Одинокие люди
Шрифт:
Мне не надо было говорить дважды: я тут же закрыл глаза и отключился, а проснулся от того, что меня трясла чья-то рука.
– У индейцев внизу какое-то движение, - сказал Испанец.
– К тому же уже светает.
– Вы двое обороняйте лагерь, - сказал я, поднимаясь, - я сам вытащу лошадь.
– Один? Ты не сможешь.
– Надо, значит смогу, - ответил я.
– Если будем ждать, апачи обо всем догадаются. Может уже догадались.
Джон Джек с револьвером в кобуре и винчестером в руке стоял рядом.
– В крайнем случае отходите сюда, к Рокке,
Бэттлс показал на лошадей.
– Как думаешь, мы сможем вырваться? Рванем вниз по склону на индейцев, стреляя из всех стволов.
Мысль была стоящая, я ему так и сказал, но добавил, что думать об этом еще рано. Затем пошел поймал второго мустанга и направился вверх по склону. Как ни странно лошадь Дорсет не упиралась, словно я вел ее домой - скорее всего она учуяла другую лошадь и поняла, что та поднималась этим путем. А может она почуяла и Дорсет. Дикие лошади могут идти по следу не хуже любого волка - я сам видел и не раз. К тому же, затаскивая наверх первого мустанга мы сделали тропу чуть более проходимой.
Лошадке приходилось туго, но у нее был отличный характер: она карабкалась наверх как только могла, а я помогал ей, изо всех сил натягивая поводья. Когда небо окрасили первые лучи рассвета, мы выбрались на вершину.
И тогда мы услышали выстрелы - кто-то внизу палил из винчестера.
Вначале послышалась беспорядочная стрельба, потом несколько прицельных выстрелов, потом тишина и под конец еще один.
Дети смотрели широко раскрытыми, испуганными глазами, но они недаром были детьми первопроходцев, никто не знает, какие тяготы им пришлось пережить раньше. Дорсет села в седло, и я взял ее руку в свою.
– Поезжайте, не останавливаясь. Днем прячьтесь, а путешествуйте ночью, - повторил я.
– Не стреляйте, пока индейцы не подойдут совсем близко, а тогда стреляйте наверняка. Мне кажется, вы доберетесь до границы. Мы сдержим апачей на день или на два.
Она сжала мне руку.
– Телль, скажите им всем спасибо. Всем, ладно?
– Обязательно.
Теперь перестрелка шла без остановки. Я был нужен внизу. Я знал, как апачи могли подниматься по склону: ни одной цели - только быстрые, исчезающие тени, которые пропадали в одном месте и возникали совсем в другом, уже ближе.
Дорсет тоже это знала. Она развернула лошадь, подняла руку, и они уехали в приходящее утро. Я последний раз взглянул им вслед и где бегом, где скользя кинулся вниз по склону.
Бэттлс лежал на краю выемки за обломками скал. Далеко внизу, у ручья я увидел лошадей апачи, но на склоне ничего не двигалось. Позади Бэттлса Испанец сооружал из камней подобие стены между Роккой и склоном каньона. Он готовил укрепление для последней битвы в самом удобном для нас месте, где земля немного понижалась.
Вдруг из-за скалы выскочил индеец и побежал вперед. Винчестер сам прыгнул мне в руки, я мгновенно навел его и нажал на спуск.
Со склона под самым краем вершины мне хорошо было видно все, что делается внизу. Этот индеец бежал на расстоянии триста ярдов с гаком, да еще внизу,
Он резко остановился, и Бэттлс успел всадить в него еще две пули, прежде чем он упал, перекатился и остался лежать лицом к солнцу.
В меня принялись стрелять, но пули ложились ярдов за пятьдесят внизу, и я решил, что останусь здесь.
Перестрелка затихла, медленно тянулся день. Испанец согнал лошадей поближе к Рокке. Наша позиция была более выгодной - если только апачи не рискнут атаковать ночью - однако я продолжал думать над тем, что можно сделать. Ведь выход обязательно должен быть.
Меня научил размышлять отец, он снова и снова повторял, что в трудной ситуации всегда надо выбрать время, чтобы поразмыслить "Люди отличаются от животных тем, что умеют думать, - говорил он.
– У человека нет ни когтей гриззли, ни быстрых ног оленя, зато у него есть мозги."
В данный момент мы находились в патовой ситуации, но она играла на руку апачам, поскольку у них была и вода, и трава, а у нас - ни того, ни другого.
И я понимал, что апачи больше не станут ждать. Они сами полезут на вершину. Без лошадей они вполне могут сюда забраться, хотя это займет у них много времени. Можно быть уверенным, что к следующему рассвету они поднимутся наверх, и тогда наше убежище станет нашей могилой.
Нам во что бы то ни стало надо уходить, и не мешкая. Нельзя рассчитывать на вечную жизнь, но не стоит и укорачивать ее. Ясное дело, никто не знает часа своей смерти. Вот например, когда мы ушли на войну, один парень из нашей компании откупился и остался дома. Мы все вернулись живы-здоровы, а он был уже покойником: упал с лошади, на которой ездил три года - ее испугал заяц, она прыгнула, а он сломал себе шею. Так что судьбу не обманешь.
Я начал внимательно осматривать местность сверху, понимая, что поднять на вершину всех наших лошадей - безнадежное дело. Во первых, они были крупнее и тяжелее, чем те два мустанга; во вторых, справиться с ними будет тяжелее. Допустим, мы сможем втянуть на нее одну или даже двух, но никогда трех или четырех.
Значит, об этом размышлять не стоит. Нам надо каким-то образом выбраться, спустившись вниз по склону, а это означает, что придется скакать прямо через эту банду апачей.
"Ну-ка, ну-ка," - сказал я себе. Что там, справа? Похоже на поросший кустами песчаный оползень. Кажется, там нет больших камней. Я как можно внимательней рассматривал то место.
Если бы можно было... У меня начала созревать мысль, как выбраться из западни, если не всем, то хоть некоторым из нас, ведь останься мы здесь, ни один не доживет до утра.
Надо спуститься и рассказать друзьям. Только вот сначала разделаюсь с индейцем, который последние полчаса упорно подкрадывается с левой стороны, постоянно переползая, скрываясь за камнями, почти невидимый даже отсюда. Сейчас он двинется...
Устроившись поудобней, тщательно прицелился и стал ждать. Он двинул ногой - я ждал. Он вдруг рванулся вперед, и я нажал на спуск. Индеец упал как подкошенный.