Однокурсники
Шрифт:
Более того, они оба уже предвкушали, что когда в финале при расставании Блума с юным Стивеном Дедалом опустится занавес, то во всем зале не найдется ни одного не прослезившегося зрителя. А вне театра — ни одной награды, которая бы им не досталась.
Дэнни выразил надежду, что если они будут проводить вместе много времени и сосредоточенно работать, то общими усилиями смогут все очень быстро завершить. Он предложил снять на лето дома рядом, по соседству, на острове Мартас-Винъярд. Тогда они смогли бы перевезти
Смущало лишь одно обстоятельство. И Стюарт робко на него намекнул:
— Видишь ли, Дэн, дом на Винъярде вряд ли будет мне по карману.
— Не переживай. С тем материалом, который у нас уже есть, я уверен, мы найдем продюсера, который с удовольствием заплатит нам приличный аванс. У тебя есть кто-нибудь из агентов?
— У поэтов не бывает агентов, Дэнни. Мне еще повезло, что у меня есть жена, которая не боится разговаривать по телефону.
— Тогда, может, я поспрашиваю у людей и выясню, кто лучше всех работает на Бродвее. Ты не против?
— Конечно же нет.
— Отлично. А теперь мне надо делать ноги. Как говорил Сумасшедший Шляпник: «Ах, боже мой. Я опаздываю. Что скажет герцогиня?»
«Вообще-то это был Белый Кролик», — подумал Стюарт Кингсли. Но перечить старшему партнеру не посмел.
Вечером следующего дня, когда Стюарт и Нина добросовестно прослушивали долгоиграющую пластинку с записью музыки Дэнни к балету «Савонарола», раздался телефонный звонок. Это звонил композитор собственной персоной.
— Слушай, Стюарт, — сказал он, слегка запыхавшись, — я спешу, чтобы успеть на самолет, поэтому буду краток. Ты слышал о Харви Мэдисоне?
— Нет. А кто это?
— Знающие люди говорят, что он лучший театральный агент в Нью-Йорке. Один парень в офисе Харока сказал, будто этот Харви просто зверь.
— А разве это хорошо?
— Хорошо? Это потрясающе. Лучше всего, если переговоры за тебя ведет какой-нибудь совершенно бездушный поганец. А рядом с нашим красавчиком Мэдисоном гунн Аттила покажется святым Франциском Ассизским. Ну, что скажешь?
— Вообще-то, — признался поэт, — я всегда питал нежные чувства к святому Франциску. Впрочем, тебе виднее: ты же у нас разбираешься в подобных делах.
— Отлично, — сказал Дэнни, заканчивая разговор. — Я звоню Харви прямо сейчас, чтобы он уже начал бить в барабаны. Увидимся, Стю.
Лето на Мартас-Винъярд всегда восхитительно. Но если вы являетесь автором спектакля, который будет ставиться на Бродвее, то это место превращается для вас в «остров блаженных».
Стюарт и Нина то и дело участвовали в различных пикниках с барбекю и печеными морскими моллюсками, где присутствовало множество звезд и знаменитостей, а также посещали великолепные званые вечера.
Разумеется, если бы Стюарт был просто поэтом, получившим Пулитцеровскую премию, он мог и не заслужить чести быть включенным в список преуспевающих людей. Но он, ко всему прочему, проживал в одном из самых роскошных домов райского сада под названием Винъярд, а это верный признак того, что в финансовых делах, как и в поэзии, у него полный порядок.
Вообще-то за такое везение он должен был благодарить Харви Мэдисона. Поскольку именно их новый агент устроил для них судьбоносную встречу с Эдгаром Уолдорфом — общепризнанным королем среди бродвейских продюсеров. Это знакомство состоялось там, где только и могут происходить события такого уровня, — за обедом в ресторане клуба «21».
Стюарт, Харви и Дэнни уже сидели за столом, прождав двадцать минут, когда в зал величественной походкой вошел грузный господин, разодетый в пух и прах, — это и был продюсер. Еще не сев за стол, он посмотрел на композитора и автора текстов и многозначительно произнес:
— Как мне все нравится. Стюарт немного смутился.
— О, мистер Уолдорф, мы же еще ничего не рассказали. То есть…
Поток его любезностей был остановлен на полуслове Харви Мэдисоном, который крепко сдавил ему руку под столом и произнес:
— Эдгар хочет сказать, ему очень нравится сама концепция.
— Нет, больше всего мне нравится авторский состав. Когда Харви позвонил мне и сказал об этом, я у себя в офисе просто весь затрепетал. Идея о том, чтобы два пулитцеровских лауреата написали для Бродвея, просто потрясающая. А кстати, вы уже думали над названием?
Эдгар дипломатично обратился к обоим, хотя на деле вопрос предназначался Дэнни, который, как известно, играл в этом дуэте первую скрипку.
— Видите ли, — ответил композитор, — как вы знаете, в основе нашего мюзикла лежит «Улисс» Джойса, просто мы перенесли действие в Нью-Йорк…
— Как мне нравится. Как мне нравится, — аккомпанементом бормотал Эдгар.
— Так вот, роман же, в свою очередь, был основан на «Одиссее» Гомера, — продолжал Дэнни. — А поскольку в центре повествования нашего произведения — путешествие главного героя по этому городу, мы решили, что назовем спектакль «Манхэттенская Одиссея».
Эдгар задумался на мгновение и, прежде чем ответить, сунул креветку в рот.
— Это хорошо, это хорошо. Только один вопрос: не слишком ли это хорошо?
— А разве бывает слишком хорошо? — простодушно поинтересовался Стюарт.
— Все, конечно, относительно, — ответил Эдгар, умело уходя от вопроса. — В конце концов, не все же бродвейские зрители учились в Гарварде. Не думаю, что мне удастся заполнить зал достаточным количеством публики, которая понимает значение слова «Одиссея».