Одинокие души
Шрифт:
– А что за таблетки?
– Наверно, её тошнило.
Парень нервно выкидывает синие капсулы в туалет.
– Какая разница, - Стас выглядывает за дверь и выдыхает. – Нужно уходить отсюда, скорей!
– Чего вы боитесь? – удивительно, но страх вытесняет алкоголь. Я практически осознаю
всё, что происходит. – Полиция не имеет права арестовывать всех подряд. Мы ничего не
сделали.
– Бар полон подростков, которым ещё жить и жить до совершеннолетия. Ты в их числе, между прочим, -
проблемы будут в любом случае.
– Почему?
– Потому что мы банда отморозков, забыла? Стереотипы не ломаются. То, что ты изменила
свое мнение, не значит, что нас благословят полицейские.
– Идемте, - Максим берет Киру на руки и встает. – Потом поговорим.
Я киваю, и мы выбегаем из туалета.
В баре практически никого не осталось. Стас помогает встать паре парней, подталкивает
какую-то брюнетку к выходу. Будит бармена, вытаскивает его за шиворот из-под стола и
грубо бросает к двери. Осматривается, пробегает по залу и только когда понимает, что все
сбежали, выходит сам.
Я ничего ему не говорю, молчу, но внутри чувствую благодарность. Возможно, он не такой
плохой, как кажется. Возможно, и в нем есть что-то человеческое.
До машины остается несколько метров, когда я слышу гул сирены. Стас начинает ругаться, Максим не сбавляет скорости, но всё тщетно. На набережной пусто, все члены стаи успели
убежать. Лишь мы остались на этой улице. Лишь я, Стас, Максим и Кира, попались в лапы
ментов. Из-за поворота вылетают два полицейских автомобиля, нас освещают их фары.
Шрам нервно улыбается, пинает ногой пустую бутылку Джека, а я испуганно сглатываю.
Из салона выходят двое мужчин и говорят нам поднять над головой руки. Мы не
сопротивляемся.
ГЛАВА 7. СЕМЕЙНОЕ ДЕЛО.
Только через несколько часов я начинаю трезво мыслить. Картинка стоит перед глазами, разум чист и свеж. Но от осознания произошедшего мне становится лишь хуже. Я не знаю, что делать, как выпутываться из данной ситуации, я понятия не имею, что скажу маме, и
как мы с ней будем после этого общаться. Мне страшно.
Хотя в то же время, я чувствую злость. Да, именно её. Несправедливость выедает
внутренние органы. Я готова орать во все горло о том, что впервые пошла в этот чертов
бар, и попала туда именно в тот день, когда стаю сдали, и нагрянула полиция.
Откидываю голову назад и чувствую холод бетонной стены.
В камере тихо. Стас улыбается, смотрит перед собой, молчит, и меня это пугает. Его
ухмылка наверняка что-то значит. Понятия не имею, что. Вряд ли эта ситуация смешная.
Тогда, возможно он просто нервничает?
Перевожу взгляд на Максима. Он сидит в противоположном
толку. Я сейчас как никогда нуждаюсь в поддержке, но этот парень даже не смотрит на
меня: думает, иногда закрывает глаза, и мне кажется, что спит.
До сих пор не понимаю, как так вышло, что мы танцевали вместе, что он осыпал
поцелуями мою шею. Но вряд ли я об этом жалею. Возможно, алкоголь просто дал мне
уверенности в себе, позволил случиться тому, чего я хотела. Разве это плохо? Разве за
желания должно быть стыдно?
К камере подходит высокий, худой мужчина. Он уставший, недовольный, хочет спать, но
вместо этого он обязан быть здесь. Я его понимаю. Несправедливость.
Мужчина открывает решетку и невнятно произносит:
– Следуете за мной.
Улыбка на лице Шрама становится ещё больше. Может, он сошел с ума?
Я аккуратно встаю и иду последней. Меня пугает настроение Стаса, и раздражает
поведение Максима, поэтому я хочу быть отдельно от них, хочу быть отстраненной и
невидимой.
Единственный человек, который меня сейчас волнует, это Кира. Я не видела её с момента, как нас привезли в участок, вплоть до данной минуты. Меня терзают вопросы: вдруг ей
плохо, вдруг она попала в больницу, вдруг ей нужна помощь. Но у меня нет ответов. Я
пыталась найти их у сотрудников полиции, но никто не обратил на меня внимания.
Видимо, разговаривать с провинившимися у них строго запрещено.
Из раздумий меня выводит вид пола. Всё время, что мы идем, я смотрю вниз, и сейчас
вижу, вместо побитой плитки красивый, новый линолеум. Поднимаю голову, и понимаю, что попала в недавно отремонтированный коридор. Здесь красивые стены, ровный
потолок, пахнет мебелью и клеем. Переступаю через порог, и случайно врезаюсь в спину
Макса.
– Прости, - слова в воздух. Парень даже не оборачивается.
Сжимаю руки в кулаки, и еле сдерживаюсь от порыва врезать Максиму по голове. Его
поведение кажется мне не столько странным, сколько низким.
Сопровождающий открывает массивную дубовую дверь и впускает нас в кабинет. Я не
успею прочитать имя и фамилию на табличке. Послушно вхожу вслед за братьями, и мы
выстраиваемся линеечкой перед длинным высоким столом.
– Можешь идти, - отрезает широкоплечий мужчина, и худой служащий оставляет нас,
мгновенно покинув комнату. Полицейский стоит к нам спиной, почему-то я пугаюсь его
хриплого голоса. Нервно осматриваюсь: здесь несколько стеллажей с книгами и папками.
В углу диван, фикус, телевизор. Похоже, на сон.
Мну перед собой руки. Ладони вспотели, мне жарко и страшно. Закрываю глаза, пытаюсь