Однокурсники
Шрифт:
— Тренер Бигелоу, боюсь, вы меня не поняли.
— Ладно, Тедди, зайду с другой стороны. Если у вас вдруг появилось много студентов, желающих изучать латынь, то вам приходится нанимать больше преподавателей. Я прав?
— Мне не нравятся ваши намеки, — с недовольством произнес Тед.
— А на что я, по-вашему, намекаю, профессор?
— Разумеется, я всего лишь какой-то болван из Гарварда. Но из ваших слов я все же понял: раз футбольная команда увеличивает нам набор, присылая пустоголовых тупиц, то мы, в знак благодарности, должны
Повисла тяжелая тишина. Тренер молча уставился на Теда. А затем улыбнулся.
— Вы прекрасно знаете правила игры, профессор. И я предлагаю вам идти к себе и играть по правилам. Ведь, насколько мне известно, вы еще не получили постоянную должность при нашем университете. Поэтому и для вас, и для нас очень важно, чтобы этот сезон сложился удачно.
Тед выпрямился во весь рост.
— Хотите войну, тренер, — прошептал он, — вы ее получите. Завтра — экзамен за половину семестра. И если Джастроу его завалит, то вылетит отсюда к чертовой матери.
— Это вы так считаете, Тедди. И не забудьте, вы имеете дело с человеком, который за шесть сезонов еще никому не проиграл.
На следующее утро Джастроу вовсе не явился сдавать экзамен. Как только все закончилось, Тед Ламброс тут же помчался в Барнс-холл и попросился на прием к декану гуманитарного факультета.
— Тони, прошу меня извинить, что врываюсь подобным образом.
— Все в порядке, — ответил декан. — На самом деле, можно сказать, ваш приход был кое-кем предсказан.
— Тренером Бигелоу?
Декан кивнул.
— Да, Чет чересчур уж опекает своих ребят. Как бы там ни было, присядьте и расскажите обо всем по порядку.
Тэтчер внимательно слушал обвинительные речи Теда. Лицо его постепенно хмурилось. Помолчав немного, он сказал:
— Послушайте, Тед, мне не кажется, что завалить Джастроу на экзамене — это самый разумный способ справиться с ситуацией.
— Вы видите какой-то другой выход?
Декан развернул свое кресло на девяносто градусов и стал смотреть на парк Виндзор-грин за окном.
— Ладно, — задумчиво произнес он, — как ярко выразился Джон Мильтон: «Но может быть, не меньше служит тот высокой воле, кто стоит и ждет».
Затем он снова повернулся к Теду и посмотрел на него.
— Мильтон был слепым, когда писал это. Но я-то нет.
Декан Тэтчер задумался над таким ответом, после чего мило улыбнулся.
— Тед, хочу сказать вам кое-что, но это между нами. Вы же знаете, как высоко я вас ценю. И я верю, вас ждет исключительно многообещающая карьера на академическом поприще.
— А какое это имеет отношение к моему профессиональному будущему?
— Самое непосредственное.
— Может, объясните мне, если не затруднит?
— Послушайте, — ответил декан, не теряя терпения, — вы явно не понимаете. Если Джастроу не сможет играть, то моя голова слетит вместе с вашей.
— Но почему? Вы-то постоянный профессор. У вас бессрочный
— У меня к тому же трое детей и ипотечный кредит. Мне могут навечно заморозить зарплату. Вы должны понять, что выпускники Кентербери — очень мощное объединение. И они питают весьма сильные чувства к своему университету.
— И к его футбольной команде, — язвительно добавил Тед.
— Да, черт побери, и к футбольной команде! — с раздражением выпалил декан. — Как вы не поймете: всякий раз, когда мы побеждаем у Йеля или Дартмута, наши выпускники воспринимают эту победу как знак того, что и во всем остальном мы тоже лучшие. И как только мы опять займем первое место в лиге, чеки посыплются на университет, как манна небесная. Чемпионский сезон может принести нам миллионы долларов — в буквальном смысле этого слова. И я не собираюсь сидеть сложа руки и смотреть, как самодовольный выскочка вроде вас путает нам все планы. Я хочу сказать, не очень-то вы благодарны университету, что вас сюда взяли.
— Почему я должен быть благодарен, черт возьми? — вспылил Тед. — У меня публикаций больше, чем у всех ваших преподавателей, вместе взятых.
Декан покачал головой.
— Удивляюсь я вам. Вы до сих пор так и не поняли, какие качества необходимы человеку, чтобы преуспеть в академическом мире.
— Я хороший преподаватель, а еще я написал очень серьезную монографию. И считаю, что этого достаточно.
Тони Тэтчер ухмыльнулся.
— Но ведь для Гарварда этого оказалось недостаточно, не так ли? Ведь там почему-то не захотели делать профессора из уроженца Кембриджа. И если честно, кое-кто из наших ребят тоже этого не хочет.
Тед когда-то участвовал в уличных драках. Помнил ощущение, когда тебя пинают ногами, избивают кулаками, ставят синяки и шишки. Но сейчас он почувствовал, как его разодрали изнутри буквально на мелкие клочки. Он уже успел убедиться, что в Кентербери, в этой глухой провинции, судят людей с точки зрения социального происхождения, но ни разу в своей жизни он и помыслить не мог, чтобы в Гарварде кому-либо отказывали по какой-то иной причине, не имеющей отношения к академическим показателям.
Однако теперь он уже не был уверен ни в чем. И не знал, уйти ему или остаться. Он так и продолжал сидеть на стуле, застыв в ожидании и страшась того, что еще ему скажет Тэтчер.
Наконец декан заговорил с ним очень мягко, по-отечески:
— Тед, давай-ка я скажу тебе, что будет дальше. Ты постараешься для Криса Джастроу. А он, в свою очередь, постарается для нападающих на поле своими великолепными передачами, чтобы те с легкостью заносили мяч за линию — к огромной радости наших щедрых выпускников. Мы-то с тобой, конечно, понимаем, что наш мальчик ничего не смыслит в латыни. Но нам с тобой также известно, что в сложившихся обстоятельствах это не столь уж и важно. Самое главное для нас — не раскачивать лодку. В этом случае всем нам обеспечено светлое будущее — включая тебя.