Огненная кровь. Том 1
Шрифт:
Если бы она сделала это раньше!
Но ложь Альберта за столом, и вся рассказанная им история, которую все слышали, и её ложь в ответ, и слова Себастьяна о том, что девушки в чане специально танцуют, чтобы соблазнять мужчин — всё это, наслоившись друг на друга, запутало её окончательно.
И она так некстати, вдруг вспомнила взгляд Альберта и его слова, сказанные за обедом почти обречённо: «…она разбила мне сердце».
От этого воспоминания она смутилась и опустила глаза, разглядывая золотую кайму на фужерах с вином, и почувствовала,
А слова Себастьяна — «он совершенно не умеет проигрывать», довершали всё горьким осадком.
Какая же она лгунья! Себастьян открывает ей своё сердце, а она думает… о чём она только думает! Как же тогда получится между ними полное доверие, если их семейная жизнь уже начинается с обмана! Она как-то должна набраться храбрости и рассказать ему. Прямо сейчас, пока всё ещё не зашло слишком далеко…
Но она не смогла. Не нашла правильных слов и так и не решилась.
И волшебное тепло от его руки угасло, превратившись просто в прикосновение.
— Расскажи мне об Эддаре, — попросила Иррис, чтобы уйти от мучительной темы доверия.
Себастьян рассказывал увлечённо, он вообще оказался хорошим рассказчиком. Отсюда с вершины скалы город лежал, как на ладони. Иррис узнала о больших волнах, которые иногда приходят в бухту в дни, когда гневается морской Бог, об устричных садах, о кораблях, которые стоят в порту, и большом рыбном рынке, о каменоломнях и акведуках, о призраках, которые бродят по ним, и о Грозовой горе. О виноградниках, которые прекрасно растут на этом чёрном песке, и то, какое изумительное получается вино из этого винограда, о лошадях эддарской породы, о ветрах, приходящих через море из ашуманских пустынь…
Она задавала вопросы, и он охотно отвечал. Они взяли два пледа, вышли из беседки и, постелив их прямо на чёрную крошку вулканического пепла, сели недалеко от края скалы, откуда было видно безбрежную морскую гладь. Солнце пригревало, но лёгкий ветерок с моря не давал теплу перерасти в зной, а внизу, у подножья скалы, волны шептались друг с другом, играя галькой и успокаивая. Иррис откинулась на плед и посмотрела в небо — тончайшие кружева облаков плыли где-то далеко, и чайки парили над ними, и, если бы все её дни проходили в таком же умиротворении, как сейчас, она была бы просто счастлива.
Себастьян лёг рядом, заложив руки под голову и продолжая свой рассказ…
— …и в такие дни закат становится розовым, — голос его дрогнул, — совсем, как твои губы…
Он рывком приподнялся на локте и внезапно склонился над ней, опустив вторую руку на песок за её плечом, так, что встать она уже не могла. И внезапно его лицо оказалось совсем близко…
— Сегодня утром ты ускакала от меня, и я не смог тебя догнать, — прошептал он глядя ей в глаза.
— Ты… жульничал, — голос её сорвался.
— Да… жульничал… потому что очень хотел поцеловать тебя…
Он коснулся её губ медленно и нежно, словно спрашивая разрешения… и затем снова, уже смелее, но в то же время неторопливо, дразня и заставляя податься навстречу. Иррис судорожно вдохнула, закрыла глаза, чувствуя, как пьянит её это прикосновение, и губы сами разомкнулись в ответ. Голова закружилась,
Никогда она не чувствовала такого от прикосновений Эрхарда, и даже не знала, что так можно чувствовать…
Хотеть этих поцелуев, ловить дыхание и тянуться к ним. Рука Себастьяна скользнула по плечу, по груди вниз и, подхватив её за талию, привлекла к себе. И её руки в ответ сами обняли его шею, забрались под воротник рубашки, впитывая пальцами жар его кожи…
Это было головокружительно и приятно, и внутри всё сжималось сладко, и останавливаться не хотелось…
Она подалась навстречу, прижалась к нему, и его губы скользнули вниз, по щекам, по шее, прижались обжигающе к ямке на горле, а её пальцы запутались в его волосах…
И, кажется, она впервые поняла, что означает выражение «потерять голову»…
Но Себастьян вдруг отстранился, и, посмотрев на него, Иррис увидела, как светятся его глаза, как он усилием воли гасит своё желание, пытаясь унять жар и успокоить дыхание…
— Мы не должны торопиться, — произнёс он хрипло, отодвинувшись немного и сплетя пальцы, — Гасьярд сказал, это может быть опасно, нам нужно контролировать себя, чтобы не случилось всплеска, нужно… привыкать к этому постепенно… хотя это и очень трудно — остановиться.
Иррис только и смогла, что смущённо кивнуть в ответ.
***
Вернулись домой уже ближе к вечеру.
Осмотрели город и горячие источники, травертиновые террасы, похожие на застывшие в камне облака, пещеры с розовыми стенами и колоннами сталактитов, и длинный глиняный обрыв, внутри которого гнездились тысячи наффирских стрижей.
— Символ нашего дома, — произнёс Себастьян, указывая на глиняную стену, испещрённую множеством птичьих норок.
Иррис запрокинула голову и долго смотрела, как маленькие чёрные птички срываются вниз с обрыва и молниеносно взмывают в небо. Казалось, их были тысячи и тысячи, и они летали стаями, стремительно меняя направление и сопровождая свой полёт тревожными криками.
В следующий раз Себастьян обещал показать ей обсерваторию и башню астролога с солнечными часами, висячие сады и водопады и свозить на самую высокую точку побережья, где построена каменная арфа ветров — подарок прайда Лучница, на которой ветер каждого направления играет свою неповторимую мелодию. Он сказал, что ей это понравится.
А ей уже нравилось.
Ей нравилось всё, о чём он рассказывал, и этот город, наполненный воздухом и солнцем, и Грозовая гора, возвышающаяся над ним, и даже эти тревожные неугомонны птицы. Иррис пришла к выводу, что Эддар — город очень красивый, полный чудес, и если бы не вчерашний обед и родственники Себастьяна, то она должна была бы благодарить Богов за то, что оказалась здесь. Поразмыслив немного над словами будущего мужа, она решила, что и в самом деле он прав — она потерпит, она будет мудрой и молчаливой, не станет перечить его сёстрам и постарается их избегать, во всяком случае, до поединка, а после него, как надеялся Себастьян, ему удастся сделать так, чтобы родственники успокоились.