Офсайд
Шрифт:
Я ничего не понял и позволил себе погрузиться в темноту. Здесь было прохладно и безопасно.
Я открыл глаза, моргая.
Рот и горло горели от охренительной сухости.
Даже в темноте я видел стерильные, белые стены и мягкий интерьер больничной палаты. Слева от аппарата доносился тихий, постоянный писк.
Я лежал на спине и мышцы ныли. Я ненавидел лежать на спине – всегда устраивался либо на каком-нибудь боку или на животе. Хотел повернуться на бок, но у меня не было энергии.
Мне удалось повернуть голову на другую сторону и увидеть маленький прикроватный столик с вазой увядших цветов и стопкой поздравительных открыток. Окно закрывали длинные вертикальные жалюзи, но на улице явно было темно. Единственным источником света в комнате была маленькая, тусклая настольная лампа в дальнем углу, рядом с креслом для отдыхающих.
Больше никого в палате не было.
На приставном столике стояла чашка с водой, и я попытался поднять руку, чтобы дотянуться до нее, но сил не было. Рука дернулась, и я сжал пальцы в кулак, но даже это меня совершенно истощило.
Мое внимание привлек шум, доносящийся перед палатой, дверь открылась, явив миниатюрную женщину в больничном халате с разноцветными кругами. Она подошла сбоку кровати, проверила капельницу и опустила взгляд на меня.
– Томас?
Я облизал губы и попытался ответить, но из горла вырвался лишь странный каркающий звук. Она потянулась за чашкой воды и поднесла соломинку к моим губам. Стоило мне сделать пару болезненных глотков, как она снова убрала ее.
– Теперь можешь говорить? – мягко спросила она.
– Да, – удалось выдавить мне.
– Я схожу за доктором, ладно?
– Конечно.
Голова была немного затуманена. Мне хотелось еще воды, но в тоже время желудок похоже немного взбунтовался из-за попадания в него жидкости. Пару минут спустя в палату вошел парень в лабораторном халате с планшетом в руке и устроился на передвижном стуле рядом с кроватью. Он придвинулся ко мне поближе и сказал, что его зовут доктор Питер Винчестер.
– Ты знаешь, как сюда попал, Томас?
В голове пронеслись вспышки того, как темный Бьюик заносит на льду.
– Сбила машина, – ответил я. – Николь? Николь Скай?
– Она в порядке, – сказал доктор Винчестер. – Несколько порезов и царапин, но ничего серьезного. Она уже полностью поправилась.
– Где она?
– Сейчас два часа ночи среды, Томас, – ответил он. – Вероятнее всего она дома, спит.
Я кивнул, радуясь, что она не в больнице, все-таки травмированная или еще что-нибудь. Затем один вопрос стал действительно охренительно важным.
– Как давно? – спросил я. Произносить больше пары слов за раз было довольно затруднительно.
Доктор обернулся на медсестру, прежде чем вновь устремить на меня свой взор.
– Какую последнюю дату ты помнишь?
– Эм… тридцатое января? – предположил я.
Винчестер некоторое время смотрел на меня.
– Сейчас четырнадцатое
На мгновение меня охватила паника.
– Год тот же? – спросил я.
– Тот же.
Я немного расслабился, пытаясь переварить услышанное. Это было порядка… шести недель. Шесть недель совершенно без сознания. Шесть недель лежа в кровати, совершенно не пользуясь мышцами.
– Я не особо могу двигаться, – сказал я, подняв на него взгляд.
Он кивнул.
– Твое тело бездействовало некоторое время после серьезной травмы. Ты чуть не скончался на месте, и один раз мы потеряли тебя на операционном столе. Нам пришлось ввести тебя в искусственную кому, позволившую контролировать твое тело достаточно долго, чтобы успеть тебя залатать.
– Я сломал много костей? – спросил я, задумавшись о своих ногах, потому что явно не очень хорошо их ощущал.
– Думаю, нам стоит дождаться твоего отца, – сказал врач и потрепал меня по ноге, отчего казалось по ней побежали мурашки. Казалось, повсюду бегали мурашки, будто мое тело затекло.
Думаю, так и было.
– Он уже едет.
Даже сквозь туман в моей голове, я чувствовал, что эта встреча будет не из приятных. Я пока не знал масштабы повреждений, но дела явно обстояли хреново и это точно означало, что я не буду играть в футбол в следующем сезоне. Я стиснул зубы. Мне было плевать на то, что он скажет – Николь была в порядке и это важнее…
– Томас?
Я проснулся от того, что кто-то толкал мою руку. Сам не понял, как задремал. Дергал меня доктор Винчестер, но и папа был тут – стоял по другую сторону кровати.
– Ты можешь говорить, сын? – спросил он.
– Да, – сказал я и попытался прочистить горло. – Вроде как.
– Твои голосовые связки не использовались некоторое время, – сказал доктор Винчестер. – Им потребуется какое-то время, чтобы снова нормально функционировать.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил папа с тем беспокойством в глазах, которое должно быть у родителя. Его рука потянулась к моей голове, он склонился и посветил мне в глаза своим маленьким фонариком.
– Странно, – ответил я, сам не зная точно, как себя чувствовал.
– Ты довольно сильно пострадал, – сказал он мне. – Считаю, мне повезло, что вообще могу с тобой говорить. На какое-то мгновение…
Его голос осекся, и он вздохнул.
– Что со мной? – спросил я, но на меня напал приступ кашля, и доктор подал мне воды, чтобы выпить. Желудок свело, пока жидкость стекала по моему горлу.
Они оба переглянулись, после чего папа подкатил еще один передвижной стул и сел поближе ко мне. Доктор Винчестер стал перечислять все мои травмы.
– Удар от столкновения пришелся на твои плечи и спину, – начал он. – У днища машины был острый край, который разрезал твой левый бок. Были повреждены почка и селезенка и задето легкое. Пришлось удалить тебе левую почку, как и часть селезенки. Левая лопатка была раздроблена, таз треснул, правая рука сломана и была небольшая травма на пояснице. Твой позвоночник подвергся большой нагрузке от удара.