Оглашению не подлежит
Шрифт:
– У нас есть связь с бароном Врангелем в Софии, – ответил есаул.
– Барон Врангель? Вы считаете его фигурой?
– Но за ним иностранцы.
– Ну, вот это другое дело. – Борис встал и сделал несколько шагов по комнате. – Да, конечно, я понимаю, что мои единоличные действия тщетны. Ну, вот я помог вам, может быть, мне удастся спасти Жоржа Попова, но Россия, Россия…
Филатов подошел к нему.
– У вас нет другого пути, поймите. Кроме того, я уже столько открыл вам, что…
– Пугаете? – Бахарев резко обернулся.
–
– Ну хорошо, а в чем заключается задание?
Филатов облегченно вздохнул.
– Завтра нам нужно будет выехать в станицу Гниловскую для установления связи с отрядом хорунжего Говорухина. Лошадей нам обеспечат. Вы согласны?
– А если там вас опять кто-нибудь узнает? – спросил Борис.
– Ну, это не Кубань, – криво усмехнулся есаул, – там у Говорухина полторы тысячи сабель… Итак?
– Ладно, – вздохнул Бахарев.
Филатов вскоре ушел, а Борис принялся за письмо. Уже совсем поздно вечером Вера появилась около палатки Кости на базаре, а ночью у Николаева состоялось экстренное совещание.
– Князь? – задумчиво сказал Федор Михайлович. – А ведь я кое-что слышал.
Совещание затянулось надолго. И только под конец Зявкин вспомнил:
– Семен Михайлович Буденный – вот кто говорил мне. Князь Ухтомский!
11. Шутить изволите, господин поручик!
Борис прекрасно понимал, что филатовское начальство неспроста поручило им поездку в станицу. В этом, без сомнения, кроется какая-то опасность. Там белогвардейское подполье хозяин.
В станицу Гниловскую они приехали на парной пролетке, которую добыл где-то сам есаул. Около станицы на дороге их остановила группа казаков. Потребовали документы. Есаул охотно предъявил их и назвал пароль: “Тридцать девять”. “Тридцать четыре”, – последовал ответ.
Старший разъезда, мельком просмотрев бумаги, скомандовал:
– Выходьте, господа, из пролетки, дальше пешком дойдете.
– Приказываю доставить нас к хорунжему Говорухину, – сказал есаул.
– Куда надо – туда доставим, – сухо ответил казак.
По пустынной в этот поздний утренний час станичной улице казаки провели их к большой хате, стоявшей несколько на отшибе. В сенях толпилось еще несколько человек, кто-то грубо подтолкнул приезжих к двери.
Борис шагнул за порог. Первое, что он увидел, был большой портрет Карла Маркса на стене. Под ним, положив на стол могучие руки, сидел краснолицый человек в расстегнутой гимнастерке, открывавшей волосатую грудь. По описанию Филатова Борис понял: вот этот – Говорухин. Рядом с ним у стола стоял щуплый человечек с тонкими чертами лица, в кожаной тужурке. На столе перед ним лежал маузер и фуражка с красной звездой.
– Здорово, гости дорогие, – сказал Говорухин, вставая из-за стола. – Иван Егорович! Рад вас приветствовать!
Он пошел навстречу Филатову. Борис быстро взглянул на есаула, тот был совершенно обескуражен.
– Слава богу, добрались благополучно? – спросил хорунжий.
– Что… что это за маскарад? – выдавил, наконец, есаул.
– Зачем маскарад? – сказал Говорухин. – Я теперь, дорогой мой, начальник волостной милиции, перешел на сторону Советской власти. Представьте себе, сначала, когда пришло сообщение о вашем прибытии, мы решили было вас арестовать, а потом вот приехал сотрудник из Екатеринодарского чека, – Говорухин указал на человека, стоявшего у стола, – и псе выяснилось! Рад сердечно!
“Провоцируют, сволочи”, – мелькнуло у Бориса. Быстро смерив глазами комнату, он толкнул есаула вперед на Говорухина и в один прыжок вскочил на невысокий подоконник.
– Ни с места! – крикнул он, выхватывая из кармана гранату.
Сзади, из-за окна, его кто-то ударил по голове…… Он пришел в себя в той же комнате. Над ним склонилось незнакомое лицо.
– Пришли в себя, господин корнет? Я же говорил, черт побери, что это добром не кончится.
Борис попытался приподняться. Его лицо и гимнастерка были мокры, видно, кто-то плеснул на него водой.
– Да вы не волнуйтесь, все, слава богу, кончилось, я – поручик Милашевский из Ростова. Мы, конечно, сами немного виноваты, но… Словом, все обошлось.
– Что обошлось? – спросил Борис.
– Ну, эта проверка.
– Какая, к черту, проверка, где есаул? – Борис пощупал рукой затылок.
В комнату вошел Филатов, а за ним, расплываясь в улыбке, Говорухин.
– Ну, Бахарев, живой! – сказал Филатов. – Представь себе, эти мудрецы задумали устроить нам проверку. Ей-богу, жаль, что ты не успел бросить гранату!
Оказалось, что еще накануне полковник Беленков, посоветовавшись с Новохатко, послал в станицу поручика Милашевского. Этот двадцатипятилетний деникинский офицер состоял адъютантом подпольного штаба ОРА. Полковник поручил ему любым способом убедиться в том, не завербован ли Филатов чекистами.
Свой выбор Беленков остановил на Милашевском именно потому, что Филатов не знал его в лицо.
– Возьмем их на испуг, – предложил он.
Когда стоявшему за окном казаку удалось оглушить Бахарева, за пистолет схватился Филатов, и двое казаков едва справились с ним. Теперь Милашевский и Говорухин чувствовали, что перехватили через край. А есаул был полон негодования.
– Вы отсиживаетесь в Ростове, на квартире, – кричал он на Милашевского, – в то время, когда я, уже приговоренный к смертной казни, делаю основную работу! И вы берете на себя смелость не доверять нам? Я уверен, что его превосходительство не знает о ваших выходках.
Борис заметил на лице Милашевского неподдельный испуг. “А парень-то трусоват”, – и решил добавить масла в огонь:
– Вы мне говорили, Иван Егорович, что мне предстоит иметь дело с серьезными людьми.
Есаул бушевал до тех пор, пока Борис, заметив, что и Говорухин начинает приходить в ярость, решил замять дело.