Одна и без оружия
Шрифт:
Чем я здесь занимаюсь? Учу молодых ребят владеть оружием и приемами рукопашного боя. Правда, Фарид как-то забросил удочку насчет моего участия в очередном походе на передовую линию. Я отказался. Он обиделся и попросил объяснить причину. Сказал, что стрелять в своих не могу.
— А мы разве не свои? — резонно заметил он. — Сейчас все перемешалось, не сообразишь, где «ваши», где «наши». Кто кого и за что загоняет в угол, разберется только история. Ты уже давно стреляешь «по своим», как ты говоришь, только руками тех, кого обучаешь. Так или нет? — Фарид с вызовом посмотрел на меня.
Возражать было трудно. Собственно, он крыл меня той же «философией», что и в газетной статье, только другими словами.
— Фарид, это называется удар ниже пояса, ты бьешь по самым болезненным точкам, — вот все, что я мог сказать в свое оправдание.
— Будь по-твоему, — похлопал он меня по плечу. — Я тебя понимаю. Только ты забыл, что идет война, могут быть и прямые попадания, и осколки, а ты — «болезненные точки». Но все равно спасибо. Побольше бы таких людей, давно бы по-другому жили.
— Каких, Фарид? — Я не понял, ругает он меня или одобряет.
— Совестливых и справедливых, — вздохнул он. Черт, даже в краску вогнал.
А когда Фарид ушел с отрядом, я двинулся следом. Хотел посмотреть, что там все-таки происходит.
Километров пять протопал, вначале по горным, потом по лесным тропинкам, стараясь не упускать из виду хвост рассыпавшейся колонны. И вдруг все пропали, словно растаяли под горячими лучами солнца. Я выскочил на поляну. Ни души. Куда же они исчезли?
Впереди просматривались неясные очертания нескольких танков и БТРов. Неожиданно по ним со всех сторон ударили гранатометы и автоматные очереди. Такой тщательной маскировке своих солдат может позавидовать любой полководец. Чеченцы вели огонь из естественных укрытий — кустов, деревьев, впадин. Только по вспышкам выстрелов можно было определить место расположения огневой точки. Загорелись два бронетранспортера. Остальная бронетехника буквально засыпала снарядами и пулями весь участок, занимаемый чеченцами. Я еле ноги унес. Бессмысленная бойня. В итоге сотни убитых и раненых.
Каково же было мое удивление, когда в поселок чеченцы возвратились без потерь, за исключением двух легко раненных.
— Как это вам удается? — спросил я Фарида.
— Мы уже научились воевать с регулярными войсками. И такая война может длиться очень долго. Кому это нужно?
Этот вопрос давно уже мучил меня. Может, действительно кто-то раздувает кадило, наживаясь на крови простых смертных. Ежедневно гибнут молодые ребята, будущее страны. В семьях оплакивают погибших сыновей, мужей, братьев. Десятки тысяч покалеченных с той и другой стороны. Для чего, зачем? Чеченцы защищают свой кров, а что защищают те, кто по приказу свыше огнем и мечом наводит здесь порядок?
Эти вопросы я задал Ии, когда, рассказав о своем решении остаться здесь и о работе, услышал от нее всего два слова:
— Ты неправ.
— Неужели, проехав почти по всей Чечне, ты не видела разруху, толпы беженцев и нищих? За что их так?
— Говори, говори, Генрих, я слушаю тебя и очень хочу понять, — поощрила меня Ия.
— Ты мне не ответила.
— Отвечу, говори.
— Тогда надо осудить и тех, кто выступает в защиту чеченцев, проклинает политиков, начавших боевую атаку против целого народа и заставивших его взяться за оружие. Я не трибун, не оратор, мне претит красоваться перед телевизионной камерой и давать интервью, осуждая войну. Я привык вносить свой вклад не словами, а делом. Моя работа здесь и есть мой голос против войны, в защиту этих несчастных.
— Я тебя понимаю, но не одобряю. А почему, сейчас постараюсь объяснить. — Ия поудобнее устроилась в моем единственном полужестком кресле и заговорила, чеканя каждое слово: — Тебя пригласили в Россию как профессионала, готового и умеющего помочь в борьбе с мафией. Вместо этого ты оказываешься в Чечне и вступаешь в ряды тех, кто воюет против российских войск. Не перебивай меня, пожалуйста, — попросила она, заметив мое намерение вставить слово. — Я тебя слушала внимательно и молчала. Наберись терпения и следуй моему примеру.
Я извинился и накрыл рот ладонью, показывая, что буду нем как рыба. Ия грустно рассмеялась и продолжала:
— Да, да, против. Давай разберемся, за что воюют эти восемнадцатилетние ребята в солдатских погонах. Союз наш распался. Россия оказалась единственной в мире страной с таким разнородным территориальным устройством. И представь теперь, в каждой бывшей автономной республике появляется свой князь, президент, император, как хочешь его называй, и объявляет о выходе из России и образовании самостоятельного государства. Что останется от России — Москва, Санкт-Петербург, Нижний Новгород? Как быть, если такой князь окружил себя опричниной, держит свой народ в нищете, качает деньги из недр, позволил свить у себя гнездо преступникам и наркоманам, то есть создал прообраз будущего своего государства. Сам он добровольно власть не отдаст, на уговоры не поддастся. Что делать?
— Но не следовать же примеру фашисткой агрессии, — не выдержал я.
Не сгущай краски, Генрих. Я спасла раненого летчика, взятого чеченцами в плен. Жанна хотела расстрелять лейтенанта, но мне удалось его вывезти и отправить к своим. Так вот, по дороге он мне рассказал, как было дело. Действительно, бомбил, стрелял, но только по огневым точкам. Ты же военный человек и не можешь не знать, что, когда рвутся бомбы, осколки разлетаются и ранят ни в чем не повинных людей. Да, разрушаются и дома, откуда стреляют боевики, совершается мародерство с обеих сторон. Но это война. Я не оправдываю ее и все, что с ней связано. Но выхода другого не было. И тебе вовсе не обязательно было ввязываться в это дело, становиться в ряды чеченских боевиков. Конечно, все, что я тебе наговорила, далеко не истина в последней инстанции. Но это мое убеждение.
Ия замолчала. Больно было мне слушать от нее эти слова. Отхлестала меня крепко.
Мне не хотелось спорить с ней. Бесполезно переубеждать ее. Уж если она во что-то уверовала, то будет стоять на своем, какие бы аргументы ты ни приводил. Тем более, что во многом Ия права. Чтобы нарушить затянувшееся молчание и сгладить тяжелый осадок от ее монолога, я спросил:
— Интересно, а как бы поступила ты, очутившись в моем положении?
— Прежде всего посоветовалась бы с тобой. Мы же приехали работать вдвоем. К тому же мы с тобой — одна семья. Нельзя надолго отрываться друг от друга и решать такие проблемы в одиночку.