Одиночество Мередит
Шрифт:
В руках он держал две кружки, которыми уже лет сто никто не пользовался: на одной блеклый цветочный узор, на другой надпись: «Глазго намного лучше». Ну конечно, откуда ему знать, что я всегда пью из одной и той же кружки.
Он протянул мне ту, что с надписью.
— Это давняя история. Мне было всего десять. Я переехал к бабушке с дедушкой. Добрейшие люди, но, понятное дело, пожилые… Еще и старой закалки. В подростковом возрасте мне было непросто. Ни братьев, ни сестер, только бабушка с дедушкой. Я чувствовал себя довольно одиноко.
— Том, мне очень жаль.
—
— Нисколько, — ответила я абсолютно искренне.
Мы сидели в тишине, пили чай. Откровение Тома казалось неожиданным, но точно не лишним. Я уже засомневалась, что сегодня мы еще вернемся к Санта-Мария дель Фьоре.
— У нас с сестрой так было не всегда, — сказала я наконец. Оказывается, произнести эти слова не так уж сложно, и мне даже удалось немного расслабить плечи. — Фи… Когда-то мы были неразлучны. Жили в одной комнате, пока я не съехала. Но теперь… ну, они сами по себе. А я сама по себе.
— Они?
Я опустила глаза и дернула за нитку, торчавшую из джинсов. Я уже пожалела, что начала этот разговор, потому что мне нечем было его продолжить. Только неловкость, тревога и тоска. Решила ограничиться фактами:
— Они живут недалеко. Фи и ее муж Лукас. В пригороде. А мама в том же доме, в котором мы выросли, на другой стороне парка. Она никогда оттуда не уедет.
— И вы не общаетесь? Совсем?
Я помотала головой.
— А ты когда-нибудь пыталась найти отца?
— Я думала об этом. Не уверена, что он захочет меня видеть. Если бы хотел… уже нашел бы, правда?
— Может, он пытался.
Я нахмурилась:
— Это несложно. Мать никогда не переезжала. И в наши дни в интернете можно найти кого угодно.
— Это точно. Но ты же наверняка слышала эти удивительные истории? О разлученных при рождении братьях и сестрах, которые десятилетиями, ни о чем не догадываясь, живут чуть ли не на соседних улицах.
Я накручивала волосы на палец, пока он не начал неметь.
— Мне кажется, лучше жить с воображаемым отцом, чем рисковать, что он сильно меня разочарует.
Или я разочарую его, добавил мой внутренний голос.
— И каким ты его себе представляешь?
— Хорошим человеком. Но, возможно, это попытка выдать желаемое за действительное. Фи считала иначе. По крайней мере, делала вид. Она всегда говорила, что он нам не нужен. Что нам и без него хорошо. Оказалось, это все полная чушь.
— У каждого из нас разные воспоминания о прошлом.
— Думаю, будь он плохим, я бы знала, — попыталась оправдаться я. — Я была маленькой, но… Плохое ведь всегда остается в памяти, правда? Ничего такого, связанного с ним, я не помню.
— Если захочешь найти отца… я мог бы помочь.
Я силилась вообразить наше воссоединение, но мне не за что было зацепиться. Любые варианты казались неестественными, даже сценарий «встреча с незнакомцем».
— Я подумаю, — пообещала я и посмотрела на часы. Мне не хотелось обижать этого милого, доброго, терпеливого человека, но я устала. Хотелось сидеть с Фредом на коленях, смотреть телевизор и чтобы больше в моем доме никого не было.
— Что у тебя на обед? — спросил
Он тоже засмеялся и потянулся за своим пальто:
— Я просто понял, что ужасно голоден. И заметил твою впечатляющую коллекцию кулинарных книг. Уверен, рыбными палочками ты не ограничиваешься.
— Спагетти путтанеска. Мое любимое блюдо. Анчоусы, оливки, каперсы, помидоры, чеснок и много пармезана. Я всегда хотела поехать в Италию на кулинарные курсы. Поучиться у мастеров.
— Может, когда-нибудь и поедешь. Увидишь воочию наш собор.
Я не стала рассказывать ему, что однажды уже собиралась это сделать. В начале наших отношений мы с Гэвином обсуждали поездку в Тоскану. Тогда я верила, что моя жизнь станет нормальной — не идеальной, конечно, не идеальной, но нормальной.
Прежде чем уйти, Том еще пару минут поиграл с Фредом в коридоре, гладил его, пока тот не начал мурлыкать как сумасшедший.
— Подожди. — Я прошла на кухню, порылась в морозилке и нашла то, что искала.
— Соус путтанеска. — Немного смущаясь, я протянула ему небольшую пластиковую коробочку, но на его лице расцвела абсолютно естественная улыбка.
— Спасибо, Мередит! Теперь у меня есть ужин. Ты гений.
Я улыбнулась в ответ и задумалась о том, что всякий раз, когда я жарю лук, или кипячу воду в большой кастрюле, или ощущаю в сите тяжесть сваренных макарон, я представляю большие руки отца, которые что-то нарезают, помешивают и отгоняют меня от плиты. Я хочу поделиться этим воспоминанием с Томом, рассказать ему, что, когда я с шумом всасываю спагетти, мне снова пять лет, вокруг рта у меня размазан томатный соус и я счастлива от того, что слышу папин смех. Но я промолчала, ведь я не знаю, что это: единственное воспоминание об отце или просто мечта.
1986
Было очень тихо. Я даже не слышала дыхания Фионы. Видела только холмик под одеялом, легкий изгиб ее бедра, копну торчащих волос. Я всегда завидовала ее волосам. От природы соломенного цвета, летом они светлели, и она становилась солнечной блондинкой. Мои волосы были темно-русыми и все время казались сальными.
— Как лошадиное дерьмо, — сказала однажды Фиона, и я полностью с ней согласилась.
Дотянуться до волос сестры я не могла, иначе погладила бы их, просто чтобы она пошевелилась. Мне приходилось засыпать до прихода мамы, потому что притворяться я не умела. Слишком старалась и, по словам Фионы, выглядела так, будто у меня запор. Я попробовала считать овец, но сбилась, и мне пришлось начать сначала.
Дойдя до тридцати трех, я услышала скрип на лестнице. Шаги становились все громче, так что счет можно было прекращать.
Сначала я увидела руки, ее бледные пальцы, схватившиеся за край двери с наружной стороны. Цвет ногтей отличался от того, что был еще вечером, — должно быть, она перекрасила их после того, как отправила нас наверх. В тусклом свете спальни ярко-розовый казался алым.
— Ты почему не спишь?
Она погрозила мне пальцем и вошла. Я кинула взгляд на неподвижное тело Фионы.