Одинокая смерть
Шрифт:
Да, Саммерс был мастером пускать по ложному следу.
Ратлидж вернулся в полицию Дувра и позвонил в Ярд. Объяснил ситуацию сержанту Гибсону:
— Все порты надо держать теперь под непрерывным наблюдением, он может вернуться под именем Саммерс, или Пирс, или одним из этих, — и он продиктовал весь список, составленный раньше, — он может вернуться один или с женой, зависит от того, насколько он считает себя в безопасности.
— Это будет трудно сделать, — сказал Гибсон, — понадобится много людей.
— Поговорите со старшим суперинтендентом. Этот человек убьет снова.
— Сделаю, что смогу. — В голосе Гибсона прозвучало сомнение. Он откашлялся и спросил осторожно: — Вы уже знаете, что сказал инспектор Майклсон? Он пришел в себя.
— Пока у меня еще не было времени узнать, — ответил Ратлидж. — Если он ехал в одном автомобиле с убийцей, то сможет его
— Вам лучше обо всем спросить инспектора Нормана, — сказал Гибсон загадочно, и Ратлиджу пришлось этим удовольствоваться.
Проблема с собакой разрешилась довольно легко. Сержант Белл сказал, что подержит пса у себя, пока он не сможет помочь им опознать Саммерса или воссоединиться с хозяйкой. Уладив это дело, Ратлидж поехал обратно в Гастингс.
Только теперь он почувствовал, что провел ночь без сна. К тому времени, как он добрался до Истфилда, было уже поздно. Бесполезно ехать в Гастингс: Нормана уже нет на работе. Ратлидж отправился в «Приют рыбака» и проспал семь часов подряд.
Утром инспектор Норман встретил его словами:
— Пойдемте прогуляемся.
С нехорошим предчувствием Ратлидж последовал за ним. Оба молчали. Только подойдя к берегу, Норман сказал:
— Я присутствовал там. Майклсон смог вспомнить почти все, что с ним произошло до того, как его ударили по голове. Он сказал, что получил от вас сообщение, что надо искать орудие убийства — гарроту в сарае для сетей на берегу. И он поехал туда с человеком, которого вы послали, а когда подошел к сараям, получил удар сзади.
— Это вполне совпадает с показаниями миссис Фаррелл-Смит. Она видела двоих мужчин, которые разговаривали у церкви. И оба уехали вместе.
— Вот именно.
— Его первая ошибка, — жестко сказал Ратлидж. — Я могу доказать, что в это время был далеко от Суссекса. Конечно, я мог организовать устранение Майклсона, выманив его в Гастингс, но не мог быть там, чтобы нанести удар. Это был ловкий трюк. И он сработал. Майклсон смог описать этого человека?
— Очень неопределенно. Во-первых, он видел его ночью в слабом свете фар, кроме того, мысли инспектора были заняты, он пытался понять, каким образом вам удалось найти орудие убийства, а он потерпел тут неудачу.
Ратлидж не мог не задать вопрос:
— Инспектор Майклсон сам верит в то, что я заманил его в ловушку?
— У меня такое впечатление, что он сомневается. Но тем не менее это снова на вас наводит тень подозрения.
— Верно.
Норман сказал после некоторого колебания:
— Тот человек представился Дэниелом Пирсом. Якобы вы просили его выполнить это задание, потому что его брата тоже убили. У Майклсона не было причин сомневаться. Ведь старший Пирс здесь важная фигура.
— Он не предполагал, что Майклсон выживет и сможет рассказать нам об этом. Вы уже говорили с Тирелом Пирсом?
— Пока нет. Я хотел сначала поговорить с вами. Вы все еще придерживаетесь той точки зрения, что убийца — не сын Пирса? Я был в «Белом лебеде». Тот, кто там останавливался, назвался Пирсом. И описание подходит, при небольшой игре воображения. Он никогда не был таким видным, как брат. Хотя они похожи, у младшего черты не такие четкие.
И Саммерсу это было известно. А еще он знал, что Дэниел Пирс два года отсутствовал в Суссексе. Поэтому игра стоила свеч.
Ратлидж доложил обо всем, что произошло в Дувре, и инспектор присвистнул.
— Есть шанс вернуть его из Франции?
— Но по какому обвинению? Нет улик и доказательств достаточных, что убедить французскую полицию арестовать его.
— Проклятье. — Норман взглянул наверх на скалу, откуда сбросили тело Тео Хартла, и добавил: — Вы хорошо поработали над этим делом. Но вопрос остается открытым — кто будет продолжать следствие по делу? Теперь, когда Майклсон пришел в себя, будем ждать его или вы остаетесь?
— Пока подождем. Но ведите наблюдение за Истфилдом. Мне кажется, именно там и объявится наш убийца, как только вернется в Англию.
Они повернули назад к полицейскому участку.
Норман скрылся за дверью, и Ратлидж принялся размышлять, куда направиться. Нет смысла ждать Саммерса в Истфилде. Лучше вернуться в Ярд и удостовериться самому, что наблюдение в портах ведется соответствующим образом.
В Лондоне Ратлиджа ждало еще одно письмо от старшего инспектора Камминса.
Он открыл его, зажег лампу и сел в кресло у окна. День клонился к вечеру.
«Ратлидж, вы просто попали в точку. Я тут проанализировал ваши открытия и решил (поскольку
Он позволил мне обойти дом и, к еще большему моему удивлению, вдруг сообщил, что у него есть кое-что, предназначенное именно для меня. Я остался гулять в саду, а он ушел и вернулся с конвертом. Я буквально остолбенел, увидев на нем свое имя. Я спросил, где он его взял, и хозяин дома рассказал, что в 1908 году сюда явился незнакомый молодой человек. Тогда была еще жива мать этого человека, она рассказала, что он был очень любезен и спросил вежливо, живет ли еще здесь мой дед. Она сказала, что тот умер. И тогда молодой человек объяснил, что ему нужен внук предыдущего владельца дома, и спросил, может ли оставить для меня письмо на случай, если я вдруг появлюсь когда-нибудь. Она сказала, что, разумеется, с радостью передаст письмо, но заметила, что вряд ли я вернусь сюда. Но он заверил, что может не застать меня в Лондоне и будет рад, если я когда-нибудь получу это письмо. И она, доверчивая душа, взяла письмо и хранила его. Прошло десять лет. Перед смертью она рассказала о письме сыну и спросила, что с ним делать. Сын решил, что я где-нибудь за границей и что, когда закончу там свои дела, вероятно, вернусь в страну и, может быть, появлюсь здесь. Он взял на себя обязанность передать письмо. После смерти матери они с женой переехали в этот дом, а письмо лежало и ждало меня. Трудно поверить, что так внимательно и бережно отнеслись к просьбе незнакомого человека, но, видимо, мать прониклась к нему.
Я скоро ушел с письмом в руке, и последней фразой хозяин дома выразил надежду, что теперь я буду жить в Англии. Я не открывал письмо, пока не приехал в Лондон. Это было признание, Иен, признание в совершенном убийстве в Стонхендже. Но он не был дураком и не оставил своего имени. Он писал, что убитый заслуживал смерти, но тем не менее он не хотел его убивать, это произошло неожиданно, как несчастный случай. Но, Иен, я видел тело и эту рану. Не могло быть никакого несчастного случая — цель была поражена с точностью профессионала, скажите, можно ли случайно нанести такую смертельную рану?
Он писал дальше, что убитый совершил ужасные вещи и его смерть предохранит других. Я решил, что он оправдывается. Он объяснил, что жертву не опознали, потому что считали, что этот человек давно покинул страну. Покинул тихо, никого не ставя в известность. Вот строки из письма: „Его не любили и не интересовались, почему он вдруг исчез, хотя никто не ждал от него прощального ужина и объяснений, как происходит в таких случаях. Думали, захотел просто не ставить людей в неловкое положение, когда они должны будут невольно выражать сожаление по поводу его отъезда, сожаление, которого не чувствуют. В Англии не оставалось никого, кто был бы ему дорог, и были слухи, что дальнейшее его пребывание на службе было под вопросом, что ему грозит увольнение. Те, кто знал о настоящей причине его исчезновения и о его личной жизни, боялись говорить. Я был одним из них. Я убил сразу, другие делали это медленно. Я схватил нож, который лежал на его столе как украшение, редкость, кто-то приделал к нему рукоятку, ударил вслепую и удивился, когда он упал, — я подумал, что он просто притворился. Я оставил его там и пошел к другу, которому доверял. Он и еще один человек помогли мне избавиться от тела. Я написал все это, чтобы облегчить свою совесть и дать вам доказательство, потому что дело не было раскрыто. Те следы, что я оставил, были слишком невнятными, и я не знаю сам, хочу ли, несмотря на угрызения совести, отвечать за преступление, которое совершил“.
Так-то, Иен, дружище, что вы об этом думаете?»
Ратлидж отложил письмо. Что тут можно сделать? Улики появились поздно, они косвенные, но, если бы Камминс получил их в то время, когда вел расследование, можно было предпринять определенные шаги и, возможно, даже раскрыть преступление. Вероятно, убийца считал, что облегчит свою совесть, признавшись в преступлении, и в то же время был уверен, что дело не раскроют и никогда его не найдут.
Ведь в письме не было сказано ничего, что могло навести на имя человека, совершившего убийство.