Одиннадцатый цикл
Шрифт:
Хрома кивнул. Легко забыть, как он юн. Даже разговаривает лучше львиной доли взрослых людей. Всего чуть-чуть ниже меня, но речь обнаруживает зрелую, развитую сторону души.
– Хрома, и вот еще…
Он поднял голову.
– Не рассказывай, что видел той ночью.
Далилу не пришлось упоминать: Хрома понял намек и отрывисто кивнул. Остается надеяться, что он не проговорится.
На выходе из лагеря Нора поравнялась со мной, широко шагая в ногу.
– Командир Эрефиэль, разрешите обратиться, – резко
– Ну, изволь.
– Этот акар нарушил закон. Сбежал из поселения.
– И спас детей.
– Это не отменяет…
Я крутанулся на каблуках и прижег ее взглядом.
– Он не просто спас детей, он сам еще дитя!
– Вы его видели?! – вскинулась она. – Какое дитя? Да, выглядит молодо, но…
Я бы хмыкнул и отмахнулся, если бы так не кипел.
– Ему нет и шестнадцати!
Нора оторопела и даже слегка зарделась. В самом деле, откуда ей знать об особенностях акарского тела, если в акаре ей интересно одно: как его убить.
– Ну и что!.. Он все равно преступник! – гнула она свое.
Я устало прикрыл лицо рукой.
– Да ведь дело совсем не в этом, Нора. Признай, ты просто их ненавидишь.
– Они звери! Почему вы их защищаете?
«Хватит подбирать безродных дворняг», – пробился из подсознания голос.
– Как награждают за благое дело? Карцером? Нет! Взгляни-ка мне в глаза и скажи, что не злилась, не сожалела, что не воспользовалась предлогом сорвать досаду на невиновном акаре. Если бы держала себя в руках, может, Перри бы выжил!
Она осталась без слов. На дне глаз угадывалось сознание вины. Я перегнул палку. Мой упрек завис в воздухе, по капле подмешивая боли в разговор.
– Забудь об акаре. Он молодец. Я видел труп вашего врага. Будь ты одна, мы бы сейчас не разговаривали.
Я чувствовал, как Нора изнурена. Не знаю, чего ей стоило отрывисто кивнуть, соглашаясь на перемирие.
– Вдобавок у меня добрая весть.
У нее загорелись глаза.
– Вы вернете меня в полк?
Я нахмурился. Она все поняла, и взгляд сразу померк.
– Ясно.
– Теперь я смогу замолвить за тебя слово. Перейдешь в достойный гарнизон и, может, даже получишь звание. Гарантирую, уже скоро отправишься на передовую биться с акарами.
– Благодарю, генерал.
Нора отдала честь – и вот вмиг возвратилась ее холодная солдатская невозмутимость. Все же она мне благодарна, чувствовал я.
Увидеться с Джеремией, в отличие от его сестры, оказалось непросто – не только из-за того, что мальчик пребывал в тяжкой горячке. Родители ревностно привержены церкви Зрящих, так что я, слуга Верховного Владыки и заступник клерианской державы, окажусь в щекотливом положении. Пришлось примириться с тем, что я к ним не поеду.
Я переговорил с Бэком и Дейлом. Золотое око Владыки уже стояло в зените, и теперь конь нес меня к последнему, самому важному из четверки, ребенку.
В голове крутились слова и письмо Норы. О том, как тринадцатилетняя Далила частично исцелила ее брату перелом, когда он
Нора ясно дала им понять, что ради блага Далилы лучше держать рот на замке.
Я потер переносицу. Омут мыслей утягивал. Зефир мерно выступал по дороге к хозяйству Ридов.
Действовать нужно крайне осмотрительно, иначе по суеверному Вороньему городу и особенно Басксину поползет слух о ведьме. Помню, как отец рассказывал о последнем ведьмовском ковене, что сеял по Минитрии смуту и разруху. Когда это было? В третьем цикле? Девять тысяч лет назад?
Главной была могущественная ведьма Найриен из числа Вдохновенных, которых хотели отдать в услужение Владыкам. Она взбунтовалась и подняла на восстание сестер, чему ведьмы и обязаны дурной славой. Отнюдь не за чары их подвергают гонениям: ведьма воплощает в себе бунт против Владык, а символы бунта нещадно растаптывают. Далила повинна лишь в том, что родилась женщиной и от природы творит магию без посторонних средств.
Сплетни имеют гадкое обыкновение жить своей жизнью, разлетаться поветрием все дальше, дальше, покуда их уже будет не обуздать. Поэтому в народе так недолюбливают всякого, кто творит чары без музыкальных инструментов, красок или Хаара.
Вид пашни Ридов пробудил меня от дум. Я устремил коня вправо мимо поля, которое перепахивал худощавый рослый мужчина с щетиной и в испарине. Из рядов кукурузы вдруг вынырнул похожий юноша в штанах на лямках и рубахе.
Оба наблюдали за тем, как Зефир вышагивает по дороге. Отец семейства – это ведь он? – отряхнул руки и вытер лицо рукавом. Меня здесь явно ожидали, но, судя по угрюмым лицам, в страхе.
Роберт Рид – его имя сообщила Нора – махнул сыну в сторону дома, и тот потрусил к матери на пороге, что-то выкрикивая.
Риды вышли встретить меня всем семейством, выстраиваясь шеренгой. Я спешился. Зефир повел мордой, как бы брезгуя навозным душком.
– Я его уведу. – Кудрявый младший мальчонка потянулся к вожжам – скорее завороженно, нежели из вежливости. По виду ему нет и десяти.
– Лучше не стоит. – Я придержал вожжи и погладил коня по шее. Он резво встряхнул головой. – Зефир порой слишком… норовист.
Старший сын, высокий и нескладный, понял намек и вытянул руку.
– Тогда я. – Он, чмокая, отвел коня к безобразного вида корыту.
Вперед шагнул отец. Он отер лицо и руки тряпкой, но только размазал по коже грязь. Ничего, не возражаю. Все-таки чужая душа раскрывается как нельзя лучше в родной среде.
У него между бровей пролегла суровая морщинка. Он смотрел исподлобья. Я даже перед акарскими полчищами не отступаю – что мне пронзительный взгляд простого пахаря?
Строго говоря, эта их скованность нимало не удивляла. Нора упомянула, что Риды не просто почитают Утес Морниар, а практически слепо боготворят все, что с ним связано. Они наверняка сразу узнали мою характерную внешность.