Однажды в Голливуде
Шрифт:
Шэрон так и не узнала, что на самом деле случилось с Доктором Сапирштейном. Чтобы спасти своего друга от гнева и презрения дочери техасского вояки, Роман сказал Шэрон, что Доктор Сапирштейн убежал и, видимо, заблудился или нарвался на койота. На съемках в Монреале Шэрон, лежа в одиночестве в номере отеля, проплакала всю ночь.
Роман опускает поршень френч-пресса — ноль внимания на пса.
Этим утром он не в настроении; у него похмелье, как и у соседа Рика Далтона (с которым он незнаком). Но, в отличие от Рика, он не ушел в запой на всю ночь в одиночестве. Прошлой ночью он и Шэрон вместе с друзьями Джеем Сибрингом, Мишель Филлипс и Касс Эллиот были на вечеринке у Хью Хефнера в особняке «Плейбой». Затем около трех ночи отправились куда-то еще, чтобы перекусить отвратительными чили-бургерами среди подозрительных лос-анджелесских типов (мексиканцев с типичными уличными прикидами и кричаще размалеванными машинами бок о бок с белыми быками-байкерами на шумных мотоциклах). В Европе они завершили бы вечер дорогим коньяком и кубинскими сигарами или спустились бы в винный погребок за двадцатилетним бордо. Но эти инфантильные американцы уверены, что заканчивать вечер маслянистыми чили-бургерами и кока-колой — это клево. Более того, Роман был практически уверен, что эти истекающие жиром бургеры на самом деле никто не любит. Он знал, что их не любит Шэрон, хотя она никогда в этом и не признается. Но, разумеется, все вели себя так, будто то были лучшие мгновения их жизни. Шэрон даже пыталась заказать гамбургер без чили, но Джей и слышать ничего не желал. Так что Шэрон поддалась давлению общества. «Ладно, ладно, ладно, — сказала она продавцу в бумажной шляпе за стойкой. — Мне чили-бургер», — который потом встал тяжелым комом у нее в желудке, и ее тошнило всю дорогу до Сьело-драйв. Роман любил своих друзей-американцев, но его всегда поражала их радость от детских забав — или, как в данном случае, симуляция радости.
Более того, ему всю ночь пришлось изображать вежливость в общении с этим мудаком Стивом Маккуином. Роман и Маккуин на дух друг друга не выносят, но раз Стив — старый приятель Шэрон, обоим приходится терпеть.
В прошлом Шэрон и Маккуин трахались — это очевидно. Роман никогда не спрашивал об этом у Шэрон, но знает: Маккуин из тех, кто не смог бы до сих пор дружить с Шэрон, если бы не трахнул ее пару раз в прошлом. Обычно Роман не переживал из-за подобных вещей. Джей и Шэрон были обручены — они только и делали, что трахались. Да и сам Роман затащил в койку как минимум половину женщин, попавшихся ему на пути. Но Маккуин смотрел на Романа с такой усмешкой, словно хотел подчеркнуть очевидное. «Я трахал твою жену», — говорили его голубые глаза и ухмылка тонких губешек.
Кроме того, Роману не нравится, как Маккуин обращается с Шэрон — например, подхватывает ее на руки и крутится, а она, как маленькая девочка, кричит: «Уи-и-и!» Роман на это не способен физически. И Маккуин об этом знает и поэтому так делает.
«Да он просто мудак», — думает Роман.
Наконец песику надоедает, что коротышка демонстративно игнорирует его уже двадцать минут, и, чтобы привлечь внимание, он начинает тявкать. «Пес этот ебучий, — думает Роман. — Я даже кофе в тишине не могу выпить, этому мелкому тирану все надо испоганить». Он бросает мяч, пес бежит за ним. Доктор Сапирштейн бесит Романа — но Маккуин бесит его гораздо сильнее. Просто этим утром Роман встал не с той ноги. Во-первых, из-за похмелья, а во-вторых, его разбудила Шэрон.
Видите ли, Шэрон храпит.
Глава восьмая
«Лансер»
Запряженный шестеркой лошадей дилижанс «Баттерфилд — Уэллс-Фарго» завернул за угол, на котором стоит обнесенная глинобитными стенами миссия, и загрохотал по пыльной грунтовой главной дороге Ройо-дель-Оро — калифорнийского городка в испанском стиле, в шестидесяти милях к северу от границы с Мексикой. Мощные копыта потных лошадей топтали главную улицу, взбивая в воздух облако бурой пыли.
Монти Армбрюстер, седовласый сорокалетний ветеран баттерфилдского маршрута, потянул за кожаные поводья, отчего лошади вскинули головы и закусили удила — шесть могучих животных плавно остановились прямо напротив отеля «Ланкастер».
— Конечная остановка — Ройо-дель-Оро! — пропел Монти с легким техасским акцентом.
Солнечные лучи пронизывали марлю бурой пыли — через сто лет воспроизвести этот образ будет мечтой всех режиссеров вестернов.
Восьмилетняя Мирабелла Лансер — невысокого роста, но мудрая не по годам дочь Мердока Лансера, владельца и содержателя крупнейшего скотоводческого хозяйства на территории, — соскочила с деревянной бочки. В возбужденном предвкушении обернулась к мексиканскому вакеро [23] , который был выше нее всего на несколько дюймов, но при этом красовался в нелепом огромном сомбреро, отчего выглядел немного комично.
23
Мексиканский эквивалент слова «ковбой». — Прим. ред.
— Давай, Эрнесто! — прощебетала она.
Вакеро Эрнесто взял девочку за руку, и вместе они направились по главной улице к дилижансу из Баттерфилда. Отец Мирабеллы был самым богатым человеком в округе, и потому она знала каждого торговца в Ройо-дель-Оро с тех пор, как научилась говорить что-то осмысленней «гу-гу», так что теперь, по пути через деловой квартал, то и дело махала и улыбалась. Навстречу ей и маленькому вакеро выехала телега, груженная деревянными пивными бочками. Девочка и вакеро отошли в сторону на деревянный настил и дождались, пока пивная телега не освободит дорогу. Перейдя по грязной улице к задней стороне дилижанса, Мирабелла готовилась к встрече с одним из двух братьев, которых никогда раньше не видела. Оба блудных сына ее отца прислали весточку с обещанием в ближайшее время прибыть на ранчо Лансера. Однако ни она, ни работник Эрнесто не знали, кто из братьев сойдет с баттерфилдского дилижанса. На ферму пришла телеграмма, что два дня назад сын Мердока Лансера выехал из Тусона, штат Аризона, и, если доберется без происшествий, должен прибыть в Ройо-дель-Оро в районе полудня. В телеграмме не указывалось, какой именно из двух сыновей выехал.
В отличие от поезда, прибытие дилижанса с трехчасовым опозданием — это считай что по расписанию. И именно в три часа баттерфилдский дилижанс остановился напротив отеля «Ланкастер». Мирабелла и Эрнесто ждали, когда откроется дверь и они увидят, кто из братьев выйдет на свет.
Оба брата родились на ранчо Лансера, но никогда друг друга не видели. А отца-скотовода оба в последний раз видели давным-давно, в глубоком детстве. Как и у Мирабеллы, матери обоих Лансеров отдали богу души.
Скотт Фостер Лансер, воспитанный зажиточной бостонской семьей матери (Дайан Фостер Лансер Аксельрод), был выпускником Гарварда и офицером запаса после службы в Индии в составе Британской кавалерии (бенгальские уланы).
Второго сына Мердока, Джонни Лансера, воспитала в Мексике его мать, Марта Кончита Луиза Гальвадон Лансер. У Марты в Мексике не было семьи — ни богатой, никакой. Деньги Марта зарабатывала тем, что танцевала, трахалась и играла на кастаньетах в кантонах половины бандитских городков к югу от границы. Все детство Джонни верил, что секс — это услуга, за которую мужчины всегда платят женщинам, как и танцы, песни, готовка или стирка.
Мать Скотта, Дайан, переехала назад к семье на восток, в Бикон-Хилл, как только поняла, что жизнь на ранчо по горло в коровьем и лошадином дерьме и в окружении мексиканцев — совсем не то, чего она хотела бы для себя или своего малыша. Скотту было всего три, когда они сели в дилижанс и покинули Ройо-дель-Оро.
Джонни был младше Скотта, но старше, когда покинул ранчо Лансера. С отцом и матерью он дожил там до десяти лет. Затем однажды темной дождливой ночью Марта вместе с десятилетним сыном забралась на элегантную двуколку, которую Мердок подарил ей на день рождения, и проехала шестьдесят миль до границы с Мексикой. Тогда-то Джон в последний раз видел Мердока Лансера, его просторное ранчо, роскошный дом и городок Ройо-дель-Оро. Джонни был изнеженным сынком богатейшего землевладельца долины, с частным учителем и личным поваром-французом, готовившим ему стейки из абердинского ангуса и подававшим на фарфоре, а стал сыном мексиканской шлюхи, перебивался бобами и сухарями в глиняных тарелках, вместо молока — кактусовый сок, вместо перечной мяты — вяленое мясо, вместо грамоты и частного учителя — грязные шутки, подцепленные у отребья, вместо мягкой перины — мешки с кофейным зерном в кладовых кантин, где по ночам ему приходилось отбиваться
не только от крыс, но и от живущих в прериях бродяг-растлителей. А потом в одном из тех бандитских городков богатый и недовольный клиент из Мехико перерезал Марте горло. В двенадцать лет Джонни выкопал в твердой земле могилу и похоронил мать. Богач предстал за убийство перед судом и был оправдан предвзятым судом присяжных. Спустя два года Джонни убил того, кто убил его мать. И хоть у него ушло десять лет, он убил и каждого подлого присяжного.
Джонни так и не узнал, почему мать среди ночи увезла его с ранчо, но догадывался. Он полагал, что Мердоку Лансеру надоело терпеть в доме мексиканскую чикиту и ее чумазого сына-полукровку. И однажды ночью он сказал ей «Vamos!» [24] .
24
Идти (исп.), здесь: вон! —Прим. пер.