Одна и без оружия
Шрифт:
— А у вас? — вырвался у меня вопрос.
— У меня есть.
Я не ожидала от нее такого ответа, так как он совершенно не вязался с ее одеянием, лежащим на столе автоматом и положением если не самого главного здесь начальника, то, по меньшей мере, его заместителя. Иначе зачем было чеченцу приводить нас именно к ней и смиренно ждать, пока она разрешит ему выйти.
— Вы удивлены? — продолжала между тем женщина, возвращая мне мой документ. — Сейчас объясню. Но давайте вначале познакомимся. Зовут меня Жанна Давлатова. А вы, судя по командировке, Ольга Воронцова? Кто же ваш спутник?
— Да,
— Так вот, — продолжала Жанна, — мне уже тридцать два. Из них больше половины я жила со своей семьей в Москве. Там закончила институт, преподавала в школе, обзавелась друзьями. Ни одного чеченца, все русские. Жили душа в душу. Но когда вошли в Грозный войска, устроили там геноцид, похуже сталинского, взыграла чеченская кровь. В семье произошел разлад. Отец, мать, сестра и два брата остались там, я одна уехала воевать. Прошла курсы, овладела оружием, собрала вокруг себя ребят, готовых умереть за родину и отомстить за невинные жертвы. Скоро стала заместителем полевого командира. Сейчас он с отрядом ведет тяжелый бой с регулярными войсками. И пока его нет, я выполняю обязанности командира и мои приказы для всех закон. Правда, пока и командовать здесь некем. Но через несколько дней отряд вернется, и все станет на свои места.
Здесь наш разговор с Жанной д'Арк, как я окрестила ее про себя, прервался: у дома, взревев, остановился «джип», и группа чеченцев буквально ввалилась в комнату. Жанна, нахмурив брови, встретила трех вооруженных людей, толкавших перед собой четвертого — в разорванном комбинезоне, с лейтенантскими погонами. Лицо его было в кровоподтеках. Руки бессильно опущены вдоль тела. Он еле держался на ногах.
Жанна что-то спросила на своем языке. Чеченцы наперебой стали быстро-быстро говорить, руками показывая на пленного.
— Что скажете в свое оправдание? — обратилась она на русском языке к лейтенанту.
— Меня сильно били, — со стоном негромко пожаловался он.
— Я не об этом спрашиваю. Он молчал.
— Так, ясно, — проговорила она сурово, и как выстрел: — Расстрелять!
Пленный упал на колени:
— Пощадите, у меня жена, ребенок.
— А вы щадили наших детей и женщин, когда поливали их свинцом со своих самолетов, бросали бомбы на мирные жилища? — И еще раз, уже фальцетом: — Немедленно расстрелять!
— Подождите, — остановила я боевиков, тянувших упиравшегося парня к выходу.
Я еще не знала, как мне вести себя в этой ситуации. Но не могла же я допустить расправы над беспомощным лейтенантом, хотя отдавала себе отчет в том, что надо держать себя в руках, иначе поставлю под удар мое задание.
— Разрешите мне поговорить с ним, узнать, чем он руководствовался, если творил такие вещи, о которых вы говорили, — обратилась я к Жанне, пытаясь выиграть время, чтобы принять правильное решение.
— Ничего нового к тому, что вы уже слышали, он не добавит, — ответила Жанна непреклонно. — Они должны знать, что за свои преступления будут отвечать по нашим законам.
— Хорошо, пусть по вашим, — согласилась я, — но нужен суд, который во всем досконально разберется и примет справедливое решение.
Я здесь
— Нет, постойте, я представляю благотворительную организацию России, приехала сюда с гуманной целью и не позволю, чтобы при мне вершился неправый суд.
— Плевать я хотела на тебя и на твою гуманную организацию! — взъярилась Жанна. — Где вы были, когда танки давили наши города и села?
— Понимаю вас, но и вы поймите меня, — все еще пыталась я успокоить неуправляемую женщину и предотвратить убийство летчика.
Тут Жанна уже заорала на чеченском на своих подчиненных, и те испуганно схватили офицера за шиворот.
Во мне отчаянно боролись два чувства — сделать попытку спасти своего соплеменника или остаться безучастной к его судьбе, спокойно продолжая поиски Генриха. Верх одержало первое.
— Я предупредила вас, — бросила я в сторону Жанны, снова повернувшейся ко мне своим толстым задом. Подошла к чеченцам, уже подтащившим лейтенанта к дверям, и сказала: — Отпустите.
Не обратив на меня ровно никакого внимания, они продолжали свое дело. Я отошла к задней стенке и крутанулась, набирая инерцию для удара. Никто из них не ожидал нападения. Больше всех досталось тому, кто стоял ближе ко мне. Удар ногой пришелся ему в голову, и он свалился замертво без единого звука. Второй, получив сильный толчок локтем, отлетел в сторону. В следующую секунду бросился на меня, но напоролся на кулак. Взвыл от боли, закрыв ладонями лицо, и забился в угол. Третий бросился было в распахнутую дверь, но своевременная подножка помогла ему так грохнуться о землю, что, уверена, поднимется он не скоро. Резко повернулась к Жанне. Она стояла с выпученными от ужаса глазами, кажется не веря в происходящее. Потянулась к автомату.
— Не надо, Жанна, не порти знакомство.
Она отдернула руку, на этот раз послушавшись меня. Я подошла к ней вплотную.
— Останешься цела, если будешь вести себя тихо, — предупредила я как можно внушительней, чтобы до нее дошло.
— Обещаю, только не убивай. — Голос умоляющий, совсем не тот, что гремел несколько минут назад.
— Хорошо, поверю, — обернулась к Ашоту. Он стоял у стены ни жив, ни мертв, но был готов к действию: — Сними с этих ребят брючные ремни и пояса, свяжи как следует.
— У меня в машине есть крепкая веревка, будет надежнее, — предложил он.
Я не возражала.
— Может, и мне помочь, — подал голос лейтенант, в бессилии опустившийся на пол и пытавшийся подняться.
— Сиди уж, отдыхай, набирайся сил, сами справимся.
А тот с удивительной ловкостью делал то, что я ему приказала, как будто всю жизнь только этим и занимался.
Возглас лейтенанта: «Осторожно!» заставил меня мгновенно отклониться в сторону. В следующую секунду, подставив блок, я поймала кисть руки Жанны д'Арк с ножом и сдавила ее в полсилы. Финка упала на пол, женщина заорала благим матом. Отпустила, хотя еще одно небольшое мое движение — и ходить бы ей в гипсе пару месяцев. Пожалела. Но Ашоту велела скрутить веревками и ее. Он сделал это, как мне показалось, с еще большей старательностью.