Одна на миллион
Шрифт:
Я преодолела лестничные проёмы с удивительной для себя скоростью. Прежде, чем зайти в компьютерный класс, я в очередной раз переплела свои грязные от отсутствия любого душа, кроме раковины в туалетной комнате для девушек, волосы, поправила воротник блузки и натянула улыбку в стиле “я не специально, просто проснулась в хорошем настроении”.
Хотя это было неправдой — у меня болело всё тело, а желудок скручивало в узел от голода.
— Лучше утреннего кофе может быть только утренняя “Революция”? — поинтересовалась я, заглядывая в кабинет.
Никита
— Ага, — кивнул он. — Офигенно бодрит, особенно тогда, когда ничего не получается.
Хуже, чем в “Революцию” играл Никита Макаров, в неё играл только Никита Макаров без очков или линз.
Я опустилась на соседний стул и перевела взгляд на экран. Все эти мелькающие картинки, военные с ружьями и плохо прорисованные пейзажи совсем меня не впечатляли, и вскоре я упёрлась локтями в стол, сложила подбородок на сцепленные в замок руки, и со скучающим выражением лица принялась разглядывать стенд, растянутый на всей стене над компьютерами, рассказывающий о технике безопасности при работе с электронной вычислительной машиной и прочей разношёрстной техникой.
— Ни черта не вижу! — Никита цокнул языком, вцепился руками в край стола и, оттолкнувшись, откатился назад, благодаря стулу с колёсиками. — Это просто невозможно! Ничего не вижу!
Я рассмеялась:
— Действительно, велика беда.
— Но я хочу победи—и—ить, — настаивал Никита.
Он надул щёки, скрестил руки на груди и уставился на меня. Я помолчала секунду, решая, стоит ли предлагать свою помощь или нет.
— Если хочешь, я могу … — произнесла я наконец, но не успела договорить, потому что Никита вскочил с места и ринулся ко мне.
Он схватил стул, на котором я сидела, за спинку, и подкатил его к компьютеру, не оставляя мне совершенно никаких шансов. Стул был опущен ниже, чем надо, и я ударилась грудью о выдвижную панель для клавиатуры.
— Ауч! — взвыла я скорее притворно, чем от действительного ощущения дискомфорта.
— Прости, — сказал Никита, а затем помог мне отрегулировать стул на нужный уровень.
Его не особо волновали мои возмущённые и вопрошающие взгляды — всё, чем он был поглощён, помещалось в один пятнадцатидюймовый экран.
— Короче, вот тут — карта, там — рюкзак. Если нажать сюда, то можно как бы посмотреть назад. Если сработает рация, то нажимай на “С”, а лучше вообще её не трогай, потому что если играть по сети, то можно наткнуться на малолетних школьников, которые не могут придумать ничего лучше, чем назвать тебя жирной свиньёй, а твою маму …
— Я поняла! — перебила я и передёрнула плечами.
— Вот так стрелять, а вот так ходить. Чтобы ползти, плавать или бежать, нужно зажать “Шифт” — он сам выберет, что именно ему нужно.
Я кивала, хотя думала лишь о кнопке, которая отвечает за выход из игры. Никита уселся рядом, прикатив свой стул обратно, и придвинулся так близко ко мне, что одна из его коленок упиралась в системный блок компьютера, а другая — в моё бедро.
— Ты не жди от меня отличных результатов, — предупредила я. — Мой уровень — пасьянс “Паук” с мастями одного цвета.
— Пожалуйста, женщина, не огорчай меня раньше времени, — сказал Никита и указал мне, куда нужно нажать, чтобы началась игра.
И я кликнула “Начать революцию”.
Спустя десять минут после начала, Никита вскочил со стула, когда я подстрелила очередного военного, и принялся прыгать вокруг меня, рассыпаясь в комплиментах. Я не понимала, почему у меня получается: я не помнила, как открывать рюкзак и куда нужно нажать, чтобы начать ползти, и поэтому всё, что я делала — это жала на левую кнопку мыши каждый раз, когда видела героев в военных одеждах.
И почему—то всегда попадала точно в цель.
— Как? Как? — Никита то хлопал в ладоши, то хлопал меня по спине.
— Понятия не имею, — отвечала я, выпучив глаза. — Состояние аффекта, наверное.
Ещё спустя пятнадцать минут, когда на экране выплыла табличка, гласящая о том, что уровень пройден, я успела лишь оторвать глаза от клавиатуры, как Никита подлетел ко мне и заключил меня в крепкие объятия.
— Ты мне нравишься, я заберу тебя домой, чтобы ты прошла мне всю “Революцию”, — объявил Никита. Я молчала. Он продолжал обнимать меня за плечи ещё некоторое время прежде, чем добавил: — Шутка.
Я попыталась пропустить его слова мимо ушей, но “ты мне нравишься” пульсировало в голове, заставляя лицо гореть. Вскоре Никита выпустил меня из объятий, вытер руки о штанины, зачем—то щёлкнул несколько раз пальцами, перевёл взгляд на экран компьютера и спокойно произнёс:
— Ещё разок?
И тут случилось то, чего я никак не ожидала — снизу донёсся голос. Я посмотрела на Никиту и одними губами спросила: “Ты слышал?”.
И, к сожалению, он кивнул.
— Что будем делать? — пропищала я.
Мгновение Никита медлил, а затем метнулся к двери кабинета и закрыл её, запирая нас внутри. Затем он шлепнул ладонью по выключателю, повернулся ко мне и приложил палец к губам. Я замерла, вцепившись пальцами в подлокотники. Шаги, сопровождаемые мужским голосом, приближались, и чем громче они становились, тем сильнее я прижимала саму себя к стулу, словно в какое—то мгновение я смогу полностью в нём раствориться.
— Нет, я не знаю, почему Андрей не пришёл, — было слышно, что разговор мужчине был явно не интересен. — Да, всё было здорово. Нет, дорогая, я же говорил, что сегодня я в ночную. Да, хорошо. Обязательно.
Когда шаги раздались прямо за нашей дверью, я поджала губы — мне казалось, что вот—вот, и охранник распахнёт дверь и найдёт нас, и тогда мы оба поплатимся за то, в чём совершенно невиновны, но разве будет кто—то разбираться?
Но мужчина прошёл мимо кабинета информатики без остановки, продолжая убеждать женщину на другом конце провода в том, что Андрей, кем бы он ни был, наверняка очень расстроен, что не смог прийти к ним на ужин.