Одинокие боги
Шрифт:
По периметру его высилась изгородь из окотилло, — это я заметил еще ночью. Крупные колючки кактуса выглядели устрашающе. Предрассветный туман еще не рассеялся, и в его дымке зеленая густая стенка забора с несколькими ярко-малиновыми цветками казалась неприступной. Я постоял на крыльце, жуя хлеб и рассматривая белый утрамбованный песок, которым был посыпан двор, потом подошел к живой изгороди. И тут вдруг оттуда, из-за зеленой стены, которую, как мне казалось, образовывали намертво сросшиеся между собой кактусы, послышался скрип шагов по песку и какой-то подозрительный шорох. Я вздрогнул, приготовился бежать в дом, но перед тем быстро оглянулся.
Явно там, за оградой, кто-то стоял: у подножия кактусов, с той стороны, я разглядел босые ноги, по цвету не отличавшиеся от песка, и белую полотняную штанину.
А когда перевел взгляд выше, сквозь густую ограду сверкнули черные глаза, пристально меня рассматривающие.
Сердце мое внезапно перестало бешено колотиться, успокаиваясь, потому что там, увидел я, стоял мальчик примерно моего возраста.
Глава 12
И теперь мною овладело любопытство. Странный мальчик вдруг припал к земле, ловко и неслышно пролез между корней и колючек. Я опять испугался. Нет! Нельзя бояться! — уговаривал я себя. Ты Иоханнес Верн и не имеешь права испытывать страх.
Мальчик и вблизи показался не старше и не крупнее меня: в случае чего, справлюсь с ним. Я внимательно наблюдал, как он медленно появляется из зарослей: песочно-коричневый от загара и сильный, он и рядом выглядел настоящим задирой. В душе шевельнулась неуверенность: смогу ли побороть его?..
В соломенной шляпе с загнутыми полями и вылинявшей синей рубахе, свисавшей поверх полотняных белых штанов, он был бос и смело шел ко мне.
— Хэлло! — сказал я.
— Buenos dias! [1] — ответил мальчик.
1
Добрый день! (исп.).
Он шагнул еще ближе, и я не знал, что делать. Стараясь казаться невозмутимым, я нагнулся и, взяв в руки прут, нарисовал на песке сначала круглую голову с длинными ниспадающими волосами, потом надел на эту голову шляпу. Получилось забавно, но, ей-богу, я совсем не знал, как мне себя вести! Знакомый до того всего лишь с несколькими детьми моего возраста, я был растерян и не знал, что предпринять. Пририсовал еще глаза, брови и уши...
— Что ты делаешь? — мальчик говорил по-английски с сильным акцентом.
— Рисую.
Он нагнулся, внимательно рассматривая мои художества.
— Это я?
— Да.
— А рот? У этого нет рта, а у меня есть, — удивился мальчик.
Я протянул ему ветку.
— На, нарисуй сам.
Он взял ветку и пририсовал рот, похожий на месяц. Рот улыбался.
— Хорошо. Теперь готово! — сказал я, довольный.
Мы стояли рядом, с удовлетворением рассматривая наш рисунок.
— Ты живешь неподалеку? — спросил я.
— Я живу там, где нахожусь.
— У тебя есть дом?
— Наверное, — пожал он плечами, потом с гордостью произнес: — Я Франческо.
— А меня зовут Иоханнес, но все называют просто Ханни.
Он пожал плечами, очевидно не понимая.
Это был очень странный мальчик: я не знал, что думать, о чем говорить с ним, потом спросил:
— Ты куда идешь?
— Я никуда не иду. Стою здесь. — Мальчик помолчал. — А ты? Ты будешь жить здесь? — Он как-то особенно произнес это слово — «здесь».
— Еще не знаю. Мы ехали в Лос-Анджелес, но сейчас нам туда нельзя.
— Тогда оставайся здесь... если не боишься.
— Не боюсь. Я — Иоханнес... — повторил я и переспросил: — А чего надо бояться?
— Этого дома. В нем никто не останавливается. Это дом Тэквайза.
— Что? — изумился я и показал на горы. — Его же дом там!
Желая что-то еще услышать о доме, я тем не менее счел для себя более безопасным изменить тему разговора и спросил:
— А где твой дом? Здесь?
Франческо пожал плечами.
— Мой дом там, где я нахожусь, — повторил он. — Иногда в горах, чаще в пустыне.
— Ты не боишься индейцев?
Он уставился на меня, как на какую-нибудь диковинку.
— Я индеец, кахьюлла...
— Ты? Индеец? — удивлению моему не было границ.
— Я кахьюлла, — повторил он.
— Почему ты сказал, что это дом Тэквайза? — решил все же узнать я о месте, где мне с отцом предстояло провести неизвестно сколько дней.
— Много лет назад наш народ ушел с гор жить в пустыню. Раньше там шли дожди и было очень хорошо. Когда народ вернулся, здесь уже стоял этот дом и кто-то в нем жил. Но ни один индеец не видел того, кто жил в доме. Лишь... иногда по ночам замечали что-то... кого-то... Потом стали говорить, что в этот дом пришел Тэквайз, что он его и выстроил своими руками. Потом Тэквайз исчез и больше не появлялся.
— Это очень хороший дом, — сказал я суеверно, желая втайне задобрить злых духов.
— Что ты будешь делать, если он вернется?
— Он может вернуться, ты думаешь? — с опаской посмотрел я на него.
Франческо пожал плечами.
— Не знаю. Его давно здесь не было.
— На этом месте уже стоял когда-то дом, — проявил я свою осведомленность. — Но другой. Одна часть его более старая, чем другая, я сам рассмотрел это.
— Кто знает? Может, и стоял, — философски согласился он.
Франческо поднялся на ступеньку, ведущую в жилище, и мы уселись на ней рядом.
— У меня есть лошадь. — Гордость распирала все мое существо.
— Ну и что? У кого ее нет? — спокойно заметил Франческо.
— Давай как-нибудь покатаемся вместе?
Франческо ничего не ответил, взял ветку и начал рисовать на песке какие-то непонятные полосы, с опаской поглядывая на полуоткрытую дверь.
— Такие огромные горы, — нарушил я молчание. — Далеко ли до них?
— Далеко. Я был там с отцом два раза. Мы ходили за плодами чиа. Они растут повсюду, но больше всего их в долине, по ту сторону гор. Когда я попал туда первый раз, там началась перестрелка. Пришли еще какие-то люди, которые хотели забрать себе все плоды чиа, но нам все-таки удалось немного принести с собой.