Однажды в Голливуде
Шрифт:
«Бля, — думает Стейси, — а ведь так и делают».
— И теперь в списке не три ебаных Джорджа, а два ебаных Боба. Редфорд и Калп. И теперь героя решат сделать британцем, и внезапно роль обломится Майклу Кейну. Или, — завершает Рик, — они решают не выебываться и заплатить Полу Ньюмену, сколько он просит. Или им там звонят люди Тони Кертиса и предлагают вменяемую сделку с Тони. Неважно — у меня не было ни единого блядского шанса.
Теперь Рик привлекает внимание Клиффа и показывает, что им пора валить, поставив пустой стакан на стойку с театральным жестом, символизирующим завершение вечера.
— И на этом, мистер Лансер, я говорю adieu. Мне еще сегодня учить хуеву кучу реплик, и уж лучше постараться, а то мне завтра вставит эта самодовольная деловая колбаса.
Двадцать четвертая глава
«Небраска Джим»
После того как Рик сказал adieu Джиму Стейси и посетителям «Зала славы алкоголиков», Клифф высаживает его у дома где-то в пол-одиннадцатого. Еще хватает времени подучить слова для завтрашней работы и отправиться на боковую в полночь или полпервого. Как только Рик входит, он, как и все актеры в мире, первым делом проверяет автоответчик на предмет важных сообщений. И действительно, там есть одно от агента Марвина Шварца.
«Вау, быстро», —думает Рик.
Так что он споро набирает номер, оставленный агентом, и Марвин берет трубку на третьем гудке.
— Марвин Шварц.
— Здравствуйте, мистер Шварц, это Рик Далтон.
— Рик, мальчик мой, — по-свойски приветствует его агент, — как я рад, что ты позвонил. У меня для тебя два слова: «Небраска Джим» — Серджио Корбуччи.
— Небраска что? Серджио кто? — спрашивает Рик.
— Серджио Корбуччи, — повторяет Марвин.
— И кто это?
— Режиссер спагетти-вестернов номер два во всем мире, — сообщает Марвин. — Сейчас снимает новый. Называется «Небраска Джим». И благодаря лше он задумался о тебе.
— «Небраска Джим». Это я Небраска Джим?
— Да, это ты.
— И он делает предложение?
— Нет.
— То есть я не получаю роль?
— Ты получаешь ужин. Он только что встречался с тремя молодыми актерами. Благодаря мне он встречается с четвертым. Ты, Серджио и его жена Нори, в чет-
верг через неделю в его любимом японском ресторане в Лос-Анджелесе.
— Кто остальные трое? — интересуется Рик.
Марвин бойко перечисляет:
— Роберт Фуллер, Гэри Локвуд, Рикки Нельсон и Тай Хардин.
— Это уже четверо, — замечает Рик.
— А, точно, — осознает Марвин. — Тогда прости, ты пятый.
— Рикки Нельсон? — изумленно переспрашивает Рик. — Он всерьез рассматривает долбаного Рикки Нельсона?
— О, милый мой мальчик, Рикки Нельсон — одна из звезд «Рио-Браво», — напоминает Марвин. — А «Рио-Браво» в сто раз лучше всего, в чем снимался ты.
— Послушайте, мистер Ш-Ш-Шварц, — заикается Рик, — это все замечательно. Но можно говорить с вами прямо?
— Всегда.
— Эти самые спагетти-вестерны, — начинает Рик.
— Да-да?
— Я их не люблю.
— Не любишь?
— Нет. Вообще-то, по-моему, они ужасные.
— Ужасные?
— Ага.
— А ты много видел?
— Ну, парочку.
— И это твое экспертное мнение?
— Послушайте, мистер Шварц, я вырос на Хопалонге Кэссиди и Хуте Гибсоне. А это итальянское говно с ковбоями — ну просто не мое.
— Потому что оно ужасно? — уточняет агент.
— Ага.
— В сравнении с высококачественной незабвенной классикой Хопалонга Кэссиди и Хута Гибсона?
— Ну бросьте, вы меня поняли.
— Слушай-ка, Рик, — говорит агент. — Не хочу показаться бесчувственным, но твой послужной список, когда мы говорим о полнометражных картинах, не такой уж звездный, чтобы ты воротил нос от фильмов, куда тебя подумывают взять на главную роль.
— Я это ценю, мистер Шварц, — уступает Рик. — Но, может, вместо того чтобы сбегать в Рим, с моей стороны было бы умнее остаться в городе и постараться изо всех сил в следующий сезон пилотов? В смысле кому-то да повезет; почему бы и не мне.
— Послушай, мальчик, — говорит Марвин, — давай я тебе расскажу историю одного своего клиента. До того как мы начали засылать ковбоев скакать по декорациям «Чинечитты», мы засылали их в Берлин. Пока светлая мысль снимать вестерны не пришла в голову гребаным итальянцам, в деле были немцы. Понимаешь, был такой немецкий писатель Карл Май. И он сочинил серию книг о Северо-Западной Америке времен первопроходцев. То, что сам Карл Май ни ногой не ступал в Америку, не помешало этим книгам прославиться среди немецкой публики. Книги рассказывают о похождениях двух человек. Один — вождь апачей по имени Виннету. А второй — его белый брат по крови, житель гор Старина Разящая Рука. Так вот в пятидесятых по этим романам немецкая кинокомпания стала снимать немецкие фильмы. На роль индейца взяли французского актера Пьера Бриса. Но на роль Старины Разящей Руки я уговорил их взять моего американского клиента, настоящего жеребца Лекса Баркера. Перед тем как уехать в Германию, Леке поснимался в Америке. Даже Тарзана довелось сыграть — и, если спросишь меня, Тарзан из него вышел что надо. Но он был женат на Лане Тернер. Так что, как бы он блядь ни лез из кожи вон, всегда оставался мистером Лана Тернер. И вот я отвоевал ему немецкий фильм. А он ни в какую не хочет ехать. Немецкий вестерн? Это что за хуйня? Немецкий вестерн с французским, блядь, индейцем? Он говорит: «Марвин, что за говно ты пытаешься мне подсунуть? Есть же пределы тому, что актер сделает за деньги». А я говорю ему, как сейчас говорю тебе: «Ты там, часом, не зарвался? Во-первых, в Америке не такая уж длинная очередь из тех, кто хочет тебя позвать в свой фильм. Во-вторых, ты же не в армию, блядь, идешь. Ты едешь в Германию, поснимаешься — ну пять недель, ну шесть, — подзаработаешь, вернешься. Раз плюнуть. Одна нога здесь, другая — там». И вот я его уговорил. А остальное, как говорится, уже история немецкого кинематографа. Картина сорвала банк. И не только в Германии, но и по всей Европе. В итоге Леке сыграл Разящую Руку шесть раз! Стал одним из самых популярных актеров в истории немецкого кинематографа! Но его фильмы крутят по всей Европе. Он так популярен в Италии, что Феллини берет его в «Сладкую жизнь». И знаешь, кого он там играет?.. Лекса Баркера! Вот какая он звезда. После шести фильмов он ушел с роли. Его заменяют большими американскими звездами вроде Стюарта Грейнджера и Рода Кэмерона. Но их уже не зовут Стариной Разящей Рукой. Они уже играют всякую мелочовку: Старина Дробящая Рука, Старина Верная Рука, Старина Огненная Рука. Почему? Потому что в Германии все знают: Разящая Рука — это Леке Баркер и только Леке Баркер!
Агент переходит к фактам:
— Слушай, милый мой, ты спрашивал, можешь ли говорить со мной прямо. Что ж, теперь я буду говорить с тобой прямо. Ты попробовал перейти из телика в кино — не получилось. Ну, это вообще редко получается, так что добро пожаловать в гребаный клуб. — Пользуясь примерами, среди которых нет Рика, Марвин расписывает: — Да, получилось у Маккуина, получилось у Джима Гарнера и, самое невероятное, у Клинта Иствуда. Но такие, как ты, Эдд Бернс, Винс Эдвардс, Джордж Махарис, которые всю карьеру вычесывали свои помпадуры, — вы теперь в одной лодке. Стоило вам отвернуться, как культура изменилась. Сегодня, чтобы сниматься в кино, нужно быть чьим-нибудь сыночком-хиппи. Питер Фонда, Майкл Дуглас, пацан Дона Сигела — Кристофер Табори; Арло, сука, Гатри! Волосатые андрогины — вот звезды наших дней.
Марвин делает эффектную паузу, потом говорит:
— Ты до сих пор ходишь со сраным помпадуром. Да гребаный Элвис уже не ходит с помпадуром! Рикки, сука, Нельсон не ходит с чертовым помпадуром! Эдд, сука, «Куки» Бернс снимается в рекламе спрея для волос и говорит: «Мокрая голова мертва, да здравствует сухая прическа». Гребаный Куки! Но не ты, Рик, — ты так и вцепился в свой ебучий помпадур мертвой хваткой!
Рик возбужденно отвечает:
— Ну, между прочим, там, где я снимаюсь сейчас, я без помпадура.