Одна судьба
Шрифт:
— Лиз, зачем ты так? Что плохого тебе сделали они?
Я не получаю ответа на свои вопросы. Я просто пытаюсь воззвать к ее чувству совести.
— Так да или нет?
Она качает головой, вновь принимаясь за еду.
— Алекс, мы болели, — спешит успокоить меня Паоло, — решили, что пока не убедимся, что с тобой все в порядке, не вымолвим и слова.
Я старательно незаметно выдыхаю, оглядываюсь по сторонам рассматривая присутствующих. Все очень дружно гремят ложками, разговаривают,
— Я хочу, чтобы вы знали, что рассказала им я.
Они слушают, не перебивают, только Лиз кривит губами. Меня подташнивает от ее ухмылок. Это не оборот речи, а реальное ощущение. Надо перестать смотреть на нее и раздражаться ее поведению.
— Мы должны будем придерживаться этой версии?
— Да. Пожалуйста, не напутайте с именами.
Лиза закатывает глаза, теперь мой черед отворачиваться и смотреть только на Паоло.
— Когда вы успели?
Я все еще не верю в то, что они на самом деле молчали.
— Вы ведь тоже были под присмотром. У вас ведь тоже была палата с зеркалами? с вами тоже постоянно вел беседы Хогарт, психологи, Борн?
Паоло кивает. Он лежит на свой койке и сосредоточенно грызет зубочистку. Я смотрю на него и говорю все шепотом, но в конце концов не выдерживаю и забираю палочку. Так и подавиться не долго. Дрянное занятие! Время ужина прошло и всех прилагающихся к нему процедур тоже, хотя, это занятие никак нельзя назвать таковым.
— Так. Ты не зря сомневаешься в ней, но она хорошо относится…
За дверью раздается шум, он замолкает на мгновение.
— К нему.
Но не ко мне.
— Мы точно не хотим вернуться?
Лиз врывается в нашу каюту, через смежную дверь, даже не подумав, чтобы постучаться. Вид у нее возмущенный, но ведет она себя всё это время, что мы были вместе(если не считать гримасы в столовой) нормально, совсем, как тогда когда появилась на Манхэттене. Это более поздняя реакция на отходняк после вуду-магии вампиров? Хорошо, что меня не слышит ни Раф, ни Джейк. Обиделись бы.
— Попробуем другой вариант?! Загрузим последнее сохранение?
У Паоло такое выражение лица — очень серьезно и вопрошающее. Меня не хватает на долго — я смеюсь. Он тоже, спустя несколько секунд, заливается смехом, переворачиваясь и вжимаясь в подушку.
— Что вы ржете? Что смешного я сказала?
— Не ты, а он! — я указываю на мальчика. — Кто-то переиграл в игрушки на приставке.
— И еще, не забывайте, это военный корабль, так что правила распорядка, внешний вид, порядок в каюте распространяется и на вас!
Алекс кивнула. Отметка термометра в общении с сержантом Граф у нее колеблется на комфортной комнатной температуре двадцать один градус. Она повторяет одно и тоже вот
“Что за манера такая повторять-повторять-повторять?”
Журналистов пока не видно, но оно и к лучшему. Алекс придумывает вопросы, а потом отвечает на них. Она репетирует свое поведение, тон и мимику, пусть и только про себя, в силу отведенного ей актерского опыта.
— Тебе никто не поверит! Никто!
Она смотрит на себя в зеркало и думает, что выглядит ну просто очень ужасно.
— Может поискать косметику? — подсказывает ей Лиза.
Алекс усмехается и отворачивается от зеркала.
— Надо попросить у Граф.
Она иронизирует, зло подсмеивается над собой. Сержант Граф может и выглядит как младшая сестра майора Борна, но она в теле. Спортивная фигура, здоровый цвет кожи, ямочки на щеках, а не одни сплошные скулы и кости.
— Ты разговариваешь сама с собой?
Алекс кивает медсестре, которая меряет ей давление. Они видятся с ней каждое утро. Теперь она без маски и видно, что улыбается хоть и старается не показать этого. У афроамериканки прекрасные карие глаза на тон светлее кожи цвета шоколада.
— Да. Надо с кем-то общаться.
— А мелкие?
Она снимает манжету, складывая ее на столик с инструментами, делает запись в карточке.
— Давление нормальное.
Она снимает маску, открывая взору изящно очерченные губы. Пару кудрящек выбиваются из-под шапочки. Девушка очаровательна в своей красоте. Это еще один повод ощущать себя страхолюдиной.
— Я надоела им, а они мне за все время плавания, — отшучиваюсь я. — Да и как им объяснить все мои заботы?
Алекс показывает на свое отражение в зеркальном столике для инструментов.
— У них теперь уроки и они ненавидят меня за эту участь.
Девушка смеется, качая при этом головой. Она складывает манжету тонометра.
— Это дисциплинирует, потом они будут вспоминать это, как лучшие дни своей жизни. Не удивляйся только, что вскоре они будут отдавать тебе честь и отпрашиваться в гальюн по каждому удобному и неудобному случаю.
Алекс улыбается, поднимаясь. Визит в мед. часть закончен. Сейчас выдадут пилюли, она выпьет их под пристальным вниманием врачей и пойдет обратно. Прогуляется и может даже выйдет на мостик подышать свежим воздухом. Обычно ей это удается под вечер. Тогда народу меньше и она не боится заблудиться, то и дело отталкиваемая спешащими пехотинцами, инженерами и механиками проверяющими самолетами перед вылетом.
— Так о чем?
— Ммм?
— О чем ты разговариваешь сама с собой?
— Думаю о том какой страшилой буду выглядеть перед журналистами.