Огненная арена
Шрифт:
— Я потом тебе все расскажу о Москве, Ариль, — сказал он.
— Ты думаешь, мне так интересно знать, о чем ты беседовал со своей москвичкой? — ответила с усмешкой Аризель.
— Ариль, в Москве я все время думал о тебе,
— Обо мне думал, а встречался с ней? — Но необходимо было встретиться.
— И где же ты встречался с ней, Ванечка?
— Не встречался, а встретился только один раз. Мы совершили прогулку на пароходе по Москва-реке.
— Ничего себе — встреча! — воскликнула девушка.
— Ну ладно, Ариль, ты просто немножко не в духе. Принести тебе пирожное? В буфете
— Ладно уж, не подлизывайся.
— Аризель, я люблю тебя, — шепнул он ей на ухо. — Хочешь я принесу покера и выпьем вместе, прямо из горлышка.
— Хочу…
Он встал и пошел к выходу. Спускаясь под трибуну, увидел на левой стороне Ратха. Джигит сидел с туркменскими парнями и уныло смотрел на поле. Нестеров поднял руку, но Ратх не заметил его.
Ратх был в жокейских брюках и сапогах. Атласную куртку и белый тельпек он снял в раздевалке. Надел обыкновенную, белую в полоску рубашку и соломенную шляпу, которую всегда носил в жару, вместо тельпека.
Как только джигит появился среди парней, они тотчас забросали его недоуменными вопросами:
— Разве ты сегодня не участвуешь, Ратх?
— Нет…
— Почему, Ратх? Ведь ты час назад проезжал Каракуша и все считали, что во втором заезде победителем станешь ты!
— Разве не видите, кто сидит на трибуне! — отвечал Ратх. — Черкезхан и отец там, вместе с генералом. Это они запретили. Пришел начальник конюшни, говорит: «Ратх Каюмов, вместо тебя сегодня участвует в заезде Тойли, такова воля вашего родителя и старшего брата».
— Вах, пропади моя голова! — возмутился один из сидящих. — До каких же пор отец будет гневаться на тебя? Подумаешь, нес венки и гроб христианина? Отец твой с русскими из одной чашки шурпу, плов ест — его же никто за это не преследует!
— Христианин — полбеды, — сказал Ратх, — Революционеров они боятся. За них преследуют. Отец — сердар, Черкезхан — офицер, а младший брат его, видите ли, с босяками в толпе пошел, да еще их гроб нес.
Парни замолчали, потому что говорить о таких сложных понятиях, как революционное движение, никто из них не посмел. Только один робко, вполголоса, заключил:
— Ай, сам шайтан не разберется в русских порядках. Но я думаю, если русские босяки начали требовать богатство у своих хозяев, значит и дехкане доберутся до своих баев.
— Хоз, дурачок, придержи длинный язык! — тотчас вмешался один из сыновей ишана, сидевший сбоку.
— Ай, чего молчать… Бедный с бедным, богатый с богатым. Мусульманин он или христианин — не имеет значения.
Высказавшись, парни принялись наблюдать за ходом скачек. Очередная восьмерка скакунов уже про» скакала полкруга и приближалась к зрителям. Ратх, прикрыв глаза полями шляпы, тоже стал смотреть на всадников. Но разговор об отце и брате и то, как они бесчеловечно обошлись с ним сегодня, отстранив от состязаний, вывели его из равновесия. Да что там сегодня? А тогда, когда вернулся он с похорон? Черкез первым подскочил к нему и с силой ударил по шее. Ратх не устоял на ногах. А когда поднялся и бросился на Черкеза, тут выскочил с ружьем отец, и, ругаясь, выстрелил. Если б не Нартач-ханым, может быть уже и не было бы на свете Ратха. Заряд попал в землю. Оглушенный и перепуганный, Ратх бросился к воротам, а Каюм-сердар прокричал ему вслед: «Убирайся вон, мужицкий выкормыш, чтобы ноги твоей не было в моем доме!» С тех пор прошло почти три месяца, и Ратх ни разу не заглянул в родной дом. Жил он здесь, на конюшне, вместе с конюхом Никифором. Иногда ночевал у Романчи. Но сейчас клоуна в Асхабаде не было, уехал на лето в Ростов, и Ратх спал на сеновале или на топчане, что стоял возле конюшни. Обо всем, что творилось в родном доме, ему рассказывал Аман, с которым он виделся чуть ли не каждый день. Аман же приносил ему пищу. А вообще-то Ратх с Никифором готовили сами обед. Аман в скачках сегодня тоже не участвовал, но по другой причине. Еще неделю назад он отправился в Джунейд к чабанам, а на самом деле навестить Галию. Вспомнив об отъезде брата, Ратх тотчас подумал о Тамаре. В день, когда Аман собирался в пески, Ратх попросил: «Аман, будешь у чабанов, возьми у них три каракульских шкурки». — «Зачем тебе?»— «Я подарю Тамаре». Аман внимательно посмотрел на него и сказал: «Да ты, как я вижу, любишь ее крепко. Ладно, привезу. Но я на твоем месте умыкнул бы ее». — «Брось, Аман, зто тебе не Галия!» — На том братья и распрощались.
Мысли о Тамаре не давали Ратху покоя: почему она так долго не возвращается из Кизыл-Арвата? Обещала вернуться в сентябре, а шел уже октябрь…
После шестого старта генерал и его приближенные удалились с трибуны. В кресло Уссаковского сел начальник уезда Куколь-Яснопольский, а место губернаторского гостя занял Каюм-сердар. Скачки продолжались. Было еще несколько заездов. Но вот и последний подошел к концу. Начальник уезда вручил приз победителю, оркестр сыграл марш и публика рекой потекла к воротам.
Ратх, стоя на скамье и поджидая пока схлынет толпа, вдруг увидел Нестерова. В сером костюме и соломенной шляпе, он шел под руку с Аризель. За ними — Ксения, Арам и Андрюша. Ратх побежал по скамейке, затем спрыгнул наземь и, пробиваясь сквозь толпу, догнал их у самых ворот.
— Иван Николаевич! — окликнул он. Нестеров оглянулся.
— А, вот ты где! А я тебя потерял из виду. Ну, здравствуй.
— С приездом, Иван Николаевич, — сказал Ратх и подал всем руку.
Тихонько пошли к обочине, где стояли фаэтоны и один дилижанс.
— Почему не участвовал в скачках? — спросил Нестеров. — Что-то не слышал твоей фамилии.
— Ай, поругался со своими, — махнул рукой.
— Что ж, если поругался, то и на коня обиделся? Или седло тесным стало?
— Двор тесным стал. Отец прогнал со двора… За то, что был на похоронах Людвига.
— Боже правый, — возмутилась Ксения. — Ему-то что плохого сделал Людвиг?
— Ему-то и сделал, — сказал Нестеров. — Разве ты забыла, Ксана, что отец джигита — аульный арчин.
— Ах, да…
— Сегодня арчин — завтра царский полковник, — добавил Асриянц.
Аризель с сожалением посмотрела на Ратха и перевела взгляд на Нестерова:
— Ванечка, но где же он живет, если его прогнали из дому?
— Законный вопрос, — согласился Нестеров. — Есть у тебя квартира, Ратх? Где ночуешь?
— Здесь, на конюшне, — отозвался он.