадный в кипени битвы, валящий с ног любого воина, которому не под силу обуздать ветра, – встречал за годы немало детей. Ему хватало ума отличить, когда к нему
Вид жующего Зефира умилил нас обоих. Я не упустил шанса взять девочку за руку.
– Не бойся, не укусит, – ободрил я. Зефир и вправду бережно доел морковку и даже не прикусил руки, а наоборот, что поразительно, лизнул ее. – Смотри-ка, ты ему понравилась. Зефир мало кому доверяет.
Она повеселела, даже посмеялась; на лице впервые расцвела улыбка.
Мы присели за конюшней поодаль от дома, что еще больше ее расположило.
– Что случилось той ночью? – в конце концов спросил я.
Далила, смелая Далила кивнула: надо рассказать – значит, надо. Она собралась и заговорила.
Тем вечером их пятерка пошла в Рощу грез, чтобы помочь Дейлу разбудить вдохновение. Если бы не плачевный исход, я бы даже посмеялся.
– Это я предложила… Из-за меня Перри… – Печальную фразу обрубил спазм в горле. Как тихо бедняжка произнесла его имя – голосом тоньше тончайшего стеклышка.
Далила зачесала волосы за ухо, являя спрятанный лазурчик – тот уже слегка зачах.
Сердце тотчас ухнуло в бездонную пропасть, и меня пронзило нестерпимой болью.
– Ты его… – Как лучше сказать? Любила? Они ведь так юны… Хотя подчас детей обручают еще раньше.
Между нами повисло молчание. Как я только мог не отрядить в Рощу дозор?!
Далила встрепенулась.
– Ой, а как там акар?
Что-что? Бедняжка, верно, оговорилась. Не может ведь она печься о своем убийце!
Я не сразу сообразил, что речь идет о Хроме, – и это удивляло еще больше.
– С ним все хорошо, – с улыбкой сообщил я благую весть. – Его зовут Хрома.
Далила крутила пальцами.
– Я волновалась. Увидела его тогда в лесу и… закричала. Так испугалась, но он потом нас спас.
– Он рад, что вы целы.
Далила кивнула.
– А друзья как?
– Отделались синяками и царапинами, кроме, конечно, Джеремии. Но он поправляется. Жить будет.
Только уже не сможет нормально ходить. Я нарочно об этом умолчал.
– Нам уже, наверное, не разрешат видеться, – мрачно заключила она.
– Зато он жив – вот что главное. Благодаря тебе.
Далила шмыгнула носом, не зная, чем занять руки. Ее мучила совесть. Я похлопал ее по спине. Не умею все-таки с детьми обращаться.
– Перри погиб из-за меня. – Ее голос надломился, слезы безудержно хлынули. Тихие всхлипы поминутно нарастали.
– Зато ты спасла Джеремию. – Я заглянул ей в глаза. – Нет, спасла всех. – Брови у меня сами хмуро сдвинулись, лицо посерьезнело. – Далила, я приехал не просто расспросить о ночи. Нора сообщила, что именно ты сделала. – Лучше, сообразил я, не говорить больше, чем требует положение. – О твоем даре никому не следует знать.
«Зачем ты с ними нянчишься?» – опять зазвучало в ушах.