Одиночка
Шрифт:
— Я в «Кастро» хотел, — отвечает Сеня, опуская на меня тяжелый взгляд. — Это Робсон зачем-то сюда предложил.
Я сильнее стискиваю ладони, которые вновь ощутимо дергаются. Мне не показалось? Сеня смотрит с враждебностью?
Глаза невольно находят Диму, который изучает стену справа от нас. То есть он им всем рассказал? Но… Я думала, измена — это не то, о чем хочется трубить повсюду. Тем более когда прошло так мало времени. Думала, ему больно и хочется пережить это в первую очередь с самим собой… По крайней мере,
— Ладно, вы, наверное, поболтать хотите… — Роберт переводит взгляд с Ксюши на меня. — Не будем мешать.
Грудь сдавливает клещами. Когда наша компания сидела по разным углам одного заведения? И вот так теперь будет всегда?
Не было возможности подумать, как все изменится после нашего расставания. Значит, мне и Диме придется проводить время с друзьями по отдельности? Составить график?
Прежде чем безысходность ситуации размажет меня окончательно, впервые заговаривает Дима:
— Не обязательно уходить из-за меня. — Его взгляд мельком задевает мою щеку и останавливается на Роберте. — Нормально всё. Давайте здесь посидим.
Мне кажется, в эту секунду на лицах каждого из нас одно выражение. Неверие. На моем так точно. Следом возникает необъятное чувство признательности к Диме. Какой он все-таки молодец. Несмотря ни на что, хочет, чтобы компания держалась вместе.
— Девчонки, вы не против? — с новым воодушевлением спрашивает Роберт.
— Я нет. — Ксюша вопросительно смотрит на меня. — Ты что скажешь, Даш?
— Не против конечно, — заверяю я и для убедительности отодвигаюсь к стене вместе со стулом.
В груди радостно покалывает. Сейчас радует все, что позволяет сберечь привычный, полюбившийся мир.
Робсон садится рядом со мной, Сеня и Дима — напротив. Нет, мне не показалось: Арсений в открытую показывает свое осуждение. Не смотрит на меня, зато чересчур любезничает с Ксюшей и слишком демонстративно внимателен к Диме. Такое поведение походит на бойкот.
— Что пьешь, Дашуля? — весело интересуется Роберт и, схватив мой фужер, вытряхивает в себя остатки. — Шампанское?
— Просекко, неандерталец, — улыбаюсь я, боря желание обнять его в знак признательности.
Он тоже чувствует напряжение в воздухе и пытается меня поддержать. Что бы ни происходило — в обиду не дам. Ты наша.
Ожидаемо, фонтанировать весельем и занимательными рассказами не получается, и ответственность за поддержание разговора целиком ложится на плечи Робсона и Ксюши. Дима по большей части молчит и пьет пиво, несмотря на попытки Сени вовлечь его в обсуждение недавно вышедшего электрокара. Мое немного воспрянувшее настроение снова ползет вниз. Диме плохо из-за меня.
Отчасти поэтому спустя минут сорок и еще один бокал вина я принимаю решение уехать. Не дура ведь — понимаю, что мое присутствие отягчает обстановку. Главное, чтобы
— Ребят, я поеду. — Перекинув через плечо сумку, поднимаюсь из-за стола. — Завтра на смену рано. Нужно выспаться.
По очереди смотрю на каждого — не прятать же глаза. Ксюша с пониманием кивает, беззвучно говоря: «Япозвоню», Сеня нарочито смотрит мимо, Дима… Дима неожиданно отодвигает пиво и встает.
— Давай выйдем на пару слов.
Ноги слабеют, сердце дергается, словно под давлением дефибриллятора. Я чувствую на себе внимание Роберта, ошарашенный взгляд Ксюши. Бормочу «конечно» и выхожу из-за стола.
Дима следует за мной, запустив руки в карманы. Раньше не замечала у него такой привычки. У меня нет ни малейшей идеи, о чем он хочет поговорить. Ни единой. Хочет сказать, чтобы поскорее вывезла свои вещи? Спросить, где и в какой позе я трахалась с Адилем? Потребовать вернуть подарки? Я, конечно, верну.
Мы выходим на улицу. Я обнимаю себя руками, разворачиваюсь к Диме лицом. От волнения позвоночник ощущается как негнущийся металлический штырь. Выбираю нейтральный тон: максимально спокойный, не заискивающий.
— Что ты хотел сказать? И… Как дела?
Дима лезет в карман и выуживает из него смятую сигаретную пачку. Наполовину пустую. Щелкаетзажигалкой, затягивается. Сразу видно, что он не курит. У курильщиков движения небрежные, отточенные. Как у Адиля.
— Дела не очень. — Кашлянув, Дима выпускает изо рта неровное облако дыма и смотрит мне в глаза. — Плохо спал эти дни.
«Прости, — надрывным шепотом звучит в голове. — Я знаю, что сделала тебе больно. Пожалуйста, прости».
— Короче, я много думал, Даш. — Он затягивается снова, морщится и вышвыривает сигарету в урну. — Я готов тебя простить. Это ведь он был, да? Ты сказала, что совершила ошибку, и я тебе верю.
Если бы Дима с размаху дал мне пощечину, такого эффекта бы не было. Одеревеневший позвоночник неожиданно обмякает. Я ведь не ослышалась? Он сказал, что прощает и готов всё забыть?
— Что молчишь? — Дима смотрит мне в глаза, на его губах застыла напряженная улыбка. — Я много думал. Твой поступок — это пиздец просто… Чуть с ума не сошел — настолько хреново было. Но без тебя еще хуже. Попал я с тобой… Люблю очень сильно.
— Просто так мало времени прошло, — выговариваю я плохо шевелящимися губами.
В голове такая каша, что впору осесть на землю. Услышать подобное я никак не ожидала. Эти три дня готовилась к возвращению в свою квартиру, к тому, что вновь стану просыпаться в постели одна… Почти стало получаться. В голове даже утвердился будущий распорядок дня: завтрак, спортзал, в который я так давно хотела записаться, два часа на онлайн-курс по гиперхолестеринемии у детей, потом смена. А тут…
— Три дня, — подтверждает Дима, делая шаг ко мне.