Одна против зомбей
Шрифт:
– Снежана, передай совету директоров, что я перед смертью просил их поставить вместо меня врио Анну Рудольфовну, пока Иван Адыгеич не определится с кандидатурой.
"Ба! Да это ж сам Хорькофф и есть!
– догадалась я.
– Только не пойму, чего это он насчет смерти плетет?"
– Пусть сотрудников за моим катафалком будет не больше двухсот, - сказал Хорькофф.
– Не надо помпезности, чай не Римский Папа. И насчет музыки не мудрите. Шопена, конечно, в жопу. Однако и легкомысленности тоже не надо. Дайте облегченный вариант классики, который мы готовили для похорон разбившихся на аэробусе.
"На ловца и зверь бежит!" - подумала я, не особенно вслушиваясь в ту ахинею, которую нес Хорькофф.
Упоминание катафалка, гроба и выжиги, которому даже не дадут поцеловать на прощание покойнику его холодный и пахнущий бальзамом лоб, меня не смутило. Это простым сотрудникам нельзя чудить, а крупные шишки просто обязаны колоться герычем и иметь сдвиги по фазе, иначе их перестанут уважать подчиненные.
"Бери за хобот похоронщика, Ника, пока он не свалил обратно в кабинет, - приказала я себе.
– Давай-давай-давай!"
Я решительным шагом подошла к Хорькоффу. И уже совсем было настроилась на то, чтобы завязать с высокоинтеллектуальную беседу о философских аспектах страхования офисного имущества. И даже открыла рот для первой фразы. У меня для нее имелась секретная хорошо отрепетированная домашняя заготовка ("Обратится к Вам мне посоветовали хорошо знающие Вас люди, которых несомненно должны знать и Вы, а поэтому давайте поговорим не о них, а о нашем с Вами общем деле").
Но тут президенту "ИNФЕRNО" серьезно вштырило. И он, что-то неразборчиво пробормотав себе под нос, стал весьма энергично махать пистолетом передо мной.
Мне такое махание не понравилось, даже как-то не по себе стало. Поэтому я тут же забыла о том, что хотела сказать. Только промычала:
– О, мой га-а-а-д!
И, не отрывая взгляда от пистолета, я снова на всякий случай отошла назад, вспомнив случаи так называемой "корпоративной бойни", когда один сотрудник, приперевшись на работу в мутном состоянии полного расколбаса, ни с того, ни с чего начинал вдруг пачками мочить коллег из дробовика.
– А еще, Снежана, - продолжил Хорькофф, до сих пор так и не обратив на меня внимания, - напомни Перецко, что мой гроб должен быть из массива трансильванской вишни высшего класса с резьбой. Ну а остальное - бархат, французская обивка и прочее - на усмотрение ребят из производственного цеха. Народ проверенный. Я им доверяю.
Пока Хорькофф изливал на секретутку поток своего явно нездорового юмора, та, равнодушно слушая пожелания босса, кивала ему, продолжая при этом уверенно набивать текст на компе.
"Безумие тут творится!
– вознегодовала я.
– Это ж какой-то "Особняк "Красная роза" вперемешку с "Очень страшным кино". Зачем меня сюда направил, шеф, козлиная он после такого морда? Стоп! А вдруг он знал о здешней поголовной долбанутости и зомбиобразии! Тогда, значит, подстава? Похоже. Ах, Пал-Никодимыч, Пал-Никодимыч, сукин ты пес! Я верила тебе так, как не верила даже самому Деду Морозу. А ты, оказывается, врал мне всю дорогу. Знать бы еще, что именно ты мне врал..."
– Все б-будет исполнено, Андрей Яковлевич, -
– Б-больше указаний нет?
Хорькофф почесал лоб стволом пистолета, размышляя, не забыл ли о чем распорядится, и произнес:
– Нет. И никогда уже не будет. Никогда!
Хорькофф вернулся в кабинет, громко хлопнув за собой дверью.
"Из нас троих один - точно сумасшедший, - подумала я, глядя на нее.
– И не факт, что это не я".
2
"Что ж, все довольно логично: у паранормальных сотрудников - и босс должен был совершенно невменяемым, - поставила я диагноз местным гробовщикам, но тут же усомнилась в нем: - Но как же миллиардные обороты? Корпорация-то процветает. Не могут чокнутые дядьки руководить такой могучей конторой. Хотя, если вспомнить Россию, которой веками руководили дураки и безумцы, то тут тоже могут быть различные варианты".
Я посмотрела на секретутку, спокойно работающую на компе, и спросила у нее:
– Мне не померещилось - это к нам выходил сам господин Хорькофф?
Секретутка кивнула.
Я озадаченно потерла ладонью затылок и попросила:
– Послушайте, Снежана, успокойте, ради Бога, мою впечатлительную душу и скажите, что тутошний утренний юмор - это следствие бурно прошедшего вечернего корпоратива. Вы со своим боссом прикалываетсь на тему вчерашних шуток?
– Т-такими в-вещами не ш-шутят.
– Ха! Вы еще скажите, что у господина Хорькоффа пистолет настоящий. Я такой же - игрушечный - в ларьке неподалеку видала. Двадцать баксов стоит. Пульками стреляет.
– П-пистолет б-боевой. Его Аркадию Яковлевичу на день р-рожденья п-подарили наши к-компаньоны с Ижевского м-механического з-завода.
– Позвольте мне спросить у Вас, уважаемая Снежана, Ваш босс, он, чего, всерьез заявлял про свою смерть? Или это всего лишь гиперболизировано-иносказательная метафора?
– Андрей Яковлевич уже п-подписал с-смету к-корпоративных р-расходов на свои п-похороны. Все всерьез.
"Оба-на!" - я почувствовала, как волосы на загривке дружно встают плотной македонской фалангой.
– То есть... он сейчас там...
– пролепетала я, веря и не веря секретутке.
– Он сейчас, чо там, типа, укокошивает себя, что ли?!
Секретутка равнодушно кивнула.
Тут на ее столе зазвонил телефон. Снежана сняла трубку. Выслушала звонившую тетку. И доложила оной:
– Да, Анна Рудольфона... П-подписана... Сейчас п-принесу.
Секретутка достала из лотка для бумаг нужный ей документ. Поднялась с кресла. Направилась было к выходу из приемной. Но остановилась на пороге и, повернувшись ко мне, напомнила:
– В к-кабинет Андрея Яковлевича з-заходить н-нельзя!
Я откинулась на спинку дивана. С наигранной беспечностью просвистела мелодию "Марша сталинской артиллерии". И только после такого представления я наконец соизволила ответить секретутке:
– Чо-чо?! Куда-куда?! А-а-а, в кабине-е-ет... Да я уж и забыла о нем. Чего мне там делать с покойным самоубийцей?! Зеленкой лоб ему мазать, что ли? Зачем отвлекать солидного человека от серьезного дела? Я просто посижу тут на диванчике, дождусь Вас, а там и решим, куда мне направится. Типа, про Анну Рудольфовну поговорим.