Офсайд
Шрифт:
– Сегодня сильно болят ребра, – солгал я. – Я принял мотрим, но он не особо помог. Думаю, я переутомил их во время вчерашней тренировки и, может, потянул или типа того.
С минуту повисла полная тишина.
– Рецепт в моей ванной, – мягко сказал он. – Прими одну и только одну.
– Ладно, – сказал я. – Спасибо, пап.
– Без проблем. Просто немного отдохни сегодня вечером, ладно?
– Да, конечно.
– Ты должен быть в лучшей форме на следующей неделе, сын. Тебе нельзя облажаться.
– Этого не будет, пап. Клянусь.
–
Он повесил трубку.
А мне хотелось сигарету.
– Блядь.
Я остановился в конце улицы, с минуту тер ладонями глаза, стараясь сделать парочку глубоких прочищающих мозги вдохов и поехал. Когда я добрался до дома, он был окутан темнотой из-за сгустившихся над ним облаков, а вдалеке раздавались раскаты грома. Я включил свет на кухне и в гостиной, чтобы хоть немного сделать его ярче. Поднялся наверх в ванную папы, уронил на ладонь одну таблетку обезболивающего и смыл ее в унитаз.
Я знал, что он считал их.
Зашел в свою комнату, с минуту стоял там, уставившись в пространство, и пытался понять, что черт возьми происходит.
Я не был идиотом. Я посещал внеклассные занятия и до хрена знал о том, что в моей жизни был полный пиздец: мама умерла, папе приходилось справляться с ролью отца-одиночки, и у меня не было никакого реального понимания того, какими должны быть взаимоотношения между мужчиной и женщиной, кроме разве что как всунуть А в слот Б. Я знал, когда до этого только дошло, что мой отец не должен был на хрен меня бить.
И так же знал, что и он знал это.
Я лишь однажды воспользовался его чувством вины, когда мне было пятнадцать и хотел сходить на ночную пляжную вечеринку. Он сказал «ни за что», потому что мне нужно было тренироваться на следующий день, и я дулся до тех пор, пока он не взорвался в конечном итоге. Тогда я сказал ему, что должен был пойти на прошлых выходных, но был не в состоянии.
На мне было слишком много синяков, чтобы появляться на публике.
Он отпустил меня.
Тогда я тоже чувствовал себя дерьмово.
Я понимал, почему он поступал именно так, ведь в конечном итоге делал бы он это или нет, какую бы физическую боль он ни причинял – это было ничто, по сравнению с моральным ущербом, который я нанес ему, когда убил его жену, единственного человека, которого он когда-либо любил. Раньше я думал, что понимал, какого ему, ведь я тоже потерял ее, но сейчас, когда рядом была Николь… что ж, любая мысль о том, что с ней могло что-то случиться, была просто… немыслимой.
Я бы запаниковал.
Я бы обезумел.
Я бы взорвался.
Я наверно пинал, и бил, и уничтожал любого, кто бы вступал со мной в контакт, а если бы мне подвернулся человек, ответственный за причинение ей боли… что ж, что бы ни произошло, красивого в этом было бы мало, это уж без сомнений.
Я зашел на кухню, подумал было чем-то перекусить, но в итоге просто взял «Gatorade». Нужно было съездить в магазин, у меня почти закончились голубые бутылки. Немного наклонил голову, посмотрев
Я потерял ход мыслей, когда представил руки Николь на моих шарах.
Тряхнул головой, прошел в гостиную и немного поиграл в «FIFA» на Wii. Я играл за Германию и разнес испанскую команду, так как это должно было произойти на последнем Кубке Мира. Закончив, сунул джойстик обратно в ящик стола и посмотрел на проливной дождь за окном. Становилось уже темно, а от Николь ничего не было слышно.
Она все еще собиралась приехать?
Может, ей пришлось задержаться дольше, чем она рассчитывала?
Или она готовила Грегу ужин? Неужели она забыла обо мне?
Она попала в… в…
Дерьмо.
Блядь.
В груди опять все сжалось, и мне пришлось бороться с подступающей желчью. Я сглотнул, запив большим глотком голубого «Gatorade».
Дождь усилился. А что если она пострадала? Что если у Рона хреновое зрение, и он во что-то врезался, ведя машину в темноте? Что если молния ударила в фонарный столб прямо перед ними?
Я чувствовал себя двенадцатым членом команды, просто ожидающим за боковой линией, но не в состоянии фактически как-то повлиять на игру. Все что я мог сделать – это придумать кричалку, чтобы подстегнуть команду.
Мой желудок снова сжался, и я постарался убедить себя, что просто голоден, но от одной мысли о еде мне хотелось блевать. Опустил глаза на свои трясущиеся руки и осознал, что у меня начинается гипервентиляция.
Я не мог этого вынести, мне нужно было отправиться на ее поиски.
Схватил ключи и направился к двери, и в этот момент увидел приближающийся свет фар на подъездной дорожке.
Спасибо, черт побери.
Меня не волновало наорала бы она на меня, ударила по лицу или сказала, что больше не хотела бы меня видеть. С ней все было в порядке, и в данный момент это было единственным, что имело значение. Как только она побежала от машины к двери, я вышел на крыльцо, сжал ее в своих объятиях и прижал к груди.
Она была настоящей.
С ней все в порядке.
Моя рука поднялась по ее спине и остановилась на затылке, зарывшись в ее влажные волосы. Я уткнулся головой ей в плечо и вдохнул ее запах.
– Томас, я начинаю промокать насквозь!
Упс.
Я потянул ее в дом, поцеловал в лоб и сказал подождать, пока сбегаю наверх за полотенцами. Аккуратно вытер ей руки, а затем лицо и волосы. Снова сбегал наверх и прихватил чистую джерси, спортивные брюки, которые были мне слишком малы, и пару сухих носков. Принес это все, после чего закинул влажные полотенца в прачечную, чтобы постирать их. Как только начался режим стирки, я поспешил назад к Николь. Осознал, что после моего обтирания волосы у нее торчали во все стороны, поэтому снова побежал наверх в свою ванную за расческой.