Офсайд
Шрифт:
– Дерьмово.
Доктор Винчестер усмехнулся, но глаза папы сузились от моего комментария.
– Да, – доктор продолжил, дав мне еще немного воды, – ты был в довольно плохом состоянии.
– А как сейчас? – спросил я, гадая, насколько улучшилось мое состояние спустя шесть недель.
– Кости срослись, – сказал он, – за исключением левой лопатки, которую пришлось заменить. На боку у тебя будет неприятный шрам, но учитывая обстоятельства, думаю, тебе стоит носить его с гордостью.
Я вопросительно
– С учетом всех аспектов аварии, ты безусловно спас жизнь дочурки Ская.
Я почувствовал, как мои губы слегка приподнялись в улыбке.
Глаза отца снова сощурились.
Доктор Винчестер с минуту просматривал свой планшет, а затем вновь обратился ко мне:
– Однако, я бы хотел немного поговорить о твоих ногах.
Я почувствовал озноб, а мышцы плеч напряглись.
– На правой ноге тоже скверный порез, – сказал он, – хотя не такой ужасный как на спине. Ты потерял много крови, но травма позвоночника беспокоит больше всего.
– Он будет в порядке, – вклинился мой папа. – Он крепкий.
– Ты не можешь знать этого заранее, Лу.
Им не было нужды говорить это – я уже понял.
– Я не смогу ходить, да?
– Ты будешь в порядке, – повторил папа.
– Томас, в данный момент это сложно сказать. Мне бы хотелось провести сначала кое-какие тесты и посмотреть, как ты на них реагируешь сейчас, выйдя из комы. Не имея этих результатов, сложно что-либо утверждать, но будет тяжело. С помощью интенсивной физиотерапии, когда-нибудь ты, может, снова пойдешь.
Когда-нибудь.
Что на хрен это значит?
– Сколько времени это займет?
– Я хочу провести кое-какие тесты…
– Сколько? – вновь спросил я, чуть повысив голос.
Взгляд доктора смягчился, и он стиснул губы.
– Это займет как минимум год, – наконец ответил он. – Возможно, восемнадцать месяцев, если ты сильно постараешься, и не будет никаких необратимых повреждений. Даже в этом случае может статься, что ты так никогда и не восстановишься полностью.
– Что на счет футбола? – спросил я, глянув на папу. Он посмотрел на доктора Винчестера, тот в свою очередь посмотрел на него, глубоко вздохнул и повернулся ко мне.
– Томас, скорее всего ты больше никогда не сможешь играть в футбол.
Желудок екнул, исторгнув то малое количество воды, что я принял. Спину прострелила боль, когда я попытался согнуться, чтобы сплюнуть воду. И папа, и доктор придержали меня с одной стороны, на помощь им пришла и медсестра.
И все же я спас Румпель.
Это по-прежнему того стоило.
Но что у меня есть теперь? Лишившись единственного, что долгие годы имело значения в моей жизни, с чем я остался?
Папа закрыл дверь в палату, когда доктор Винчестер
Папа некоторое время стоял у двери, упершись рукой в раму и прислонившись к ней, после чего протяжно выдохнув, развернулся и посмотрел на меня.
Ладно, вперился взглядом, если сказать точнее.
Ну вот, начинается.
– Я всегда думал, что ты идиот, – мрачно сказал он. – Но никогда не осознавал, каким большим идиотом ты на самом деле являешься.
Он медленно подошел сбоку кровати, я попытался отодвинуться, хотя и не знал, куда собирался деться. Едва ли я вообще мог двигаться и почувствовал, как во мне поднимается странная паника.
Я вообще не мог двигать ногами, а руками лишь немного. Стоило слегка передвинуть руку – совсем чуть-чуть – я почувствовал, как устали все мышцы от плеча и до запястья.
Я оказался в ловушке.
– Ты хоть понимаешь, что наделал? – его голос по-прежнему был мягким и тихим, я оглянулся на дверь, гадая как далеко от моей палаты находится ночная медсестра. – Ты, возможно, проебал всю свою оставшуюся жизнь за один глупый, бессмысленный поступок.
– Не бессмысленный, – услышал я свой шепот и тут же пожалел, что произнес это вслух.
– Что? – огрызнулся он. – Что ты сказал?
– Ничего, – пробормотал я.
– Не бессмысленный, говоришь? – в его голосе явно слышалось презрение. – Ты чуть не умер, Томас! Пройдет еще по меньшей мере два сезона, прежде чем ты снова сможешь играть! И ради чего, а? Из-за какой-то юбки?
Еще два сезона?
– Я думал, доктор сказал…
– Этот мудак сам не знает, о чем говорит! – махнул рукой папа в сторону двери. – Ты будешь снова играть, тебе лишь надо перестать быть киской и встать с этой чертовой кровати как можно быстрее. Хватит спать, ты меня слышишь?
Я посмотрел на него, а затем вниз на одеяло, прикрывавшее мои ноги. Попытался увлажнить губы, но язык был слишком сухим, и у меня опять начался кашель. Стоило мне его унять, как я попытался передвинуть ноги так же, как проделал это с руками.
Ничего.
Они не болели, в них не ощущалось напряжения или утомления. Я просто не мог ими пошевелить.
– Папа, – прошептал я, вновь подняв на него взгляд. Паника накатила снова. – Я не могу ими пошевелить, пап. Они просто… не двигаются.
Сердце начало колотиться сильнее, о чем свидетельствовал и усилившийся писк монитора сбоку от меня. Легкие расширялись и сокращались вновь и вновь, казалось я совершенно не мог их успокоить. Я напрягся, пытаясь совсем немного сдвинуть ногу, но ничего не происходило.