Оглашению не подлежит
Шрифт:
Филатов был возмущен до крайности.
– Это низость! В то время, когда все мы ежеминутно рискуем головой, они думают о корысти. Никакого суда они не достойны. Я сам их убью!
– Ну зачем же вам рисковать? – Новохатко спокойно налил себе чаю. – Я уже сговорился, как это сделать. Все будет тихо и аккуратно.
– С кем же это вы сговорились?
– Да с вашим корнетом, не возражаете?
14. По русскому обычаю
Балканское полуденное солнце жгло нестерпимо. Виллу бывшего царского посланника в Софии с недавних пор сделал своей резиденцией Врангель. Из-за жары барон, принявший уже с утра в садовой беседке
В ожидании его Врангель прошелся по затененной дорожке, усыпанной галькой, привезенной с морского побережья. Недавно ее полили, и она сохраняла тонкий, едва уловимый аромат моря, мешавшийся с пряным запахом лавра. Это сочетание снова напомнило барону Крым, горячие дн;; прошлого лета. Прорыв на Украину, который тогда казался началом победы. Да, это было ровно год назад. Всего год! А кажется, вечность! Барон был под впечатлением последнего визита. Только что у него был уверенный в себе и напористый господин по фамилии Цанков, глава какой-то новой политической группы, названия которой Врангель как следует не запомнил. Он усвоил только одно: господину Цанкову очень не нравится нынешнее болгарское правительство Александра Стамболийского. Не нравится по многим причинам, но прежде всего своими демократическими реформами.
– А вам известно, барон, что думает Стамболийский о событиях в России? “Тот, кто любит русский народ, не будет сожалеть о падении царизма!” Я уверен, – продолжал Цанков, – что в ближайшие месяцы Стамболийский сговорится с большевиками. Вы понимаете?
Это Врангель понимал. Он чувствовал, что новое правительство под давлением народного мнения все более неприязненно смотрит на врангелевское воинство, расположившееся в Болгарии, как у себя дома. Многие симптомы говорили о том, что пора уходить, пока не попросили.
– Скажите, барон, – вкрадчиво говорил Цанков, – могу ли я рассчитывать, что русская армия, оказавшаяся ныне волею судеб на нашей дружественной земле, в случае возникновения каких-либо внутренних трений будет на стороне людей, стремящихся к истинному благополучию?
Барон применил свой обычный козырь.
– Я солдат, и не мое дело политика, – сказал он.
– Вы скромны, генерал, я знаю вас и как политика, – ответил Цанков. – И смею вас заверить, наши политические платформы весьма близки. Сильная единая рука должна править государством. Не так ли? Единственно, что в ответ мы могли бы гарантировать вам некоторую финансовую поддержку.
Это, конечно, меняло дело. И все же ответа он сразу не дал. Нужно было выяснить, как отнесутся к этому французы и англичане, да и проверить, какие финансы за этим Цанковым.
– Надеюсь, – заговорил, наконец, Врангель, – что все инструкции специального характера вами уже получены. Я пригласил вас для того, чтобы сообщить вам лично некоторые сведения политического характера.
Барон снова выдержал паузу.
– Итак, вам предстоит встретиться с руководителями наших штабов в России князем Ухтомским в Ростове, генералом Пржевальским на Кубани. Вы должны посетить генерала Шиты Истамулова в Дагестане и Ганукомуллу в Чечне. В разговорах с ними и с их офицерами вам необходимо наметить те задачи, которые встанут перед ними после высадки десанта. Мы не планируем немедленного похода на Москву или хотя бы на север. Наша задача – закрепиться на любом участке нашей многострадальной родины. И тем создать предпосылку для ее полного освобождения.
Барон встал.
– Успех этого дела во всем зависит от предварительной подготовки. Каждый коммунист, комиссар должен быть на строжайшем учете заранее. Не дать никому уйти. Вот в чем задача. В первую же ночь десанта все большевики в Ростове должны быть на фонарях! И никаких пятых, десятых – все, кто способен оказать нам сопротивление! И это будет, будет в конце июля! – хриплый голос Врангеля прозвучал внушительно.
– Я могу сослаться на этот срок? – спросил Васильковский.
– Только самым доверенным людям.
Барон нажал кнопку звонка. В комнату вошел слуга-болгарин, неся на маленьком подносе серебряные чарки.
– Итак, господа, по русскому обычаю – за успех вашей миссии, полковник, – сказал Врангель. – Правда, водка пока болгарская, но не беда, скоро выпьем и русской.
Все взяли по чарке.
Единым духом опрокинув водку в широко открытый рот, Врангель провел белой ладонью по усам.
– А вы где служили, полковник?
– В штабе его превосходительства покойного генерала Май-Маевского.
– Царство ему небесное, – сказал, крестясь, Врангель, – бог ему судья! Прекрасный был воин и полководец. Если бы не эта его слабость, – барон постучал длинным полированным ногтем по серебряной чарке, – возможно, поход на Москву завершился бы по-иному.
Нолькен хитро взглянул на барона, словно хотел сказать: “Ну конечно, теперь пьяница Май-Маевский виноват! А как сами вы, ваше сиятельство, удирали из-под Царицына?”
– Я попрошу вас, полковник, – продолжал Врангель, – передать мой личный привет князю Ухтомскому. Скажите Константину Эрастовичу, что по вполне понятным ему причинам мы нигде, даже в переговорах с союзниками, не называли его имени. Но узкий круг знает о его неоценимой деятельности, и, безусловно, в правительстве нового русского государства он займет достойное место. И еще одно. Предупредите князя, что к англичанам, по моим сведениям, откуда-то, помимо нас, проникают сведения о действительном положении дел в ростовской организации. Это может нам повредить. Они и так не особенно верят в силы нашего подполья. Хорошо бы выяснить источник.
– Слушаюсь, – кратко ответил Васильковский.
– А теперь, господа, – закончил Врангель, – сядем и помолчим перед дорогой. По русскому обычаю.
15. Старые знакомые
В небольшой комнате домика на окраине города окна были снаружи закрыты деревянными ставнями, а изнутри вдобавок еще занавешены старыми одеялами. У письменного стола, освещенного керосиновой лампой – “молнией” с абажуром из красной меди, сидел старик с коротко подстриженной щеткой седых волос. Он писал, изредка останавливаясь и вздергивая вверх голову, отчего ярко вспыхивали стекла пенсне на тонком орлином носу старика. Из передней послышался стук в дверь. Старик не торопясь взял недописанный лист и, открыв в толстой верхней доске стола потайную дверку, спрятал его.
– Степан, – позвал он сильным, с хрипотцой голосом. В приоткрытую дверь всунулась усатая физиономия. – Пойди посмотри, кто там.
В передней послышалась какая-то возня, приглушенный голос. Старик встал, обнаружив высокий рост, и легко шагнул к стоявшей в той же комнате кровати. Он выхватил из-под подушки вороненый маузер и, сунув его под пиджак, сел на постель. В тот же самый момент дверь открылась, и в ней возник полковник Беленков. Он едва стоял на ногах, одежда на нем была изорвана и испачкана землей.