Огненная кровь. Том 1
Шрифт:
Она вдохнула поглубже и ответила:
— Твой отец… Эфе Салавар, когда был в Мадвере, сказал мне сделать так. Велел ехать в Эддар как можно быстрее, нигде не останавливаться, и если кто-нибудь спросит, как меня зовут — назвать чужое имя. Он сказал, что у него много врагов, и, видимо, это было правдой, — она сорвала ещё один лист, — я так и сделала. А когда чудом осталась жива, и совершенно неожиданно, появились вы с Цинтой, я понимала, что Салавар был прав, и вы могли быть кем угодно, даже теми, кто стрелял в мою карету, и… поэтому я соврала. Рита
Последние слова она произнесла, глядя ему прямо в глаза. Он молчал и смотрел, крутил пряжку на шляпе, и лицо его было сосредоточенным и хмурым, а Иррис, чувствуя, как необходимость высказаться подкатывает к горлу, продолжила:
— …И я очень благодарна тебе, ты даже не представляешь насколько, за то, что ты дважды спас мне жизнь, там, на озере, и за… за вчерашнее. За то, что на этом ужасном обеде ты избавил меня от насмешек твоих родственников. И если бы я могла отблагодарить тебя хоть чем-нибудь, я бы сделала это. Но мне нечем тебя отблагодарить.
Она развела руками.
— Не стоит благодарности, — ответил Альберт совершенно серьёзно, — поверь, я много лет был на твоём месте и я на собственной шкуре знаю, что такое публичная порка со стороны моей родни.
— Да… Себастьян рассказывал мне о… ваших отношениях.
— Вот как? Хм. Ну, то, что связывает лошадь и кучера, сложно назвать отношениями. Но теперь это в прошлом. И я хотел… я пытался… вчера за обедом, извиниться за своё поведение на озере.
Иррис смутилась и почувствовала, как краснеет, но взгляд не отвела.
— Это был странный способ извиниться, больше походило на то, что ты хотел заставить меня сгореть со стыда.
— Согласен, я дурак, — он улыбнулся, — потому что это была уже вторая неудачная попытка.
— А когда была первая?
— Когда я наутро после праздника помчался в Фесс в надежде найти тебя, вломился в дом к купцу Миора, наговорил гадостей его дочери и собирался сжечь его дом. Спасибо, Цинта меня остановил. И вот… теперь я рад тому, что мы тут одни, и никто не помешает мне наконец-то сделать всё правильно.
И что-то было в его голосе, он стал тише и мягче, и будто обволакивал её, и в это мгновенье Иррис увидела огонь — снова между ними дрожало знойное марево, совсем как вчера за столом. Она невольно отступила на полшага, и это не ускользнуло от взгляда Альберта.
— Ты меня боишься? — спросил он как-то расстроенно.
— Да.
— Почему?
— Потому что… я не знаю, чего от тебя ожидать и это… меня пугает. И то, что ты делаешь…
— И что я делаю?
— Этот огонь… ты пытаешься… воздействовать на меня… и это нечестно!
— Что? Воздействовать? Каким это образом, позволь спросить?
— Вашей магией. Этим огнём ты пытаешься подавить мою волю.
Он посмотрел на неё как-то странно, словно не понимал, о чём вообще она
— Хм, — он почти оторвал пряжку от тульи, — я был неправ, признаю. Я повёл себя, как идиот, и я хотел бы, чтобы ты меня простила. Я обидел тебя, но поверь, это не со зла. Я думал… вернее, я наделся на то, что твой взгляд, тот танец… но раз я ошибся… Не казни того, кто раскаялся. И, если честно, я не совсем понимаю о какой магии ты говоришь…
Он делал паузы, подбирая слова, хотя обычно за словом в карман не лез, и Иррис показалось, что он взволнован, потому что пряжку он всё-таки оторвал и, зашвырнув её в кусты, добавил:
— …Так ты простишь меня? Учитывая, что мы теперь… будущие родственники.
Она не верила ни единому его слову. Он говорил одно, но глаза его смотрели так, что было понятно — он не раскаялся. И этот внимательный взгляд, и его руки, откручивающие пряжку на шляпе, от которых она не могла оторвать глаз, и голос… И огонь, которым он её касался, вызывая очень странные чувства, и он обманывал её насчёт магии, но…
Ноги у неё вдруг стали, как ватные, и ноздри затрепетали, ощущая, как где-то вдали над морем зарождается гроза, и внутри снова начинал вращаться вихрь…
Она отодвинулась ещё немного и произнесла поспешно, чтобы скорее уйти от скользкой темы:
— Хорошо. Забудем всё это, как недоразумение и… а, кстати, почему ты назвался другим именем? Ведь скажи ты настоящее своё имя — Драго, я бы всё тебе рассказала.
Альберт указал рукой на аллею и произнёс:
— Пройдёмся?
Они направились по дорожке в сторону оранжереи, которая высилась в дальней части парка и отсюда напоминала огромный перевёрнутый корабль из стекла. Альберт шёл медленно, нарочито медленно, словно собрался пройти эту короткую аллею только к утру.
— Я уехал в Скандру десять лет назад. И если Себастьян рассказывал, то ты знаешь, что мы не слишком-то ладили с отцом. Я хотел новой жизни, в которой ничто не должно было напоминать мне о нём. Даже имя. Я — бастард, и на это обстоятельство мне не ленились указывать каждый день, много лет. Надо ли говорить, что я ненавидел имя моего отца? Я взял себе другое, ему назло. Так что Альберт Гарэйл — имя настоящее, во всяком случае, я прожил с ним десять лет и нисколько о них не жалею.
— Как странно всё сложилось, — произнесла Иррис задумчиво.
— А ты не думала, что в том, что всё так сложилось, есть воля свыше?
— Воля Богов?
— Ну, согласись, представься мы настоящими именами, всё бы вышло иначе. Но вышло, как вышло. Возможно, в этом был какой-то тайный смысл, которого мы не знаем? — он усмехнулся.
— Богам хотелось, чтобы я ударила тебя по лицу, ты извинялся, а я испытывала неловкость? — усмехнулась она в ответ. — Сомневаюсь, чтобы Богам понадобилась нечто подобное!
— Тайный смысл в том, чтобы мы почувствовали то, что почувствовали, не зная, кто мы. И чтобы наши имена не стали этому преградой. Ведь узнай, кто мы на самом деле сразу, ничего бы этого не произошло.